| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск восьмой
Свет рампы
Скучен театр, когда на сцене видишь не людей, а актёров.
Василий Осипович Ключевский
Константин Кеяну
ВЛЮБЛЁННЫЙ ФЮРЕР
20 апреля, год 1945, день
рождения Адольфа Гитлера.
Бункер под Рейхсканцелярией, в котором фюрер вместе со всем своим штабом находится четвёртый месяц.
Одна из двух закреплённых
за Гитлером комнат: рабочий стол, портрет Фридриха Великого в овальной раме. На
столе фотография Клары Гитлер, матери фюрера, патефон и телефонный аппарат.
Радиоприемник. На стене – пейзаж фламандской школы.
По радио звучит бравурный
марш.
Голос по радио: Сегодня, 20 апреля 1945 года, немецкий народ
отмечает самый важный национальный праздник – день рождения своего любимого
фюрера, Адольфа Гитлера!
В эти тяжкие минуты, когда
большевизм наносит жесточайшие удары по столице нашего великого Рейха, Адольф
Гитлер как никогда верит в способность немцев отбить варварские атаки врага и
победить.
С большим воодушевлением мы
восприняли поздравление от генерала Германа Нехова, смелого коменданта крепости
Бреслау, который сообщил нам, что в честь дня рождения фюрера каждый солдат
получил шоколад!
Наша победа близка!
С днём рождения, любимый фюрер!
Голос Гитлера по радио. Всякий раз, когда мы встречаемся, когда мы вместе, мы
составляем единое целое. Не все из вас могут меня видеть, и я не имею возможности
видеть каждого из вас, но я ощущаю вас точно так же, как и вы чувствуете меня.
В этом заключена вера в наш народ, который из малых сделал нас великими, из
бедных – богатыми, из трусливых – смелыми. Эта вера слила нас воедино, и теперь
мы великая, объединённая Германия!
Гитлер входит с подносом,
на котором несколько пирожных, ставит его на стол и слушает свой голос по
радио, тихо повторяя речь.
Если Германия должна выжить,
тогда каждый немец должен осознать, что такое быть немцем, и обязан защищать
родину ценой собственной жизни.
Один Бог, один Народ, одна
Вера!
Да здравствует Германия! (трижды)
Визг и крики «Хайль
Гитлер!»
Выключает радио и ставит
пластинку на патефон. Звучит одна из сонат Бетховена. Гитлер смотрит на портрет
матери…
Из-за дверей, доносится
шум.
Гитлер (Фотографии матери): Слышишь?
Подслушивают… Стоит мне уединиться и они уже надеются, что застрелюсь!.. (Кричит)
Убирайтесь, ко всем чертям! (за дверью слышны удаляющиеся шаги)
Мерзавцы! Не можете никак дождаться, чтобы я наложил на себя руки?! Как бы не
так!.. (Берёт пирожное и откусывает кусочек.) Те же пирожные,
мама, помнишь?.. Как в мой первый день рождения… И ты даришь мне украдкой,
чтобы не узнала эта скотина, мой отец, мои первые кисточки, первые настоящие
краски!.. «Ади, мама знает, что ты станешь настоящим художником. Знаменитым
художником. Потому что ты необыкновенный ребёнок. Ты самый лучший и самый
талантливый ребёнок в мире… И у мамочки нет никого дороже на свете…» И тут твои
глаза наполняются слезами… (плача) Мамочка… Дорогая моя мамочка…
(бросая пирожное на поднос) Почему же
ты смиряешься со скотиной рядом с собой, с моим отцом, с этой свиньей? С этим
бесчувственным животным?!! Почему?.. Его мерзкий голос… тупые шутки в мой
адрес… грубый хохот!..
(подражая отцу) «Или ты
станешь служащим, как отец, или я тебя прикончу, урод! Чтобы я не видел ни
одной кисточки в доме, иначе я засуну тебе её в задницу!»
…Он ищет меня полдня по всему
городку, у всех родственников… Орёт на весь двор: «Убью его, искалечу идиота
этого, ко всем чертям!..» Боже, где мне спрятаться?… Я взбираюсь по лестнице на
чердак, он хочет последовать за мной, но ты, мама, с силой, которой я и не
подозревал в тебе, сталкиваешь его и поднимаешься вслед за мной… «Ади, – зовёшь
меня, – не бойся, это мама… Он ничего тебе не сделает, с тобой мама!...» И
стискиваешь меня в объятиях, а он бросается на нас и пытается меня ударить, а
ты подставляешь себя, мама, и он ударяет тебя, как зверь! как зверь!... Всё
твоё тело сотрясается от каждого удара, я слышу звук твоих содрогающихся
лёгких, потом сыплются удары в голову… Господи, как безжалостно бьёт он тебя по
голове… по голове!... по голове…! И ты не издаешь ни единого слова, ни единого
стона!... дорогая моя… любимая моя… тебе больно?... тебе больно?...
«Скотина, я вопьюсь зубами в
твоё горло и перегрызу его! Я исцарапаю тебя, скотина, выколю глаза, искромсаю
губы!»
Мама, я не хочу жить, пусть он
убьёт меня, разве ты не видишь, что он этого хочет, он хочет моей смерти!... Я
недоразвитый, неполноценный слабак, у меня нет одного яичка, мама, я не
заслуживаю жизни, пусть он убьёт меня!!
…Знаешь, что я сделал после
присоединения Австрии! Я приказал уничтожить всё – дом, пристройки – стёр с
лица земли все следы Алоиза Шикльгрубера, и построил на том месте военный
полигон!...
Гитлер слушает музыку.
Как случилось так, мама, что
именно ты, простая и необразованная женщина, служанка в доме Алоиза
Шикльгрубера, обладаешь деликатностью настоящей дамы, и так хорошо понимаешь
меня… Ты разрешаешь мне пропускать школу, только чтобы я посещал уроки рисунка.
Записываешь на занятия игры на фортепиано, за что Алоиз Шикльгрубер, если бы
узнал, избил бы тебя до смерти…
Прямо под носом у зверя у нас с
тобой свой мир, мир, в котором я обладаю свободой делать всё, что захочется, и,
в первую очередь, играть столько, сколько мне вздумается.
Я предводитель белых,
Сорви-голова, тот самый, из романов Карла Мая. И так как ни один идиот из
нашего квартала не прочитал и не прочитает его никогда, все мне подчиняются.
«Будем атаковать “краснокожих”. Ты, ты и вы трое будете “краснокожими”, мы
будем белыми… Вы будете “краснокожими”, потому что так хочу я!... ты хочешь
быть белым? Ты – белым?... Ты читал хотя бы одну книжку Карла Мая? Я тебе ясно
сказал, кем ты должен быть, будешь “краснокожим”, ясно? Всё равно будешь! (кричит)
Вонючка, ты должен заслужить быть белым! Посмотри на себя, ничтожество!... Или
ты будешь “краснокожим”, или ты не играешь вообще, понял?... Предатель! Ребята,
в нашем лагере предатель!» И того объявляют предателем, он получает от всех по
пинку и мы избавляемся от него! «Кто-нибудь ещё хочет быть белым?...»
После чего мы убиваем всех
«краснокожих» и снимаем с них скальпы!...
