|
На правах рекламы: • https://www.garmoniazhizni.com лайма полотенца для кухни вафельные. |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск пятый
К 150-летию венчания Ф.М. Достоевского в Сибири
Великие умы доходят равным образом и до великих пороков, и до великих добродетелей.
Клод Адриан Гельвеций
Виктор Вайнерман
ОМСКАЯ ГОЛГОФА, ИЛИ МОНОЛОГ ЭКС-ДИРЕКТОРА
Какая рука меня в черные списки включила?
Какой дирижер меня вывел из спетого хора?
Прощай! Надоело писать мне под скрежет точила,
Под виселиц скрип, да под явственный окрик затвора.
Олег Чертов
В ноябре 2006 года в Омске после капитальной реконструкции открылся Литературный музей имени Ф.М. Достоевского. В здании комендантов Омской крепости, где бывал Достоевский, произведен капитальный ремонт и создана новая экспозиция. Казалось бы, можно праздновать победу. Ведь необходимость заменить старую экспозицию, созданную в начале 1980-х годов, подтвердил губернатор Омской области Л.К. Полежаев еще в марте 1996 года, издав постановление №140–П «О реставрационных работах в Литературном музее». Собирались десять лет, зато всё сделали за четыре месяца… Появился ещё один повод говорить о торжестве руководящей воли, о своевременности принятых и воплощенных решений!
1
«От чистого истока в прекрасное далёко…»
Напомню, что Омский государственный литературный музей имени Ф.М. Достоевского открылся для посетителей 28 января 1983 года.
Омск – город литературный. С Омском связаны имена известных не только в России, но и далеко за ее пределами, писателей. Иннокентий Анненский и Леонид Мартынов, Александр Новоселов и Всеволод Иванов, Роберт Рождественский и Сергей Сартаков. Это только несколько имен. А если добавить к ним знаменитых во всей Сибири на рубеже XIX и XX веков Николая Ядринцева, Георгия Вяткина, Антона Сорокина, да известных сегодня поэтов Тимофея Белозерова, Аркадия Кутилова, Татьяну Четверикову, Владимира Макарова, прозаиков Ивана Токарева, Александра Плетнева, Михаила Малиновского, очеркистов Леонида Иванова и Петра Ребрина… и многих, многих других: молодых и уже маститых, авторов нескольких книг и всего лишь первых публикаций, – картина литературной жизни будет выглядеть весьма внушительно.
Омский литературный музей – явление в своем роде уникальное. Такой концентрированной нацеленности и сосредоточенности на духовной жизни, такого профессионального стремления выявить основные тенденции развития культуры в регионе за два века истории, нет ни в одном музее Сибири. Литературный музей рассматривает общественную жизнь, как объект и субъект художественного изображения. Он не просто фиксирует события литературной жизни в памятниках материальной культуры, но стремится представить следующим поколениям объективную оценку качества вышедшего из-под пера писателя текста. Наконец, литературный музей изучает все виды рефлексии общества на существование и развитие литературного процесса (переводы, экранизации и театральные постановки, рецензии, периодическую печать и многое другое); биографии литераторов, историю книги как произведения искусства. И, разумеется, главными задачами Литературного музея, как и музеев других профилей, является научное комплектование собственных фондов, их сохранение, изучение и публикация в музейных экспозициях и выставках.
Омский государственный Литературный музей имени Ф.М. Достоевского – на сегодняшний день единственный в Западной Сибири музей истории литературы.
В книге отзывов – записи известнейших людей. Первое, что сделал Александр Исаевич Солженицын, возвращаясь через Омск после вынужденного проживания в США – посетил Литературный музей. Более того, «мемориальцы» звонили ему в Новосибирск, приглашали в Омск. Солженицын сказал, что хотел бы проехать севернее, через Тюмень. Упомянули как один из аргументов и автора «записок из Мёртвого дома», и литературный музей имени Достоевского. «Что? Литературный музей имени Ф.М. Достоевского? – переспросил Александр Исаевич. – Еду!» Надо было видеть, с каким интересом он вникал во все подробности литературной истории края. Многое записывал, переспрашивал, комментировал. Музей посетили именитые писатели – Е. Евтушенко. Журналисты – Артем Боровик. Коллеги-музейщики В. Толстой и М. Пиотровский. Нашим экскурсоводам рукоплескали звезды отечественной эстрады, театра и кино, среди которых – Валентина Толкунова, Инна Чурикова, Владимир Стеклов, Вениамин Смехов, Александр Михайлов, Евгений Киндинов, Лия Ахеджакова, Альберт Филозов, Ирина Апексимова и многие другие.
Гости из Германии и Швейцарии, Италии и Японии, приезжая в Омск, часто не знают о том, что наш город славится предприятиями нефтехимии или оборонной промышленности. Но о том, что в Омске бывал Достоевский, они, как показала практика общения с ними за 23 года жизни музея, знают наверняка.
Омский государственный Литературный музей имени Ф.М. Достоевского был и остается «визитной карточкой» города.
