| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск девятый
Детям и родителям
Если бы сказку сделали былью, жизнь была бы ещё страшнее.
Валентин Домиль
Наталья Елизарова
СКАЗКИ
ДОЧЬ ЛУНЫ И СОЛНЦА
Жил-был один богатый и знатный вельможа. Его имение было
такое большое, что и за месяц не объедешь на вороном скакуне, а злата, серебра
в сундуках – считать, не пересчитать. Задумал он однажды жениться – а то
неудобно как-то перед окрестными князьями, да графьями – вроде почтенный
человек, именитый, солидный, а холостяк, будто какой-то вертопрах-молодчик.
Много
красавиц мечтали отдать ему свою руку, много родовитых семейств сочли бы за
великую честь породниться с ним, но наш жених был строг, да придирчив, всем
отказывал. Смотришь, бывало, на юную прелестницу и восхищаешься её
совершенством: и хороша, и умна, и на клавесине играет, и языки заморские
знает, и характер кроткий, ангельский, – кажись, чего ещё надо для счастья!
Женись, да радуйся! Ан нет – наш придира непременно отыщет в ней какой-нибудь
изъян. То то ему не так, то другое не эдак: сморщит губы, скривит нос, да ещё и
слово обидное скажет – а оно, как клеймо, – вовек не отмоешь. Расстроенные
девушки, не солоно хлебавши, с позором убегали домой, запирались в своих
опочивальнях и рыдали горючими слезами по нескольку недель кряду. Родители
девиц в отчаянии хватались за сердце, братья – за кинжалы. Свахи от досады
рвали на себе волосы…
Приближённые вельможи бросились
к нему с упрёками. «Что ты за истукан бесчувственный! – говорят. – Таким
невестам от ворот поворот дал – короли бы за себя их взять не побрезговали! И
какой жены тебе только надобно?!» Вельможа, подумав, молвил: «Та, кого я захочу
назвать своею супругою, должна быть дочерью луны и солнца». Призадумалась
челядь, почесала затылки – никогда никто не слышал про таинственную дочь луны и
солнца. Где её искать?
…Как-то раз, проснувшись рано
утром, вельможа подошёл к окну, распахнул занавески и прямо-таки остолбенел на
месте. Ему улыбалась девушка, краше которой ещё не рождала земля: прекрасная,
как звезда, купающаяся в серебряных струях ручья, нежная, как небо, тронутое
поцелуем зори, свежая, как капля росы на цветке. «Вот она – дочь луны и
солнца!» – воскликнул вельможа, и что есть мочи закричал: «Слуги! Слуги! Несите
скорее сюда мой мольберт!» Прибежали слуги, ничего понять не могут, в окно
таращатся – а там нет никого. Переглянулись они между собой, покрутили пальцем
у виска, – подумали, что хозяин с ума сошёл, и, пожав плечами, принесли ему
требуемое. Жадно схватил вельможа кисть из тончайшего ворса, обмакнул её в
бирюзовую краску, сделал несколько лёгких мазков – и, о чудо! – ожил холст, а
на нём – изумительный пейзаж майского утра… Прислуга недоумённо уставилась на
картину: «А где же дочь луны и солнца?» Художник улыбнулся и ничего не ответил.
САДОВНИК
Жил на свете один юноша. И был он настолько беден, что ему
нечем было платить даже за самую дешёвую комнатку на постоялом дворе. Хозяева
из милости разрешили ему поселиться на чердаке – всё равно никто из постояльцев
не хотел снимать эту крошечную каморку, куда нельзя поставить ни стола, ни
стула, и где спать приходилось, скрючившись на жёсткой соломенной подстилке
калачиком. К тому же во время дождей крыша чердака протекала, как решето, так
что там всегда было очень сыро и холодно. Юноша зарабатывал на жизнь тем, что
продавал на улице полевые цветы. Но за них платили такие гроши, что их
едва-едва хватало на кусок чёрного хлеба. Однако молодой человек не унывал, и
все невзгоды делил с шутками, да с прибаутками. И была у него мечта –
обзавестись собственным клочком земли, разбить на ней палисадник и выращивать
там экзотические цветы, привезённые из жарких, тропических стран. И чтоб всякий
прохожий мог наслаждаться их чарующей красотой и изумительным ароматом.