Даже здесь в бункере у меня
есть одна из книжек Карла Мая о Сорви-голове…
(взрывается) Почему же
ты предаёшь меня, мама! К чему все эти слова о любви, все клятвы верности, если
в твоём чреве зарождается плод скотины Алоиза Шикльгрубера!... Будущего моего
брата! Больше не верю ни единому твоему слову! Как может, мама, какой-то враг,
какой-то Шикльгрубер врываться в наш мир, мой и твой?! Мне казалось, что ты
существо необыкновенное, существо из другого мира, но на самом деле ты
принадлежишь тому же мерзкому миру, что и Алоиз Шикльгрубер!
…Господи, сделай что-нибудь,
чтобы он не родился, сделай, чтобы чрево матери рассосалось, сделай, чтобы он
родился мёртвым!... Мама, я не хочу его, я буду его ненавидеть, я буду бить
его!... Мама, если он родится, я убью себя!... Слышишь, убью себя!!
Так поклянись же, слышишь,
клянись, иначе я с собой что-нибудь сделаю! На коленях клянись! Говори: «Клянусь,
что я никогда его не полюблю! Клянусь любить только моего Ади!» Скажи три раза
«Клянусь! Клянусь! Клянусь!»
Гитлер слушает музыку.
…Ладно, мама, я прощаю тебя,
вернись в наш мир, теперь, когда маленький Шикльгрубер вознёсся на небеса,
вместе с последовавшим за ним чудовищем, которое произвело его на свет! Нас
теперь только двое, как мне этого всегда хотелось… Не плачь, мамочка, не бойся
за мою жизнь!... И что с того, что ни один из твоих остальных четверых детей не
выжил!...
Я не могу умереть, мама, потому
что на меня возложена миссия. Я избранник!...
Мы с мамой строим планы… Я буду
священником, стану аббатом, буду вести пышные церемонии и тысячи верующих будут
внимать моим словам!…
Хочешь, чтобы я стал
аббатом?... Хотя нет, лучше художником, ведь учитель говорит, что я такой
талантливый мальчик. Решено, я отправлюсь в Вену и поступлю в Академию
искусств. Мы оба знаем, что для преподавателей Академии я буду настоящим
открытием. А затем я стану самым известным художником своего времени… История
искусств, от Микеланджело и Рафаэля до Рембрандта и Рубенса, пополнится ещё
одним славным именем – Гитлер!...
Страшные взрывы, от которых
содрогается бункер.
Что происходит? Русские так
близко? Как так? Мне докладывали, что они в
22 апреля, последний
Военный Совет.
Господа, неделю назад я
приказал начать наступление подразделений под командованием генерала Штайнера!
Что происходит с этим наступлением? (молчание) Это наступление было
предпринято?... (ударяя кулаком по столу) Измена! Кретины чёртовы!
Саботаж! Теперь, когда Германия на краю могилы, вы меня предаёте, мерзавцы!
Канальи, дегенераты!!! Вы прочитали хоть одну книгу в своей жизни! Хотя бы по
военному искусству? Вы ни черта не владеете своим ремеслом! Вот почему мы
находимся в этой ситуации, потому что мои приказы постоянно саботировались
какими-то недоумками. Вот почему Германия идёт к гибели! На моей могиле будет
написано: «Жертва своих генералов!» Эта Германия, Германия
генералов-предателей, не заслуживает выживания! Вы не заслуживаете жизни,
слышите меня, тупые и трусливые идиоты! Немцы были не в состоянии подняться до
высот движения, руководимого мной!
Если они не были способны
победить в войне, они не заслуживают жизни! Я умру, но утяну за собой всю
Германию! Эта страна, эта нация недостойна выживания!..
(другим тоном) Генералы,
я хочу сообщить вам решение, которое я принял. Берлин падёт. Генеральный штаб
под командованием генерала Генриха Гиммлера перебрасывается отсюда в
Бертехсгаден. Без меня. (кричит, упреждая протесты генералов) Да, без
меня!! Я никуда не еду! Я остаюсь здесь! Из-за вас! С этого момента я беру
руководство обороной Берлина на себя. Потому что никчёмные генералы не способны
защитить свою столицу! Клянусь остаться в городе до конца! Нет и ещё раз нет!
Никуда не уеду! Не задерживайте здесь ни одного самолёта для моего отъезда!
Самолёты нужны на Южном фронте!... Я останусь здесь и разделю судьбу моих
солдат! Я не покину город ни при каких обстоятельствах! Чтоб ни один самолёт не
ждал меня! Победа или смерть!...
(усаживаясь, тоном Христа на
Тайной вечере). Генералы… братья мои, наступил момент, когда ваша любовь к
фюреру будет подвержена тяжким испытаниям. Именно теперь станет ясно, любите ли
вы меня по-настоящему… Знаю, что меня предадут… как со мной не раз уже бывало…
но не надейтесь, что это вас спасёт. Теперь или никогда! Вам предоставляется
шанс доказать вашу преданность и самопожертвование… Вот клятва, которую я
оглашаю перед вами, теми, кто в сей тяжкий час пребывают рядом со мной, так же,
как это происходило на протяжении всех последних 20 лет…
Я клянусь остаться здесь до
моего последнего вздоха! Клянусь застрелиться! (резко вставая).
Нет! Я отклоняю любой протест! Да! Я застрелюсь! Выбор сделан! Я не вижу
другого выхода! Не притворяйтесь, вы все этого ждёте! Мечтаете об этом днём и
ночью! Клянусь перед лицом германского народа и истории застрелиться! Я выбрал
дату, когда это произойдёт – 5 мая, в день смерти великого Наполеона! Я хочу,
чтобы по радио было передано официальное сообщение, что фюрер остаётся рядом со
своими солдатами до последней минуты и в случае неблагоприятного стечения
обстоятельств покончит собой. Я приказываю, чтобы такое сообщение было передано
по радио! Я всё сказал!...
(отойдя, затем вернувшись).
По правде говоря, генералы, я ожидал от вас такой же клятвы…
Звучит одна из сонат
Бетховена для фортепиано.
Голос по радио! Жители Берлина! К вам обращается ваш гауляйтер –
доктор Йозеф Геббельс. Я призываю вас к защите вашего города! Сражайтесь с
любым оружием, которое есть под рукой, ради спасения ваших жизней и жизни ваших
детей, ваших матерей и родителей. Ваше оружие спасёт всё, что нам так дорого и
защитит поколения, которые придут вслед за нами. Будьте гордыми и смелыми!
Будьте хитры! Ваш гауляйтер рядом с вами! Он и его соратники останутся среди вас
до победного конца. Его жена и дети также будут здесь. Битва за Берлин должна
стать тем сигналом, который подымет на бой всю нацию!
Хайль Гитлер!
Слушает музыку.
(К дверям) Снова
подслушиваете, канальи? Убирайтесь! Не вам определять мне час смерти!... Гюнше,
приказываю никому не позволять приближаться к моей двери!!
За дверью слышен
удаляющийся шум.
(глядя на портрет матери)
Нет, ничего не происходит, мама. Просто мне приснился неприятный сон... Будто
бы я нахожусь в каком-то укрытии вместе со своими сотрудниками и будто бы враг
бомбит это убежище, а генералы вроде бы меня предали… Ничего страшного, мама,
это только сон…
…Мама, как же так?! Как ты
можешь оставить меня одного-одинёшенького на этом свете? Ведь ты прекрасно
знаешь, что без тебя я пропаду! Что я без тебя, мама?...
Отчего позволяешь болезни
пожирать себя, почему моя дорогая мама, моя самая лучшая и любящая мама на
свете превращается в мумию, в мешок с червями!... Почему я должен видеть всё
это, мама?...
Господи, сделайте что-нибудь,
умоляю, помогите маме!... Моя мать умирает!