Идея создания музея впервые была высказана в журнале «Сибирские огни» в 1928 году. Омские краеведы, ученые, журналисты, общественные деятели на протяжении 55 лет собирали в личные архивы или сдавали на хранение в Омский краеведческий музей материалы по истории зарождения, формирования и развития в Западной Сибири литературных традиций. Много сделали для сохранения документов, фотографий и рукописей, в будущем составивших основу фондов Омского литературного музея, Н.В. Феоктистов, А.Ф. Палашенков, П.Л. Драверт, Ю.И. Шухов. В 1978 году в Омском краеведческом музее был создан отдел литературных экспозиций. В него были приняты младшим научным сотрудником Надежда Геннадьевна Швайко и старшим научным сотрудником автор этих строк. Мы продолжили работу над основополагающим документом будущей экспозиции музея – тематико-экспозиционным планом (ТЭПом), начатую Ю.И Шуховым, Л.С. Худяковой, Л.Ф. Хаповой. Одним из основных направлений работы отдела стало комплектование фондов. В 1979 году сотрудники музея открыли свою первую выставку. Она называлась «Пусть всегда будет солнце!» и посвящалась творчеству омского поэта Т.М. Белозерова, которому исполнялось 50 лет. С лета 1980 года по лето 1982 года заведующим литературным отделом работал А.Э. Лейфер. При нём был заключен договор на оформление музея с художником Э.И. Кулешовым (Москва) и утвержден проект реконструкции под музей здания по ул. Достоевского, 1 (бывшего дома комендантов Омской крепости, памятника архитектуры, построенного в 1799 году). Летом 1982 года руководство отделом поручили мне.
Музей открылся как филиал Омского государственного исторического и литературного музея (ОГОИЛ). В январе 1992 года удалось вывести музей из состава объединения и добиться для него статуса самостоятельного юридического лица.
Перед нами стояли очень непростые задачи. Выход из состава объединения по времени совпал с началом чрезвычайного, сложного периода в жизни страны. На протяжении нескольких лет люди думали лишь о том, чтобы выжить. По нескольку месяцев задерживали зарплату, оказались пустыми прилавки магазинов. Резко опустели не только музейные, концертные и выставочные залы, но и театры. Несмотря на всё это, омский литературный изыскивал новые формы работы. Посетители не шли в музей – и музей шёл к людям: создавал передвижные выставки, экспонаты которых можно было перенести на руках, разрабатывал новые темы лекций для старшеклассников и беседы для малышей. Сотрудники выходили в школы и на предприятия. Количество посетителей росло медленно, но неуклонно.
Любопытно было в то время наблюдать, как меняются идеологические акценты. Только что можно было говорить лишь о том, как коммунистическая партия руководит литературным процессом – ни шага в сторону!
А тут становится очевидным, что экспозиция музея безнадёжно устарела. В начале 90-х цитаты из произведений В.И. Ленина и партийных документов можно было увидеть разве что в музее самого вождя мирового пролетариата… Так что экспозиция Омского литературного тоже стала «экспонатом», о чём с улыбкой не раз говорилось тогда во время экскурсий.
Годы, которые называли «застойными», закончились. Полагали, что завершилась даже «перестройка». Надо было создавать принципиально новый музей. И всё же приятно было отметить качество работы, проделанной экспозиционерами. Несмотря на изменение политических установок, расположение экспонатов в музейных витринах позволяло подавать посетителям материал о событиях, происходивших в литературной жизни Омска, не менее эмоционально и заинтересованно.
Однако устарела не только сама экспозиция. Техническое состояние музея с каждым годом всё более требовало обновления… Полы рассохлись и скрипели. Не была оборудована канализация – стоки уходили в выгребную яму, которая вскоре была ликвидирована, и фекальные воды возвращались под здание, в котором дышать стало нечем. Художник Кулешов, создавая экспозицию, нашёл «оригинальное» решение. Он изнутри зашил стены древесно-стружечной плитой от пола до потолка. Оказались закрытыми почти все окна. Ограниченным оказался доступ к батареям парового отопления. Не была предусмотрена вентиляция помещений. Требовалось создать внутри образовавшегося глухого пространства искусственное освещение.
Ещё в начале 1980-х годов выяснилось, что светильников, необходимых для создания настоящего музейного света, нет. А те, что имеются, не выдерживают требований пожарной безопасности. Наконец, аж через Министерство культуры России, удалось закупить партию светильников на таллиннском заводе «Эстопласт». По тем временам они смотрелись очень красиво – серебристые, блестящие, аккуратные. В сочетании с постоянно перегоравшими лампами дневного света, установленными в громоздких коробах под потолком, эти светильники обеспечивали освещение на протяжении всех лет работы музея. Но даже несмотря на ряд конструктивных недоработок и технически не продуманных решений художественное оформление нового музея было признано лучшим по Российской Федерации за 1983 год.
2
Нет, ребята, всё не так! Все не так, ребята!
В. Высоцкий
Как уже говорилось, Омский литературный создавался как филиал музейного объединения. Поэтому в штате музея на момент его открытия значилось всего три научных сотрудника (вместе с заведующим отделом), четыре смотрителя, техничка, сантехник и по половине ставки электрика и дворника. После выхода из состава объединения необходимо было привести штатное расписание музея в соответствие с его новым статусом. Однако «выбить» ставки, как и недостаточное финансирование – задача не из простых. Только к 2006 году штатному расписанию музея удалось придать вид, приближающийся к «рабочему»: в музее появилась собственная бухгалтерия из трех человек, выделен отдел фондов (два человека), создан отдел организационной, методической и маркетинговой работы (четыре человека), появились в штате юрист и завхоз.