(падая на колени).
Господи, не забирай её у меня, господи, заклинаю тебя, не забирай её! Я
клянусь, если ты пощадишь её, я стану священником!...
Плачет, катаясь по полу.
Мама, забери меня с собой, не
покидай меня!... Мама, я не хочу больше жить!
Скажи, скажи, что мне делать,
дай мне совет! Научи, как тебя спасти… Я ничего не умею кроме игры на
фортепьяно… что тебе сыграть, мама?... Нет, я тебя нарисую!... В моих рисунках
ты никогда не умрёшь!
Мама!!!
…Потом уже, в Венской Академии
искусств я показываю рисунки с твоим страдающим ликом, и знаешь, мама, что
говорит мне господин профессор: «Вы, молодой человек, не знаете анатомии…»
Гитлер слушает музыку.
…Без музыки и театра, я бы,
наверное, покончил c собой…
Знаешь, мама, это как
колдовство, я не успеваю заметить, как полностью оказываюсь во власти
происходящего на сцене, а в груди сердце бьётся как колокол… Не понимаю, как
могут остальные оставаться на спектаклях холодными и безучастными,
переговариваться, аплодировать!... Я настолько поглощён всем происходящим на
сцене, я переживаю и плачу, как ребёнок… всё меня ранит или возвышает… Я часами
не могу прийти в себя после спектакля… Только в театре я живу своими мечтами и
фантазиями!...
Быть актёром!... Заставить
стольких людей жить тем, чем живёшь ты, переживать вместе с тобой, плакать,
приходить в экстаз! Что может быть прекрасней?! Я хожу на некоторые спектакли,
мама, по пять… по десять раз! Я знаю их наизусть…
(исполняет монолог Ричарда
III из одноимённой трагедии Шекспира)
Но я не создан для забав любовных,
Для нежного гляденья в зеркала;
Я груб; величья не хватает мне,
Чтоб важничать пред нимфою распутной.
Меня природа лживая согнула
И обделила красотой и ростом.
Уродлив, исковеркан и до срока
Я послан в мир живой; я недоделан, –
Такой убогий и хромой, что псы,
Когда пред ними ковыляю, лают.
Чем в этот мирный и тщедушный век
Мне наслаждаться? Разве что глядеть
На тень мою, что солнце удлиняет,
Да толковать мне о своём уродстве?
Раз не дано любовными речами
Мне занимать болтливый пышный век,
Решился стать я подлецом и проклял
Ленивые забавы мирных дней.[1]
И всех в зале пробирает дрожь,
все содрогаются!!
А в Опере дают «Риенци»
великого Вагнера!…
Звучит музыка из «Риенци».
Экстаз, нескончаемый экстаз от
начала и до конца спектакля!… Целыми днями я не могу придти в себя… В один из
дней я зову нескольких своих приятелей за город, взбираюсь там на холм и
провозглашаю, так же, как герой из оперы: (напевая) «Я – избранник! Я
поведу вас верным путем и подарю свободу! Следуйте за мной, и вы будете
спасены!»
А они, мама, принимают это за
шутку, за фарс! И начинают ржать… «Не сметь скалить зубы, ничтожества, вы не
имеете права смеяться!» Я вооружаюсь палкой и гонюсь за ними до города!
«Убью-ю-ю!...»
Звучит фрагмент из
«Риенци».
Только в таком напряжении стоит
жить, мама! Только так, на пределе, я чувствую, что живу по-настоящему! Вот
истинный Адольф Гитлер, а не тот, что бродит по улицам Вены, прибитый и
голодный, ютящийся в ночлежках для нищих! И столько потрясающих образов и видений
неистовствуют во мне, мама!... Чем ничтожнее жизнь, которую я веду, тем
неистовей моё воображение! И что с того, что я провалил экзамены в Академию
искусств, значит, так должно было быть, значит моё призвание иное!
Я зависим от музыки и театра!
От книг! Я зависим от своих мечтаний! Там моя жизнь, не здесь, где я являюсь
всего лишь тенью!
Что делать мне с этим океаном
мечтаний и чувств, который переполняет, подавляет меня и которому я не могу
противостоять?!!
…Война!... Вот ответ, мама!
Война!!!
«Германия объявила войну
России!»
«Германия объявила войну Англии
и Франции!»
Чувствую, как меня охватывает
дрожь, как у меня вырастают крылья!
Хочу, чтобы Германия объявила
войну Америке, Австралии, Африке, всему миру! Война всем! Тотальная война!
Долой вялую и безвкусную жизнь!
Вот когда моё сердце стало биться так же сильно, как в театре!
Это моя война!
И всё вдруг стало понятным, всё
резко проясняется, нет места недомолвкам! Всё разрывается надвое: на любовь и
ненависть, на добро и зло! Германия – это любовь и добро, всё, что против
Германии, означает ненависть и зло! Долой обман и притворство, перед лицом
смерти не существует полумер!
Пришёл мой час!
«Первая рота, в штыки, готовсь
к наступлению! Занять боевую позицию!»
Сердце стучит, как колокол.
Здесь – мы, там – противник!... «Краснокожие»! Вот настоящая жизнь!
Вперёд, в атаку!
Урр-раа!!!
Бей!... Бей!... Бей! Это моя
война, это моя настоящая жизнь! Тот, кто в мирной жизни слыл безликим и
праздным мечтателем, на войне оказался храбрецом среди храбрецов!
Война, мама, ни на минуту не
разочаровывает меня, она дарит мне всё, чего я ожидаю от неё, и ещё чуточку
больше! Мир стал огромной сценой, на которой проживаются безумные страсти, где
по-настоящему умирают, кровь – настоящая, страдание непритворно!...
Вот что сильнее театра!
Я трижды ранен, мама, но ничто
не может остановить меня, а смерть ничто иное, как героический финал в
потрясающем спектакле!
«Капрал Адольф Гитлер, ты
награждаешься Железным крестом!» «Служу Германии!»
Вот победа, мама! Она висит на
моей груди!
«Капрал Адольф Гитлер, Германия
капитулирует…»
Вот она...
Что?...
Германия капитулирует?...
Как капитулирует? Какая
Германия? Та, за которую я воюю, никогда не будет капитулировать!...
Мама, я в больнице… После
газовой атаки англичан я совсем ослеп! И голос, которого я не вижу, говорит
мне: «Радуйся, солдат! Война окончилась! Германия подписала перемирие…»
Как хорошо, что мои глаза не
видят, мои глаза могут только плакать! Если бы ты знала, мама, сколько повязок
я наполнил слезами!... Я плакал столько только после твоей смерти!...
(плача). Мама, Германия
капитулирует, и мне предстоит приумножить вереницу ветеранов-инвалидов;
несчастный слепой, постукивающий палкой по булыжным мостовым Мюнхена. Вот
расплата за мою жертву!!
Ваша война кончилась! Моя только
начинается! И будет продолжаться до победного конца!..
…Какой-то врач... Я его не
вижу, но уже узнаю голос. Я слышу его уже несколько недель, голос, который
проникает до мозга костей… Интересно, как выглядит человек, обладающий таким
голосом… Этот врач возвращает мне больше, чем зрение…
«Слушай меня внимательно,
солдат. Обычный человек в твоём положении точно остался бы слепым. Но только не
человек – избранник судьбы. Он может совершить чудо. А ты – избранник судьбы.