Едва Омск открылся для иностранного туризма, в музей пошли иностранные группы. Гости из «дальнего зарубежья», по их словам, приезжали в Омск, в основном, «к Достоевскому». Для многих людей во всем мире Омск – город, где писатель отбывал каторгу, где произошло перерождение его убеждений.
Интересно, что в середине 90-х только от иностранцев можно было услышать вопросы о биографии и творчестве писателя. «Наших», среди которых в ту пору были, в основном, школьники, мало что интересовало. Учителя заняты своими нелёгкими проблемами, а детей захлестывала новая информация, идущая с Запада – боевики, ставшие вдруг доступными фильмы эротического содержания, компьютеры… Какая уж тут литература! В школах сокращали часы, отведенные на её преподавание. Новые программы преподносили школьникам литературу в разорванном, клочкообразном виде. «Из Пушкина, из Достоевского, из Толстого…», что неизбежно формировало у молодёжи «клиповое сознание», отучало связно мыслить и излагать свои мысли…
А тут литературный музей с его вниманием к традиции, с его стремлением сохранить иерархию духовных и культурных ценностей – эдакий форпост культуры…
С первых лет работы музея чрезвычайно важной оказалась личность человека, который проводит экскурсии. Сколько раз приходилось говорить сотрудникам, что дети, которых учителя зачастую «пригоняют» в музей, настроены агрессивно. У них копеечка на мороженное или на дискотеку, а их – в музей… Необходимо не только сломить внутренне сопротивление подростков, но и «зажечь» собственной увлеченностью. Пробудить интерес к истории литературы родного края и к самому чтению не призывами, – мол, «так надо», – а эмоциональностью, «горящими» глазами… И учителя сначала потянулись в музей, а когда увидели отдачу, поняли, что посещение литературного музея остаётся в сердцах детей, стали убеждать и других коллег. Так у музея появился круг единомышленников, которые всегда приходили и приходят на помощь. Потому что всегда есть проблемы, которые решить невозможно в одиночку, а только сообща…
С первых же дней работы выяснилось, что литературный музей отличается от остальных музеев и способом осмысления действительности в самой экспозиции, и в том, что, как и кем говорится на ней. У литературного музея – свой посетитель. Но, к сожалению, это долго не понимали даже коллеги-музейщики и многие не хотят принять до сих пор, что литературный музей в корне отличается от всех других музеев. Потому что он рассказывает о духовных процессах, которые чрезвычайно сложно задокументировать и представить в материальных памятниках. В литературном музее, который хочет не просто дать информацию о жизни писателя или фактах литературной жизни, а оставить в памяти посетителя эмоциональный след, очень важен способ подачи материала. Здесь всегда требуется художественное решение, соответствующее теме экспозиции. В литературный музей приходили, приходят и будут приходить читатели. Они или уже прочли книги тех авторов, которые представлены в музее, или намерены прочесть. По-крайней мере, у них есть интерес к литературе, к чтению. А, значит, к самопознанию и творчеству. С другой стороны, как раз литературный музей и способен пробудить желание читать и сам интерес к книге и писательскому труду.
Но убеждать вышестоящие инстанции, что надо возможно скорее реконструировать музей, пришлось целых 10 лет. В 1995 году была разработана концепция реконструкции музея. Её поддержала Начальник областного управления культуры и искусства Нина Михайловна Генова. Именно благодаря ей документ ушёл «наверх», и появилось упомянутое выше постановление губернатора. Однако средств на реализацию проекта не было. На протяжении трёх лет мы добивались выполнения задуманного. Были разговоры с вице-губернатором, шли письма в финансовые органы, однажды даже попытались пробиться к самому губернатору Омской области. Позвонил помощнику, чтобы записаться на прием. Меня спрашивают, в чем суть проблемы. Отвечаю. Меня просят изложить вопрос письменно, чтобы его рассмотреть, подготовиться к встрече и назначить время. Излагаю письменно. Отправляю. В результате – едва ли не смешная «отписка» …
Каждый день на протяжении многих лет мучил стыд за состояние музея. Иностранцы, выслушав вдохновенный рассказ, как много мы делаем для сохранении традиции, как заботимся о том, чтобы изучить, собрать и представить в экскурсиях, лекциях и выставках памятники материальной культуры, связанные со становлением и развитием литературных традиций в регионе, поскрипывали полами, смотрели на оклеенные чёрной бумагой или тёмной тканью витрины, на экспонаты, прикреплённые к витринам лапками, вырезанными из обычной консервной банки, выходили из музея, и, глотнув свежего воздуха, вздыхали: «O, Rusha-Rusha…» А нам становилось нестерпимо обидно «за державу»…
С «нашими» приходилось ещё сложнее. С течением времени в музей стали приходить учителя на организованные Институтом повышения квалификации курсы. В образовании стали понимать, что необходимо воспитывать в людях патриотизм. Причём не только в подростках. Успели окончить школы и вузы люди, вступившие в зрелый возраст после начала перестройки, в пору, когда расшатанной оказалась иерархия духовных ценностей, когда в юных головах царило «смятение умов»… А без краеведения, в особенности, без литературного краеведения как идеологической составляющей, в работе по воспитанию любви к родному краю не обойтись. Учителя, в отличие от иностранцев, смотрят ТВ и читают газеты. В ту пору один омский телеканал сообщал, как все замечательно и даже превосходно в нашей области, а другой выискивал только негативные моменты. О состоянии культуры говорили сами объекты культуры. Здания разрушались, материальная база практически отсутствовала, ощущался кадровый голод – профессионалы от нищенских зарплат, которые и выплачивали-то с большими задержками, уходили на заработки.