Повторяй за мной: “Я избранник судьбы!...” Громко: “Я избранник судьбы! Я могу
совершить чудо! Я могу изменить свою участь!... Я могу изменить судьбы других
людей! Я смогу видеть”. Повторяй: “Я буду видеть!” Ещё раз: “Я буду видеть!!!”
Ещё раз: “Я буду видеть!!!”»
Да, доктор, дааа! Я открою глаза!
Не знаю… доктор… но… здесь
что-то другое… нет света…
Держа перед собой зажженную
спичку, потом – вторую, третью.
Дааа… Германия нуждается в
людях.
Я верю в себя (трижды)
Дааа… я готов ко всему… для
меня нет пределов… да… вся сила сосредоточена в одном кулаке… и… несёт… тут
что-то другое, доктор… туман… темно…
Доктор, темно, чернота, это ад!
Да! Германия может возродиться!
Мама, моя дорогая мама, помоги
мне!...
Не знаю, мама, может быть, он
так внушает всем больным, но на меня это производит огромный эффект, я ему
верю, страстно верю, так, как верил тебе, когда ты мне говорила, что я стану
знаменитым художником!!...
Мамаааа…
Я вижу (плачет)
Ви-и-ижу!
Ви-и-и-ижу!
Музыкальные аккорды.
Лучше бы я остался слепым!
Знаешь, что дано увидеть моим
прозревшим глазам, мама?... Униженную и оплёванную Германию! Германия, мама,
стала служанкой Европы, она обслуживает всех, подтирая им задницу, платит
репарации после войны! Ну и что, что нам нечего есть, мы должны отрывать от
собственного рта последние крохи и отдавать французам и англичанам!
Американский доллар становится
иконой! Ты знаешь, какое соотношение с нашей маркой? 4 миллиарда марок за один
доллар!...
Ваша война окончилась! Моя
только начинается! И будет длиться до победного конца!...
Ах, как легко и просто всё
решалось на войне!...
Но вместо того, чтобы бежать с
оружием в руках к вражеским окопам, я оказываюсь перед 25 членами какой-то
лилипутской партии, называющей себя «рабочей»… Партия, в которой не больше 500
членов и которую я, мама, сделаю самой мощной партией в Германии!...
Но это позднее, а пока я
нахожусь перед этими 25 идиотами и не могу раскрыть рта… Такой мандраж… Как это
у актёров получается играть перед сотнями… тысячами людей?... Может,
продекламировать им один из монологов, которые я выучил из спектаклей?…
«Господи, помоги мне… Мама,
оттуда, где ты находишься, протяни мне руку помощи!»
И ты помогаешь мне, мама!..
Внезапно я вижу тебя на смертном одре!.. Кем является ныне моя Германия, если
не матерью моей на ложе страданий?!...
«Вы ничтожная партия!» – для
начала говорю я им.
И если вы хотите остаться тем,
что вы есть, продолжайте делать то, что вы делали до сих пор!
Чувствую, что они готовы
наброситься на меня…
«Вы говорите, что хотите
добиться прав для трудящихся? От кого же вы ждёте этих прав? От Германии? От
какой такой Германии, я вас спрашиваю – от Германии слабой, битой, униженной,
преданной? Такая Германия ничего не может вам предложить!
Не за рабочих, или крестьян,
или сапожников должны мы бороться! Мы за Германию должны бороться!
Немцы дали миру самых блестящих
военачальников, самых знаменитых композиторов, самых выдающихся мастеров и
писателей! И если мы самые лучшие, разве преступление – считать, что мы
заслуживаем самого лучшего? Разве ребёнок, который учится в школе лучше остальных
своих одноклассников, заслуживает той же оценки, что и те, которые не выполняют
домашних заданий? Почему же тогда Германия, которая лучше всех, должна быть
больше всех унижена? Где справедливость?...»
…Мама, откуда берутся эти
слова, которых я никогда не произносил? Кто поставил мне интонации, кто движет
моими руками, телом! Мама, я больше очарован происходящим, чем те, кто мне
внимают!...
«…Я спрашиваю вас, сколько ещё
мы будем выносить унизительные последствия Версальского договора? Сколько мы
будем терпеть это издевательство?
Сколько мы ещё будем выносить
еврейский грабеж? Евреи, эти паразиты, которые вообще не достойны носить
германское гражданство!... Евреи, которые в войну нас предали! Евреи, которые
изобрели марксистскую отраву!...
Смотрите на меня! Я был на
передовой все четыре года войны! Я трижды ранен. За что, спрашиваю я вас, я
проливал свою кровь? Чтобы сегодня быть униженным и оскорблённым теми, кто даже
пороха не нюхал?
Мы не можем больше мириться с
ситуацией, когда миллионы немцев проживают в разных странах! Все немцы должны
объединиться в единое, великое и могучее государство! Только тогда Германия
станет сильной! И только тогда Германия сможет гарантировать права трудящимся!»
Какая опускается тишина… После
которой всё взрывается!... Бред, сумасшествие!... Аплодировали не 25 человек,
аплодировали сотни людей!...
Скоро к ним присоединятся
миллионы!...
Музыкальные аккорды.
Гели…
Мама, почему я не понимаю
женщин?… В толпе, на митингах они великолепны… Там без них я не могу обойтись,
моему успеху на митингах я в подавляющей мере обязан им… Благодаря им вся толпа
обретает женские качества. Потому что толпа живёт эмоциями, а не идеями…
Отдельно с каждой из них я не
умею обращаться, я полностью теряюсь… Я перестаю быть сильным мужчиной, и
превращаюсь в 10-12-летнего мальчика , теряющего речь рядом с девушкой…
Я идеализирую их, представляю
какими-то богинями, какими-то необыкновенными существами… Единственное, что
вызывает во мне сексуальное возбуждение, это мгновения, когда я подглядываю,
как они мочатся.
Партия наняла великолепный дом
для меня в Зальцберге и понадобилась надёжная горничная. Моя сводная сестра
приняла предложение. Вскоре она переехала сюда из Вены. И привела с собой свою
дочь Гели…
Гели… Гели…
Она…
Рядом с ней я полностью
избавляюсь от моей стеснительности и неловкости…
Никогда в моей жизни я не
чувствовал себя так легко и свободно. Только рядом с ней я по-настоящему
расслабляюсь…
Мама, она ангел… Ребёнок и
одновременно женщина… Богиня птиц. Знаешь, что она делает? Она открывает окно нашего
дома в Оберзальцберге, свистит как-то по-особому… (свистит) и через
несколько минут множество галчат с шумом влетают в окно. И какой у неё
кристальный голос, как замечательно она поёт… Она хочет поступить в Музыкальную
Академию в Вене, и я ей помогу…
И она любит нравиться мужчинам…
Такая невинная и – курва… Она чем-то похожа на тебя, мама…
Я знаю, как легко её могут
испортить мужчины, если она попадётся им в руки, ведь она такая доверчивая… Я
оберегаю её, мама, и не допущу, чтобы она попала в плохие руки…
Как необыкновенно я чувствую
себя рядом с ней… Как я в ней нуждаюсь, в этом раскрепощении, которое может
доставить мне только она. Ни с кем, ни перед кем я не раскрываюсь так, как
перед ней, никому я не говорю столько, сколько говорю ей… И если кто-то знал
меня когда-нибудь по-настоящему, так это она. Возле неё я могу себе позволить
быть слабым, беззащитным, быть ребёнком и хотеть ласки, как я хотел её когда-то
от тебя…
Она стоит на полу в детской
рубашонке. Я снимаю рубаху, штаны… Только перед ней я полностью обнажаюсь,
мама, она – единственное создание, которое видит меня таким, каким ты меня
родила…
Теперь она раскроет мою жгучую
тайну…
Она прыскает со смеху, но
совсем беззлобно…
Играет с моим единственным
яичком, как с игрушкой… потом поглаживает его как самый дорогой клад…
Неожиданно восклицает: «Дядюшка
Ади, ты совсем не такой, как все, ты особенный!... Поэтому у тебя только одно…»
Чего только не вытворяет со
мной этот наивный ребенок, мама! Я даже не подозревал в себе этого… Самая
извращённая женщина из борделей времён войны не могла докопаться до моих глубин
так, как умел этот ангелочек…
«Дай мне тоже посмотреть на
твою птичку, Гели, может и она особенная…» Она прыскает со смеху… «Она такая
же, как и у других девчонок!»