У области же выделились приоритеты. В ту пору решено было, что физическая культура – главное. Потому что «в здоровом теле – здоровый дух». Увы! Культура и образование в ту пору остались за бортом государственной политики. Не отрицал и не отрицаю необходимость физического развития. Спортивные соревнования, кроме заразительного призыва последовать примеру мастеров, ещё и красивое зрелище… Но всё это – при условии, что в загоне не окажутся образование и культура! Чтобы взбудораженные болельщики, вырываясь из Дворца спорта, хотя бы не поганили памятные знаки литераторам… Может быть, предполагалось, что, уделяя внимание спорту в ущерб образованию и культуре, легче выпустить из общества накопившийся пар недовольства? Пусть армии болельщиков лупцуют друг друга и в избытке чувств оскверняют памятники, лишь бы, подобно бабулькам и дедулькам, не собирались у здания администрации с кастрюльками на головах, требуя повышения пенсий и выплаты зарплат. Какие резоны были тогда у высоких руководителей, кто теперь скажет…
Но сидеть и ждать, когда на музей обратят внимание, мы не могли. Что делать? Мы стали писать о проблемах музея, захватывая шире, в контексте проблемы культуры в целом, публиковали свои статьи в средствах массовой информации. Может, иногда были чересчур резки. Но мы пытались сказать так, чтобы нас услышали. Хотелось так сказать, «достучаться до небес»…
Статья о состоянии музея, опубликованная в сентябре 1999 года в «”Московском комсомольце” в Омске», называлась «Пасынки власти». Начальник Главного управления культуры и искусства администрации Омской области после её выхода в свет пригласил автора в свой кабинет. Последовал эмоциональный разговор, но «оргвыводов» никто не сделал. В журнале «Омская муза» в 2000 году автор выступил с монологом о культуре под названием «Надо ли стыдиться своего идеализма?» Не опасаясь упрёков в нескромности, придётся прибегнуть к самоцитированию. В упомянутой статье были следующие строки:
«Снова отчаянно сетовать на забытость, заброшенность отечественных учреждений культуры на пороге XXI века, на равнодушие к ним властей, отсутствие финансирования? Но, Боже мой! Как же надоели эти безрезультатные и потому просто кликушеские сетования!
Хотя, конечно, не возмущаться нынешним положением дел в культуре может только ленивый. Как легко возвысить свой голос за праведное дело и воскликнуть: сохранение памятников культуры, развитие сети музеев, библиотек, поддержка профессионального и самодеятельного искусства, организация культурного и творческого обмена – несомненная (и с большим скрипом исполняемая ныне) функция государства! Каждому очевидно, что, бросив учреждения культуры на плечи подвижников, которые в них работают, государство рискует вскоре лишиться и этого, действительно последнего оплота. Подвижники могут многое вынести. Однако им необходимо ощущение своей призванности, востребованности. Им необходимо знать, ради какой великой цели они преодолевают материальные трудности, берут на себя повышенную ответственность, сжигают сердца. В конце концов, они ведь служат вовсе не личным интересам, а обществу».
И следом – ещё один фрагмент этой же статьи: «Все громче звучат голоса о том, что, мол, ненормативная лексика – явление в России традиционное. Стало быть, пугаться нечего. Действительно, чего пугаться? Умирание культуры не в войне и не в разрухе происходит незаметно и для общества не больно. Как сказал один персонаж в известном фильме: «…мы тебя не больно зарежем». Культура медленно трансформируется, вырождаясь или мутируя, растворяясь в благодатной обволакивающей «питательной среде» гнильцы и застоя… Псевдоязык оказывается языком формирующейся новой псевдокультуры. Или же мы присутствуем при рождении нового языка новой культуры?.. И если это действительно происходит, то вполне можно испугаться за судьбу России в XXI веке.
Отовсюду слышатся голоса о проникновении организованных преступных структур во власть (по крайней мере, с мафией шумно и наглядно пытаются бороться наверху, об этой борьбе огромными тиражами повествуют красочно изданные бестселлеры и душераздирающие телесериалы). Однако главные борцы – первые лица в прокуратуре и министерстве юстиции – то и дело оказываются похожи сами на себя в неподобающей для их сана обстановке… Средствами культуры обществу показывают и то, что оно видит постоянно, а также то, о чем оно лишь догадывается. Однако вся эта информация выглядит лишь как констатация существующих обстоятельств. Никто не пытается анализировать ситуацию, говорить о подлинных причинах происходящего, кроме, может быть, только лидеров КПРФ. Да и те умеют лишь повторять заученные слова про «антинародный режим». Никто, кроме самих деятелей культуры, не видит глубинных причин нынешнего общественного кризиса. По-видимому, виновата вовсе не культура. Она-то как раз мобилизует всю свою изношенную материально-техническую базу, весь свой творческий и интеллектуальный потенциал для максимального исполнения свойственных ей функций. Что-то происходит в обществе. Видимо, в связи с меняющейся формацией изменилось представление о том, в чем же эти самые функции культуры состоят…»
Понятно, для вышестоящих инстанций такой тон неприемлем. Равно как и позитивно отреагировать в ответ на критику, высказанную подобным образом, невозможно. Понимая обречённость таких попыток, автор продолжал действовать по принципу «делай, что должно и пусть будет, что будет».