И мы вдвоём смотрим на её птичку…
«Видишь, во мне нет ничего особенного?»... Я не могу оторвать взора… Мне
хочется войти туда полностью… «Тебе плохо, дядюшка?»…
Прошу тебя, Гели… Прошу… Гели,
помоги мне… помоги мне… Пописай на дядюшку Ади, умоляю тебя… Я возьму тебя
завтра в театр, Гели… Сейчас, Гели!... Я тебя побью! Побью тебя, идиотка!!! Не
на пол, а на дядюшку Ади, умоляю!... Гели, не так!! Стань надо мной, раздвинь
ноги!... Сделай это!... На лицо, умоляю… На лицо (плача) Прошу… Прошу,
Гели… Прошу Гели… Так. Да!... Да!... Да!!!
Звучит соната Бетховена.
Плачешь, дурочка?.. После того
как ты осчастливила своего дядюшку… Гели… Я сделаю тебя самой счастливой
женщиной в мире. Всё, чего я добьюсь с сегодняшнего дня, я посвящу тебе… Все
мои успехи, все мои победы, в первую очередь, будут твоими…
Но, Гели, ты должна прекратить
кокетничать с другими мужчинами… Мужчины коварны… Ты невинно им улыбаешься,
принимаешь их комплименты, а они считают тебя подстилкой… Ты хочешь нравиться
всем мужчинам. Ты имеешь всё, что желаешь, я предоставил всё к твоим услугам –
прекрасную квартиру, машину, шофёра; ты можешь купить себе всё, что хочешь. Я
тащу деньги для тебя даже из партийной кассы…
Она предаёт меня на каждом
шагу, улыбаясь смазливым мужчинам…
Мама, она изменяет мне с моим
шофёром!!
Боже, я должен избавиться от
неё, эта девчонка сведёт меня с ума, она доведёт меня до гибели!
Но вместо того, чтобы бежать от
неё, я забросил партию, и мы с ней уединяемся в горах…
Прощай, политика, прощай,
партия! Я ничего не хочу больше от жизни, только бы проводить все дни рядом с
этим ангелом! Моим ангелом!
Трижды, мама, мои товарищи по
партии отрывали меня от неё и трижды я возвращался в её объятия!
Чёртова потаскуха, чем больше я
тебя люблю, тем бесчувственней и паршивей ты становишься!... Что ты улыбаешься,
брось улыбаться, ты должна бояться меня, негодяйка! Я тебя изобью! Я тебя
искалечу!... Гели, я убью тебя, знай, убью! (Ударяет её по лицу, серия
пощечин). На тебе пистолет, на, убей меня!!!
Гели, знай, пистолет – твой,
когда захочешь, можешь меня застрелить. Потому что без твоей любви я жить не
хочу! На, убей меня хоть сейчас!
Плачь, дурочка… плачь, ничего,
всё пройдёт.
Надо… надо… я тебя закрою, я
тебя никуда не пущу, другого выхода я просто не вижу. Если я этого не сделаю, я
всё погублю – и дело, и партию, и себя самого! «Ты будешь здесь находиться до
моего возвращения, никуда не уходи, никаких Академий музыки! (обращается,
как к ребёнку) Запомни, дядюшка Ади тебя застрелит… Я сделаю… пиф-паф!»…
Повторяю последний раз, ты не
уедешь в Вену! Гели, посмотри мне в глаза, я не шучу.
«Ты никуда не поедешь, – вот
моё последнее слово!»
«Ты пожалеешь!»
Вечером она застрелилась…
Гели, дорогая моя, что ты
натворила, детка?...
Убирайтесь ко всем чертям,
негодяи! Вон! Вы убили её, черви!... Вы не стоите даже её мизинца!... Я вас
всех ненавижу и сру на вашу партию… Вон!.. Почему вы все не сдохли, почему
должна была умереть она?!!
Ничтожества!!
Гели, дорогая моя!...
Твоя смерть станет смертью
миллионов людей!
Ну, вставай же, Гели,
просыпайся (грубо бьёт её по лицу), ты издеваешься надо мной? (обнимает
её). Прошу, давай пойдём в кино, нам покажут нового «Кинг Конга», совсем
нового! Ты так хотела посмотреть «Кинг Конга»!...
Гели… смотри, я тебе обещаю… я
возвращаюсь в политику… да… ради тебя… и ты снова будешь гордиться своим дядюшкой…
как прежде…
Гели… давай (целует её всю)
брось свои шутки, давай поднимемся, смотри… бери и… кури, если хочешь, … бери
и… танцуй… хочешь, потанцуем?
Не хочешь…
Ммм… давай поиграем в поезд,
смотри, я туннель (переступает её под рок-н-ролл), Гели… (подражая
уткам, лошадям, коровам)
…Знаешь? Я принял, наконец,
решение, ты так хотела, теперь и я… убеждён… хочу ребёнка… что скажешь?
Ангелочек мой… дитя моё… Умоляю тебя!... Нет… нам следовало бы убежать отсюда…
да… убежать… спрятаться, я должен тебя защитить… Чтобы ты не попала в руки злых
людей (носится с ней на руках в поисках надёжного места, где он мог бы её
спрятать, потухает свет на фоне музыки, включённой на самую большую громкость).
Всё, Гели… Всё… до сих пор
было… Дальше всё идёт ко дну, на митингах я уже не тот, который когда-то
блистал, в партии мои дела идут всё хуже и хуже, но хуже всего осознание того,
что тебя нет! Я, я никогда уже не буду тем, кем был, тот Адольф Гитлер умер…
Того мертвеца я ношу в себе до сих пор…
Женщины!!
Женщины любят героев, разве не
так? Я женат… да… моя супруга – Германия!
Германия – моя единственная
жена, которой я буду верен вечно!
Женщины??? Я в вас не нуждаюсь…
нет… так или иначе, мне так и не удалось познать, что такое любовь… возможно,
это чувство отвлекло бы меня от самого себя… и… может, и я…
Вот… я могу вас обнять… (плачет)
Вот… и… всё… и никуда не
денешься… не знаю, что мне делать… я до сих пор не могу поцеловать женщину… не
могу… я никогда не ощущал удовольствия… удовлетворения… я не представляю себе,
что это такое…
Я могу затащить в постель любую
из вас… но остаюсь холодным… и всё внимание сосредоточено только на мне… что
делать? Мне страшно, я всегда боялся сделать предложение, по-человечески,
которое я ощущал каждой клеточкой своего тела.
Женщины… Дамы…
Почему вы не спасли меня… вы…
хотя бы одна! Хоть одна нашлась бы!