В июне 2003г. появилась статья в двух номерах газеты «Омский домовой» под названием «Последний оплот», где снова «тотально» задевалась политика в области культуры, причём автор называл Омский литературный музей имени Ф.М. Достоевского, несмотря на устарелость его экспозиции и мизерную материальную базу «последним оплотом» культуры в регионе.
Через два дня после выхода статьи директору музея позвонили и сказали, что на музей перечислены деньги. И ещё – что необходимо вылететь в Москву для участия в подписании соглашения об издании Полного собрания сочинений Ф.М. Достоевского. Заседание должно состояться в Государственной Думе Российской Федерации… Перед началом заседания губернатор подошел к директору музея: «Ну что, мы всё правильно делаем?..» – спросил.
За два года до этого события в Омске, благодаря усилиям губернатора был открыт эффектный памятник Ф.М. Достоевскому. Сопоставляя факты, автор упомянутых статей думал: «Может быть, таким образом готовится общественное сознание и благосклонность финансистов к выделению средств на реконструкцию литературного музея? На самом деле, выстраивалась чёткая последовательность – памятник, Собрание сочинений, ну, и наконец, музей… Кроме того, бюджет не резиновый. Есть ещё здание театра драмы, музыкальный театр, театр «Арлекин», другие музеи. Тот же любимчик – музей изобразительных искусств имени М.А. Врубеля…» Автор в ту пору полагал, что губернатор не просто читает упомянутые тексты, а слышит! Что диалог меж ним и автором идёт вот таким, опосредованным, способом…
3
Всему конец! Я это знал заранее.
Но проку что в предзнании моем.
Олег Чертов
В начале февраля 2006 года в музей пришла исполняющая обязанности министра культуры Омской области. Сам министр уже пять месяцев отсутствовал на работе. Алла Николаевна сказала, что губернатор поручил ей в нынешнем году осуществить капитальный ремонт музея. Напомню, что шёл уже февраль. И ни в каких планах ни капитальный ремонт, ни разбор, ни создание новой экспозиции обозначены не были. У автора тут же возникли вопросы, и он выложил их сразу же, доказав, что владеет ситуацией и представляет весь объём работ: «А как же музей? Закрыть экспозицию для посетителей? Ведь для замены полов и коммуникаций придётся полностью разобрать экспозицию. Будут ли выделены средства для создания нового музея? А как быть с художественным проектом? Художника пока нет, а когда он найдётся, ему понадобится время для создания замысла и его проработки».
На эти вопросы ответов не последовало. Директор музея попросил, чтобы учредитель – Министерство культуры Омской области, издало приказ о закрытии музея. Потому что руководство музея не вправе на основании устного распоряжения закрыть учреждение культуры регионального значения. После этого разговора пришлось немедленно поднять тематико-экспозиционный план новой экспозиции и концепцию. Оба документа были написаны в период подготовки к исполнению постановления губернатора 1996 года. Надо было убедиться, не устарели ли они, не требуется ли изменить их в соответствии с требованиями времени. Выяснилось, что, в основном, за некоторыми частностями, и концепция, и ТЭП вполне соответствуют началу нового тысячелетия. Задумывая реконструировать музей, директор исходил из необходимости принципиально изменить видение литературного процесса, а также совершенно иначе взглянуть на творчество Достоевского и на мировоззренческие процессы, которые происходили с ним в Сибири. Писатель в Сибири не только отбывал наказание за участие в деятельности демократического кружка М.В Петрашевского. Он пересматривал все свои прежние взгляды и убеждения. Будучи с детства глубоко верующим человеком, Достоевский-каторжник испытал глубочайший кризис веры, а вместе с ней и взгляды на российскую государственность. У власти находится государь-император. Он – наместник Бога на земле. И помышлять об изменении государственного устройства простой смертный не вправе. Можно лишь показывать Государю разные теоретические выкладки, а решения он примет сам… Выйдя из острога, Достоевский писал о том, что обрёл «осанну», то есть восторженную веру в Бога. Но при этом замечал, что она прошла суровое «горнило испытаний». Значит, при создании проекта художественного оформления музея необходимо главной темой сделать путь от света веры, через мрак неверия и сомнений – к Горнему свету, к Осанне.
Пока искали художника, ТЭП обсуждался на уровне специально созданного экспертного совета Министерства культуры Омской области. Казалось бы, сжатые сроки должны побудить к созданию творческой группы, которая бы помогла, направила, развила существующие идеи. Но для участия в работе совета подобрали людей, до которых довели позицию министерства. Все высказывания на совете сводились к желанию помочь, потому что представленные документы, де, слабые и устаревшие. Члены совета не приняли идею и концепцию, а вместе с ними и сам ТЭП. Такова была позиция министерства: вытащили, мол, какие-то «замшелые бумажки» и представили их на обсуждение. Один из влиятельных руководителей учреждений культуры говорил, что литературный музей должен сразу же «ошеломить посетителя», чтобы посетитель ходил под впечатлением до конца осмотра. Между прочим, такое, явно спорное мнение о мере воздействия на людей художественными средствами, давно обсуждается в музейных кругах. Например, Музей Владимира Маяковского в Москве – яркий пример такого «ошеломляющего» оформления. Сколько копий сломано в дискуссиях вокруг него. А ведь Музей Маяковского открыт лет 20 тому назад… Требование повышенной экспрессивности оформления отдаёт нафталинной залежалостью. Как будто достали его из бабушкиных сундуков… В условиях тотального дефицита времени стиль работы экспертного совета министерства культуры, казались мне непонятными. Где же было взять другие концепцию и ТЭП, когда для написания тематико-экспозиционного плана требуется длительное время, а решение реконструировать музей возникло в начале года?.. Да и при ближайшем, доброжелательном и ответственном рассмотрении концепция и ТЭП не просто современны, а обращены в будущее. Забегая вперед, следует сказать, что, хотя ни экспертный совет министерства культуры Омской области, ни само министерство, не утвердили представление ТЭП и концепцию, – экспозицию музея, тем не менее, запланировали именно в соответствии с ними, внеся в качестве коррективы лишь то, что второго здания для разделения экспозиции на две нет, и об истории литературы края придётся рассказывать здесь же. Пришлось «уплотнить» Достоевского на три зала, и в них-то и создать экспозицию «Писатели-омичи». ТЭП для этого раздела написала Ю.П. Зародова, главный хранитель фондов музея.
В начале мая 2006г. министр вышел на работу. Исполняющая обязанности тут же доложила ему о необходимости готовить реконструкцию музея. В начале июня (!) губернатор лично у министра поинтересовался ходом реконструкции музея. Вот тут-то всё и закрутилось. Мгновенно были приняты соответствующие решения. Правда, министр культуры колебался – закрыть ли весь музей, или только «зал Достоевского»? Но, когда выяснилось, что полы надо менять везде, что без разбора экспозиции это невозможно, решили закрыть музей полностью.
Однако немедленно начать работу не пришлось. Не говоря о других препонах, нет проекта реконструкции здания – памятника архитектуры. Что касается «всего остального», то, по новым финансовым условиям, договоры на суммы до 60 тысяч рублей можно заключать, проведя запросы рыночных котировок, а на суммы свыше 250 тысяч – только путём проведения тендерных конкурсов. И если котировки можно провести дней за десять, то на проведение тендерных конкурсов требуется месяц… При этом при подготовке документов необходимо хотя бы выполнить описание работ и составить сметы. Организация, которая хочет выиграть конкурс, должна заявить, что она берётся обеспечить работу с указанным качеством по цене, которая окажется самой низкой из всех конкурсантов. Немудрено, что проведение таких конкурсов создает, кроме временных заплотов, ещё и большие риски – ведь выиграть могут и разного рода жулики. Решение выплачивать деньги по факту проблемы не решает, потому что для проведения большинства работ требуется выплата аванса для приобретения материалов. Окажись приобретенные материалы низкого качества – снова проволочка во времени, возврат средств и новые конкурсы…
Наконец, нашёлся художник. Директор сразу же предложил в качестве главного художника проекта Ольгу Петровну Верёвкину. И не потому, что она работает на такой же должности в театре куклы, актёра и маски «Арлекин», а потому, что с её бывшим мужем – Александром Верёвкиным, мы сделали пятнадцать полнометражных выставок. Думалось, она чему-то у Александра научилась. Да и сама она к этому времени стала уже лауреатом премии «Золотая маска», создала музей куклы в своём театре. Но в министерстве культуры пожимали плечами: «Почему Верёвкина? Что, нет других художников?» Предложение было принято в штыки. Только когда О.П. Верёвкина выиграла тендерный конкурс, вопросы отпали сами собой. Но Ольга Петровна затребовала… полгода на разработку проекта, и это понятно. Она, как творческий человек, хотела всё обдумать, изучить, войти в тему.
Это ведь не лампу припаять, а воплотить новое видение…
Но времени для того, чтобы действовать, как должно, не было. Мы выполняли спонтанно возникшее решение. И все хорошо понимали, что высшую волю не исполнить нельзя… Подключилось министерство, и амбиции художника постепенно микшировались. Мы торопились. Времени катастрофически не хватало. Начинание всё больше напоминало крутейшую авантюру. Ясно было, что в случае неудачи можно ответить головой, а в случае успеха – всё сделало министерство культуры. Начали работать строители. Срочно запустили работы по всем направлениям: демонтаж экспозиции, отбивка штукатурки, работы по электрике и сантехнике, разбор полов, вывоз старой и заказ новой мебели и выставочных витрин, обсуждение планов по постановке специального музейного света.