Любопытные слуги ежедневно
тайком переворачивали мою постель… все искали следы, пятна… ко всем чертям… у
меня нет личной жизни… нет…
Моя жена – Германия…
Знаешь, мама? После твоей
смерти… ммм… с женщинами… мне было очень сложно, я единственный на фронте не
получал писем ни от кого, ты знаешь, как это больно…? Будто я запоздал в своём
развитии как мужчина… и ощущал вечный дискомфорт, постоянно… может, как раз это
было одной из причин… из-за которой я не был способен охватить взором весь мир…
ненавидел всех с утра до вечера… всех.
…В конце концов, мама, жизнь
состоит из двух вещей: из ненависти и не-ненависти. И это всё! Всё! Ненависть
толкает жизнь вперед, не-ненависть ведет её к деградации.
Слышишь взрывы? Русские у ворот
Берлина. Знаешь, что привело их сюда? Ненависть! Ненависть к немцам, ненависть
ко мне!.. Попросту говоря, их ненависть в определённый момент стала сильней
нашей, поэтому они победят!...
Только полная ненависти страна
может победить! Я умею ненавидеть так, как ни один из смертных до меня, но моя
ненависть ничего не значит. Я должен создать страну ненависти.
Вот почему, когда я бросаю в
толпу речи, полные ненависти, я ничего не ощущаю, я начинаю ощущать только
тогда, когда начинает чувствовать толпа.
Я стал Адольфом Гитлером не
тогда, когда стал ненавидеть, я стал Адольфом Гитлером, когда научил других
ненавидеть!
Это старое ремесло, забытое,
похороненное в пещерах наших предков, гуннов! Я выкапываю его оттуда.
Человечество постарело и утратило эту способность. Я вновь обучаю немцев
настоящей ненависти, ненависти беспощадной, ненависти чёрной…
Как ни странно, это не требует
слишком больших усилий, потому что они носят её в себе, только она закопана
слишком глубоко. Никто не добрался до её истоков, а мне это удалось!
Можно создать нацию, которая
будет ненавидеть день, месяц, год. Мои немцы будут ненавидеть годами до
окончательной победы. Беспрерывно! Со всевозрастающей ненавистью. Я забираюсь в
самые чёрные глубины скрытой ненависти вашего существа и демонстрирую вам, что
из этой купели ненависти можно выйти только окрепшим.
(загораясь) Да, мамочка,
но чтобы ненавидеть глубоко и сильно, чтобы ненавидеть длительный период,
необходимо найти достойный предмет ненависти… И это не что-то скрытое, что-то
отдалённое… Знаешь, что происходит? Оно находится под рукой у каждого, на виду
у всех и именно поэтому никто его не видит!...
Да, оно действительно повсюду:
и в Библии, и в истории, и в жилых кварталах и предместьях каждого из нас, в
каждом втором банковском служащем, в каждой лавчонке – и никто этого не видел!
Конечно, мама, евреи!!
Евреи!!!
Видишь, и ты разобралась?
Вначале я не обращал на них
никакого внимания, ты же помнишь, сколько еврейских детей было у нас во дворе…
Знаешь, кто представил меня к награде Железным Крестом во время войны? Офицер
еврей! Меня даже раздражали антисемиты, они мне казались дураками и какими-то
примитивами…
А потом…
Я обнаруживаю в евреях то, чего
никто до меня не открывал!... Вот идеальный источник ненависти, ненависти без
границ! Это золотая жила! Неиссякаемый родник!
Есть вещи, которые могут
вызывать ненависть у простых людей, и есть другие, которые вызывают ненависть у
элиты. Знаешь, почему евреи идеальны? Потому что их, мама, могут ненавидеть
все!
Потому что евреи паразиты,
лгуны, грязные, хитрые, лицемерные, жулики, ловкачи, лишённые какой-либо
основательной культуры, подлизы, без стыда и совести, чудовища, чужаки, скупцы,
опасные, кровожадные, настоящие черви, вечные кровососы, какие-то разрушители
арийского сообщества, смертельные враги арийского мира!
Видишь, мама, они идеальны!
Я раскрываю евреев по-новому!
Могу сказать, что даже воссоздаю их! До меня евреи были не больше, чем
опереточные и водевильные персонажи, я творю из них трагедийные образы…
Все боятся ненависти. Все
боятся ненавидеть больше дня, месяца, года! Но лишь на пятый год ненависти
человеческая энергия пускается в ход, это я уж точно знаю, мама!
Я желаю грандиозной ненависти,
универсальной ненависти, проникающей в каждую клеточку каждого немца.
Нате вам ненависть, сколько
угодно!!!
Никогда ни один немец не был
столь любим своим народом, как я! Никогда!
(другим тоном) Но, мама,
на свете существовала всего лишь одна-единственная Клара Гитлер, которая родила
единственного Адольфа Гитлера! А Германия нуждалась в 60 миллионах Адольфов
Гитлеров! На этом свете, к сожалению, есть ещё и матери, рождающие предателей…
На моей могиле будет написано
так: «Жертва собственных генералов»!.. Предательство!!... Предательство, мама,
повсюду, я дошёл до того, что боюсь предательства даже с моей стороны…
Единственный, в которого я верю до конца, – это добрый Генрих Гиммлер… Он,
знаю, будет следовать за мной до конца, враг найдёт нас мёртвыми рядом…
Да, мамочка, мне следует это
сделать… Попасть живым в их руки было бы для них незаслуженным подарком… Мама,
прекрати, что ты понимаешь?! Оставь меня в покое, я тебя прошу!... Я тебе
говорю, что поступлю так, как считаю нужным, и прошу тебя не лезть со своими
идиотскими советами! Заткнись! Достаточно, что мне приходится бороться с
тупицами-генералами!...
Видишь, ты ведь можешь быть
благоразумной матерью!.. Но для моей смерти должен быть и подходящий день… 5
мая… День смерти великого Наполеона Бонапарта… Жаль, что я не знаю и часа… Это
день, в который умирают великие люди… Самые великие!...
Гитлер встаёт,
останавливает музыку, наполняет стакан водой, берёт пригоршню таблеток…
Вытягивается на кровати…
Спокойной ночи, мама, знаешь, я
решился… Ни одна женщина не заслуживала больше, чем она, она посвятила мне всю
свою жизнь… Я решил, женюсь на ней… Думаю, что ты можешь гордиться такой
невесткой, как Ева… Она не хотела спастись, пришла сюда, в бункер, почти неделю
назад, представляешь?... Под взрывы, бомбёжку…
Когда она вошла сюда, она была
так красива, так свежа… Меня даже оскорбила эта её свежесть…
«Ты знаешь, какая прекрасная
весна на улице! – сказала она мне. – Всё зазеленело, деревья начинают цвести…»
Она не видела руин, следов взрывов, она видела только весну… И вручила букетик
подснежников… Теперь этот бункер полон запахами её духов… Сказала ещё, что
видела в какой-то витрине старинную итальянскую статуэтку, очень милую…
«Когда война закончится, ты мне
её купишь?» – спросила она…
Спокойной ночи, мама…
Собачий скулёж.
Что такое, Блонди, моя хорошая
Блонди, плачешь, ты осталась без своих щенят?... Хватит, радость моя, не
грусти, детки Геббельса играют с ними, они тебе их вернут, они ничего с ними не
сделают.
(раздаётся лай щенков и
весёлый визг детей)
Слышишь, как будто детский сад…
После ухода моих генералов дети и щенки стали хозяевами всего бункера… Никто их
не ругает, ничего не запрещает, делают, что хотят… Они даже не обращают на меня
внимания… Но вижу, что и остальные не смущаются моим присутствием. Я запретил
здесь курить и потреблять алкогольные напитки, но они и курят, и пьют…
Шушукаются повсюду, смеются… Когда они видят, что я приближаюсь, то даже не
встают для приветствия…
Только ты, Блонди, глядишь на
меня такими же добрыми и преданными глазами… С тех пор, как ты стала мамой,
глядишь на меня по-матерински, как и на своих щенков… (детский визг и лай
щенят). Со щенками и детишками приятней иметь дело, чем с генералами…
(прислушивается к голосам
детей и лаю щенков) Шестеро детей и шесть щенков, каждому по одному… Что
может быть прекраснее на свете, чем шестеро невинных немецких детей, играющих с
шестью маленькими немецкими овчарками?...
После своих диких вражеских
атак враги нагрянут сюда и что они найдут – шестерых детей и шесть щенков!...
Вот с кем вы воюете! Сталин бросил два с половиной миллиона солдат на штурм
Берлина! Два с половиной миллиона солдат против шестерых детей и шести щенят!…
Как победить страну, которая
использует людей, как снаряды?.. Вот кто будет править миром!.. К чему какая-то
военная тактика… Бросаешь миллионы людей – вот и вся тактика!…
Обложили меня со всех сторон –
и с Запада, и с Востока, и с Севера, и с Юга! Теперь они сильны, теперь они
теснят меня миллионами солдат! А где была ваша отвага в сороковом, когда вы
продавали друг друга за две копейки?! Где была тогда ваша смелость? Дрожали все
от страха передо мной! Только так вы храбрецы, стаей, как шакалы!...
Не меня вы хотите уничтожить,
вы хотите отмыться от вашего позора! Я вам показал всю вашу слабость и
убожество, вы увидели, что не стоите и гроша, и не можете простить мне этого!
Вы убьёте Гитлера, но никогда
не уничтожите эти пятнадцать лет германского триумфа!
В этом бункере умирает только
Гитлер, но в его чреве зарождается новый мир. Может быть, через сто лет
какой-то другой гений проснётся и доведёт до победного конца то, чего не
добился я!...
Боже… чувствую, что схожу с
ума… ноги… руки опять дрожат…
Берёт несколько таблеток… ничего… всё в порядке… Я будто сам не свой… Мне
страшно… Мне очень страшно…
Подожди… почему? Я никогда
никого не убивал… и даже не присутствовал…
Миллионы… миллионы… невинных
людей… Мне страшно…
Да… я очень признателен всем
солдатам, которые сражались бок о бок под моим командованием… и погибли… но…
нет… не могу смотреть на них… их много… они везде… эти трупы… они будто
преследуют меня постоянно… эти невинные дети…
Мне больно… да… было и время…
Я боюсь, я очень боюсь смерти…
Ищет таблетки по всем
карманам, состояние, близкое к истерике, считает удары пульса.
Чёрт бы их побрал… где они…
мне… так они нужны!
Я погибаю… это неприятное
ощущение… этот идиот доктор, каждая часть моего тела зависит от него и от его
таблеток. Смотри… витамины, это – гормональные, эти – от Паркинсона, эти – от
депрессии… эти – успокоительные, а эти… Я уже не знаю от чего. Я будто теряю
равновесие… проснись! Знаю… чувствую, что у меня рак горла, у меня болезнь
Паркинсона, базедова болезнь, а этот медик-кретин скрывает от меня… зачем?
Господи… мои… зубы все
шатаются, чувствую, что я их теряю…
Морель… доктор! Где ты, друг…
Морель!
Сука… убью тебя, Морель… что ты
сделал из меня, человече?...
На стул… садись… смотри…
видишь, что можешь…
Плачет. Ади… Ади… ты постарел (раздеваясь) ты
отвратителен… Ади… (протягивая вперед руки, будто бы желая задушить кого-то).
Убийца… (срывая с себя одежду) сколько миллионов… ответь, сколько
человек… сколько детей убил? Всё будущее Германии! По какому праву?
Успокаивающие… где они?
Мама… где ты… не могу больше…
выносить этот хаос… не хочу больше. Те же симптомы… опять… больше не вынесу… вы
хотите снова меня усыпить! Вон… чтоб я больше здесь не видел ни одного врача…
вы способны на любое свинство, эти наркотики… опять… этот хаос… эта тишина…
опять ночь – это день… и день – это ночь… мне страшно… предательство…
28 апреля, предательство
Гиммлера
Голос по радио. Передаём важное известие. Было перехвачено сообщение,
переданное одной из британских радиостанций. В соответствии с ним, Генрих
Гиммлер, только что назначенный фюрером на пост главнокомандующего германским
генеральным штабом, предположительно начал переговоры с неприятелем по поводу
подписания акта о капитуляции. Чёткого ответа по этому поводу не было получено…
Гитлер издаёт дикий рёв.
Катается по полу.
Каналья!!! Он меня предал!
Каналья!!! Повесить его!!! Разорвать на куски!!! Приказ уничтожить гадину!!! Я
не успокоюсь, пока его не прикончат! Раздавить гадюку!! Каналья! Он был
единственным, к которому я ещё питал доверие!
Гиммлер – паршивая тварь, ты
убил меня! Собственной рукой я пустил бы в тебя сотню пуль!!
Чего мне ещё ждать от вас,
канальи, если он предал меня!?... Давайте, говорите, что вы там задумали?
Хотите продать меня врагу?!? Проститутки, вы даже не владеете собственной
профессией, чёрт знает, чего мне ещё от вас ожидать!
Вы постоянно лжёте мне,
приходите с цифрами… которыми вы можете убедить лишь ребёнка, и ещё у вас
хватает наглости шушукаться за моей спиной по поводу уровня моего интеллекта…
сучьи дети! Что мне с вами делать? смотрите, до чего вы дошли, изменники! Все…
вы уже не подчиняетесь, да? Чихал я на вас… И не гавкайте в моём присутствии… и
здесь не курят…
Переходя от смеха к хохоту…
аплодируя…
Мои поздравления… Вы
необыкновенны… браво! Проиграли войну, да? Изменники! Если мне суждено умереть,
тогда пусть вместе со мной исчезнет и вся Германия, и если война проиграна,
пусть погибнет весь народ… Немецкий народ слаб… это правда… его будущее принадлежит
другому, намного более сильному народу… и если кто-нибудь ещё выживет после
этой войны… так это предатели… потому что достойных давно нет в живых! В
заключение… занимайтесь политикой вы… умники… (улыбаясь) Когда я умру,
тогда вы займётесь… не сейчас… кретины… наберитесь терпения… мало осталось…
Ха! Паршивец дал мне яд,
сказал, что он очень эффективен!... Обманул меня! Это не отрава, это подделка!
Хочет, чтобы я остался жив и попался русским!... Гюнше, дай яд Блонди!...
Что ты сказала, Ева?... Гюнше,
дай ампулу и спаниелю Евы!...
Монке, сколько ты ещё можешь
защищать Рейхсканцелярию?... До 5 мая это возможно?... Нет?... Ско-о-о-лько?...
День… самое большее два?.. Сегодня 28 апреля… Значит, не более, чем до 30
апреля… (воет)
Приказываю привести служащего
из департамента Гражданского состояния… Немедленно! Как, на чём его
доставить?... На танке!!! Похороните Блонди в той же могиле, в которой
похоронят и меня!...
Сцена
29 апреля, 1 час
пополуночи. Свадьба.