Ольга Петровна по-прежнему не хотела понимать реалий дня. Она упорно желала делать всё так, как должно. Для успешной работы над проектом ей крайне понадобился художник по свету из Новосибирска, без которого работать невозможно. Он единственный специалист…
Всё понятно – но вызвать человека, значит оплатить ему дорогу, выплатить аванс. А из каких средств?.. Художника Верёвкину это не интересовало. А министерство отмахивалось: вам выделены средства, вот и расходуйте. Не на те статьи? Ну и что. Ищите способы…
И всё же мы старались все вопросы решать, насколько это возможно, дипломатично, убеждать и доказывать, зная, что «давить» и требовать что-либо от художника бесполезно. Удалось с О.П. Верёвкиной на основании нашего ТЭПа осуществить полную раскладку экспонатов по всему музею, кроме раздела об истории литературы края. Художника вдохновила наша идея «дороги от света к свету». Мы рассказали ей своё художественное видение каждого раздела, какое эмоциональное впечатление должно преобладать в каждом из них. Мы проработали каждый зал, каждую витрину, сделали расклейку ксерокопий фотографий и документов в тех местах, где они и должны были быть. Разместили на монтажных листах указанные в ТЭПе тексты на соответствующие места.
Но ни завершить капитальный ремонт, ни реализовать экспозиционные замыслы не удалось.
4
Сентябрь я не разглядел в окно.
А он стоит, листву сухую курит,
Над головой туманный зонтик крутит
И пальцем тормозит веретено.
А там, в саду, где сыро и темно,
Стоит Судьба, в руке сжимая прутик…
И скрыться от удара не дано.
Олег Чертов. Сентябрь
Последние два года музеи курировала главный специалист министерства культуры. Сразу же стало ясно, что никакие объяснения причин мелких недочётов и «человеческий» подход здесь не будут учтены. «Вы для меня не человек – Вы – функция!» – подобные заявления неоднократно приходилось слышать в ответ. Недоработки у нас, конечно, были. Но многим из них мы находили вполне объективные объяснения. У директора, в отличие от всех других музейных руководителей, не было ни одного заместителя – ни по хозяйству, ни по науке. И если удавалось лучше других решать проблемы литературного краеведения, читать лекции и проводить экскурсии, писать книги и выстраивать работу в коллективе, то наверняка приходилось отставать в чём-то другом. Идеал, как известно, недосягаем, а «короля делает свита». На нашенскую же зарплату как подобрать инициативных людей – от бухгалтерии до хозяйственной части? Надо уметь думать и принимать решения самостоятельно… К тому же – не ошибается лишь тот, кто ничего не делает…
Три года тому назад с неохраняемой территории музея исчез… металлический забор. Кирпичные столбики лежали параллельно друг другу на земле, а металлической ограды не было. Справа в двадцати метрах от этого места возвышалась стрела подъёмного крана. Шло строительство «здания для представительских целей». Пришлось вызвать милицию. Приехала следственная бригада. Возбудили уголовное дело. Летом 2006 последовал наш запрос в УВД-2 Центрального округа г. Омска. В письменном ответе говорилось, что дело, действительно, было возбуждено, но потом прекращено, так как виновный не найден.
«А вот если бы я была директором музея, – неоднократно заявляла куратор, – у меня бы забор не украли!» Приходилось терпеть. В период начала капитального ремонта куратора прочно прикрепили к музею. Отныне она стала вести строительные планерки. Действительно, у неё имелся большой опыт административной и хозяйственной работы, в том числе и со строителями. К тому же большую роль играли «корочки» – она представляла министерство, и руководители строительных фирм понимали, что их запросто могут внести в чёрный список, и тогда в будущем выгодных подрядов им не видать. Поэтому все слушали, что говорит она, и мало обращали внимания на директора музея. Постепенно без ведома куратора уже нельзя было потратить ни рубля. Куратор вмешивалась и в работу с художником. Рекомендовала Верёвкиной звонить ей на сотовый или домой и консультироваться по всем вопросам… Теперь директор был виноват уже во всём – то дворник не так подмёл дорожку, то техничка вовремя не вымыла пол, сотрудники «неизвестно чем занимаются»… Разговоры куратора с директором проходили в тональности, отмеченной вечным классиком: «фельдфебеля в Вольтеры дам»…
В середине августа 2006 года музей посетил лично министр культуры Омской области в сопровождении своего заместителя и, разумеется, нашего куратора. Строители получили разнос за медленную работу – в разговоре улавливались те же интонации, с которыми обращалась куратор к директору музея.
В отдельном кабинете, на протяжении полутора часов высокая комиссия высказывала руководству музея всевозможные претензии. Не забыт был и злополучный забор. Сказано было даже, что директор музея «проигнорировал выход Полного собрания сочинений Достоевского. Не провёл в музее ни одной презентации». На попытки возразить, что именно директор музея выступал в Гос. Думе на подписании договора, то есть стоял у истоков, что написал статью и комментарии к третьему тому, министр заявил, что это его личная заслуга. Что это он отправил директора в Москву и дал возможность участвовать в издании. Было, среди прочих, высказано обвинение, что на протяжении всех лет работы в музее руководитель себе имя делал… Только вот, спрашивается, как это директор ухитрился сам себе присвоить звание заслуженного работника культуры России? Сам себя принял в Союз российских писателей и избрал профессором Российской академии естествознания. И не Министерство ли культуры весной 2006 вручило ему памятную медаль «К 100-летию М.А. Шолохова», на аверсе которой выбито «За гуманизм и служение России»?.. Не пришлось директору в том разговоре напомнить, что презентаций в музее не было «по объективным причинам»: когда вышли первые тома, приглашённая для обсуждения проведения презентаций в музее куратор пришла, огляделась и категорически заявила, что в музее темно и мало места. А для подобных презентаций нужен размах.
Хотя ни за одно из этих, и других предъявленных «обвинений» с работы не снимают, директор, имея немалый опыт работы руководителем, понимал, что такие «наезды» просто так не случаются, и прямо спросил министра, что означает вышесказанное? Надо понимать, меня от работы отстраняют? Ответ был неоднозначный: садясь в машину, уже более миролюбиво, с сознанием выполненного долга, министр добавил: «Мы с Вами всё равно будем сотрудничать. Не в этом, так в ином качестве»…
Друзья, с которыми довелось всё же посоветоваться, предлагали не делать резких шагов, перетерпеть. Но директор музея на следующий же день написал заявление об уходе. Было это 16 августа, а уже 21 числа он был освобожден от занимаемой должности и уволен «по собственному желанию».
Выходило, что руководитель уходит в разгар стройки, реконструкции. Бежит с корабля! Теперь в случае провала всегда можно сказать, что Вайнермана уволили даже с опережением. Была ему предложена «почётная отставка» – должность заместителя директора по научной работе здесь же в музее. Руководители министерства оказались неплохими психологами. Но директор 30 лет был в музее на первых ролях, и вдруг отойти на второй план, да ещё в разгар таких событий означало расписаться в своём бессилии как руководителя. «Этой должности сейчас в штате музея нет, – настойчиво твердили заместители министра культуры. – Но если Вы соглашаетесь, такую должность немедленно создают специально под Вас». Пришлось здраво обдумать ситуацию. С чего это вдруг проявлено такое резкое внимание к музею и к Достоевскому? Не потому ли, что впереди – выборы. Достоевский – православный писатель.
Недавно губернатор в одном из телевизионных интервью сказал, что у нас ищут национальную идею, а её искать не надо. Она уже есть. Это – православие.
Но – вложить крупные деньги в создание практически нового идеологического музея, в большей своей части рассказывающего о Достоевском, и оставить директором лицо еврейской национальности?.. Тут же вспомнилось, как один из «доброжелателей» передавал, что некий владыка проявлял недовольство тем, как трактуется в музее тема «Достоевский и православие».
К тому же директор – ершист, неудобен, собственное мнение, мало того что имеет, но не держит его при себе, устно и печатно высказывает… Значит, и в заместителях директора по научной работе при такой конъюнктуре он пробыл бы недолго. К его научным изысканиям, замешанным на «неправильной» основе, легко будет придраться. К тому же ещё неизвестно, кто будет директором музея. Если наш куратор, – то и дня не проработать. Следовательно, надо уходить совсем и сразу. И лучше с должности директора, чем постепенно спускаясь в никуда по предусмотрительно выстроенным свыше ступенькам.
Автор этого очерка до сих пор, хотя прошло уже довольно много времени с момента увольнения, ни разу не был там, где проработал почти 30 лет. Знакомые, побывавшие в музее, удивляются. Прежняя экспозиция была «подписана». Прямо у входа указывалось, кто её авторы. Сейчас этого нет. Равно как и нет раздела о тех, кто создавал музей и кто работал здесь много лет, сохраняя музей для потомков, удерживал его на плаву в самые трудные годы… Политика, что делать... Даже имени «подозрительного» не должно быть рядом со светлыми именами Достоевского и высоких лиц, что выделили средства и вообще так много сделали и делают для культуры…
Иногда по ТВ показывают репортажи из музея. Бывший директор вглядывается в экран и понимает, что, в основном, его концепция развития музея и написанный им ТЭП воплощены в жизнь. В музее стало светло, представлены материалы, позволяющие по-новому взглянуть на мировоззренческие искания Ф.М. Достоевского. Как и было задумано, создан многофункциональный зал, в котором есть сцена и театральные кресла. В нём можно проводить и конференции, и кинопоказы, и спектакли. Здесь пройдёт множество встреч с писателями, актерами и другими мастерами искусств. А что всё это будет проходить без автора – так что ж...
Когда колокол отлит, каждому, кто его слышит, важно, чтобы малиновый звон разливался и проникал в сердце. И какая разница, как звали мастера, вложившего в него свою душу…
Статья «Последний оплот» заканчивалась такими словами:
«Мне не жаль ни себя самого, ни всех усилий, потраченных за годы работы в музее. Жаль Дома, жаль Дело. Жаль, что они стали заложниками конкретных людей, по-своему трактующих требования Времени. Маленькая надежда всё ещё теплится, что и после тебя, и без тебя, всё-таки сделают как надо – в Доме после капитального ремонта будет новая, продуманная и хорошо оформленная музейная экспозиция, будет, как и предполагается, выставочный и лекционный залы. Что «ведание краем», «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам» станет основой, на которой будет формироваться человек.
А без надежды как жить?»
…Убитый в подъезде собственного дома Олег Чертов как-то заметил: «Вообще большие поэты (Пастернак, Ахматова) предостерегали от стихов – они настолько (если настоящие) вмешиваются в судьбу, могут даже изменить судьбы мира, что страшно писать. Всё сбывается. Убеждаюсь на самом себе. Это своеобразное демиургическое искушение».
Как видим, сбываются не только поэтические пророчества…
Декабрь 2006г.
|
|