Дамы, господа… Друзья… Так как
в течение многих лет я не… я решил, что не могу принять на себя ответственность
ведения семейной жизни, потому что я полностью посвятил всю свою жизнь борьбе…
сегодня… перед концом моей земной карьеры я принял решение взять в жёны эту
девушку… Она, после многолетней верной дружбы, решила, по собственному желанию,
разделить со мной свою судьбу. По её собственному желанию она, как жена,
последует за мной в небытие. Это компенсация для нас двоих после того, как я
столько потерял на протяжении моей карьеры на службе народа.
Благодарю, что сегодня, в этот
особый момент, вы находитесь рядом с нами… Мне очень жаль… долгое время вы не
сможете избавиться от меня… вам будет меня не хватать… я знаю это…
…Ничего, я буду сопровождать
вас в течение всей жизни… каждого из вас… поколение за поколением…
Что поделаешь… я не довёл свою
миссию до доброго конца…
И всё-таки я люблю вас… такими,
как вы есть… изменники… трусы, подлецы…
Простите меня…
Тишина
Почему нет музыки?...
(Звучит танго «о красных,
как кровь, розах»…)
Мама, она счастлива!... Мы
обмениваемся кольцами и она, радостная, показывает палец с обручалкой одной из
здешних секретарш, своей приятельнице… Та её поздравляет, и она кажется
восторженной.
Дамы, господа, приятного
времяпрепровождения… Фрау Траудл, у нас дела…
29 апреля, 3 часа утра.
Политическое завещание. Стук печатной машинки.
(диктуя) «Прошло более
30 лет с тех пор, когда, в 1914 году, я внёс свой скромный вклад, записавшись
добровольцем в Первую мировую войну, навязанную Рейху. В течение этих трёх
десятилетий я действовал, исходя исключительно из любви и веры в мой народ. Это
давало мне силы принимать самые трудные решения, когда-либо стоявшие перед
лицом простого смертного.
Неправда, что я или кто-то
другой в Германии хотел войны в 1939. Этого хотели и спровоцировали именно те
государственные деятели других стран еврейского происхождения, которые
действовали в интересах евреев.
Я выдвигал слишком много
предложений, касающихся сокращения вооружений и контроля над ними, чтобы этот
факт был проигнорирован будущими поколениями, когда будет поставлен вопрос о
моей вине в развязывании войны. Пройдут века и из руин наших городов и
памятников подымется ненависть к тем, которые, в последней инстанции, несут на
себе всю вину и которых мы должны благодарить за всё, – к мировому еврейству и
его приспешникам.
Я умираю с лёгким сердцем,
осознавая величайший героизм наших солдат на фронте, наших женщин в тылу,
героизм наших крестьян и рабочих, а также беспрецедентный вклад в историю нашей
молодежи, носящей моё имя.
Из жертвы наших солдат и моего
единства с ними до самой смерти в истории несомненно взойдут светлые ростки
возрождения национал-социалистического движения и свершится подлинное
объединение нации».
Фрау Траудл, дайте мне
подписать…
Подписывает политическое
завещание.
Голос по радио. «Италия, наша верная союзница, разгромлена и
капитулировала. Бенито Муссолини вместе со своей возлюбленной Кларой Петаччи
были схвачены итальянскими партизанами и расстреляны, после чего их трупы были
повешены вниз головой, и каждый мог оскорблять их, проклинать и оплёвывать».
Я не позволю издеваться над
моим трупом!... Знаю, как за ним охотится Сталин, хочет сделать из него чучело,
чтобы хранить в каком-то паноптикуме…
Ещё чего!... Гюнше, раздобудь
канистры с бензином. После нашей смерти приказываю сжечь наши тела!...
30 апреля, утро.
Дамы, господа, верные друзья,
настал момент расставания…
О чём я больше всего сожалею,
так это о том, что не… что я уже не смогу вознаградить вас за исключительную
преданность, которую вы выказываете даже в эти последние минуты…
Мне всегда нравилось, уважаемые
дамы, о чём вы хорошо знаете, делать вам подарки. Сегодня же я не могу
предложить вам ничего, кроме одной из этих ампул, зловещих, не так ли, которые
через несколько часов будут очень нам кстати… мне и моей доброй жене…
И которые в очень тяжёлые
минуты, с чем вам безусловно придётся столкнуться, могли бы стать самым ценным
подарком… Смотрите, их здесь достаточно, кто желает, может взять… Вы можете
предложить их и тем, кто не смог придти на эту последнюю нашу встречу… К
сожалению, сказать почти не о чем… Если существует другой мир, я бы пожелал
себе и там иметь вас в компаньонах… И в радости, и в горе, как говорится…
Я убежден, что ваши имена будут
вписаны в историю золотыми буквами… вы были рядом с фюрером до последней
минуты…
От имени немецкого народа я
благодарю вас за службу и жертвенность, которую вы сумели доказать…
Ева подарила свою шубку
приятельнице-секретарше со словами: «Мне всегда нравились хорошо одетые
женщины…»
30 апреля, 15.10
Что ты говоришь? Самолёт готов?...
Заправлен на 11 тысяч километров? Интересно, что находится на дистанции 11
тысяч километров отсюда… Благодарю, хороший мой Бауер, спасайся сам… Прими в
дар от меня этот портрет Фридриха Великого в знак огромной признательности…
Мама, Ева зовёт меня выйти из
бункера посмотреть в последний раз на весну, на солнце… У меня нет желания, но
это одна из немногих просьб моей жены, и я сделаю так, как ей хочется…
Сильные взрывы.
Гюнше, скажи ей, что нет смысла
выходить, мы можем погибнуть от разрыва снаряда…
30 апреля, 15.20.
Сквозь грохот взрывов
слышны звуки танго о кроваво-красных розах.
Только мы зашли сюда, как они
пустили музыку… Слышишь, ликуют!... Вероятно, танцуют… Радуются, они всё время
этого ждали – избавиться от меня… Шайка предателей!...
Как ты прекрасна в этом
шёлковом платье…
Что делать?... (садится на
софу, повторяя слова Евы) «Ади, мой волчонок, мой любимый фюрер, ты должен
быть сильным, каким был всегда… Теперь настала минута подлинной славы… Наконец,
мы никогда больше не расстанемся, мы будем навеки вместе… Там ты увидишь
истинную любовь твоей Евы, потому что моя земная любовь, мой дорогой, является
лишь тенью любви настоящей… завтра мы позавтракаем в ином мире… Там ты
выиграешь войну… Там с нас двоих начнётся рождение нового мира, всё начнётся с
Адольфа и Евы…
Будь сильным, мой дорогой!...
Будь сильным!... Нас ожидает самый прекрасный медовый месяц. Наше свадебное
путешествие начинается…
Делай, как твоя Ева… Зажми
ампулу зубами… Когда ты прокусишь её, ты ощутишь настоящий нектар, Ади, вот
увидишь, это настоящий эликсир… И яркий и тёплый свет охватит нас двоих, и
какое придёт облегчение… Мой волчонок, мой любимый фюрер! Ты увидишь, как легко
тебе будет выстрелить… Ты даже не услышишь выстрела…»
Гитлер берет ампулу в зубы
и направляет пистолет к виску.
Лампа, освещающая
помещение, постепенно накаляется до максимальной мощности и лопается. Темнота.
Мама, наконец…
Откуда-то, из очень
глубокой дали слышится слабое эхо выстрела.
Конец.
Перевод с румынского
Мирославы Метляевой
|
|