Как-то раз повстречалась ему на
углу городской площади юная цветочница. Сжимая в покрасневших на ветру руках
туесок с фиалками, она переминалась с ноги на ногу в своих стареньких,
прохудившихся ботинках, зябко куталась в большую мешковатую шаль в заплатках и
время от времени кашляла в кулачок сухим, надрывным кашлем. «Купите букетик,
господин», – робко обратилась девушка к проходившему мимо юноше. Тот, не в
силах вынести её жалобного, умоляющего взгляда, выложил за букет пару мелких
монет – весь его сегодняшний заработок. Худенькое, истощённое лицо цветочницы
озарилось тусклой улыбкой: «Спасибо, добрый господин!», – сделав неумелый
реверанс, чуть слышно прошептала она. Её взгляд упал на поклажу покупателя –
огромную плетёную корзину, заваленную благоухающими ландышами. В голубых глазах
цветочницы промелькнуло недоумение, которое вскоре сменилось лёгкой дымкой
благодарных слёз…
Спустя некоторое время юноша и
девушка обвенчались. Он был на седьмом небе от счастья, старался во всём
угодить своей возлюбленной. А та оказалась с ноготком и очень быстро прибрала к
рукам молодого супруга. «Знаешь, милый, – заявила в один прекрасный день она. –
От продажи цветов совсем нет никакого проку. Кому они нужны? Разве какой-нибудь
по уши влюблённый мальчишка их на первое свидание купит, а людям уважаемым, с
достатком дарить незабудки да ирисы ни к чему – они свою даму и в харчевне
угостить могут, и к модистке отвести, и у ювелира заказ сделать… Если мы и
дальше станем продавать цветы на улице, то никогда не сведём концы с концами…
Нужно торговать тем, что пользуется у покупателей спросом. Например, овощами.
Их и на суп, и на салат, и на гарнир употреблять можно. А люди завтракают,
обедают и ужинают каждый день…» Подивился молодой муж уму и рассудительности
своей благоверной. «И то верно, – подумал он. – Сколько можно прозябать в
нищете? А если дети пойдут, тогда и вовсе на цветочном промысле не сдюжить».
И с того дня начал он
выращивать пузатые арбузы, рыжие тыквы, сочные помидоры. На рынке их бойко, с
удовольствием раскупали. И очень скоро все окрестные повара и кухарки только к
нему стали ходить за свежими овощами и зеленью. Денежки рекой потекли в руки.
Очень скоро молодая чета перебралась с постоялого двора на приличную квартиру,
а потом и вовсе приобрела себе новый домик. Жена со вкусом обставила его
добротной мебелью, стены украсила бронзовыми подсвечниками, а окна шёлковыми
занавесками. Стала крахмалить мужу белые манишки, готовить на обед наваристые
супы, стелить каждую неделю на постель чистые простыни в горошек и делать множество
других приятных вещей, разрешённых законом. Муж был горд и счастлив налаженным
бытом.
…Но прошло несколько лет, и
вдруг он ни с того ни с сего ощутил какую-то смутную, беспричинную тоску –
вроде всё хорошо, а как будто чего-то не хватает. Начал он грустить, да
задумываться, и с думами своими, одному ему ведомыми, бродить по набережной.
Ходит, пинает носком башмака круглые гальки, да вздыхает о чём-то. И сам он
себя понять не может – дома у него так чистенько, уютно, а ноги туда не несут,
хочется прочь бежать, подальше от ненавистной рассады огурцов и моркови.
Шёл он как-то раз, шёл, и
услышал тоненький девичий голосок: «Господин, купите букетик для любимой!» Он
так и замер на месте – перед ним стояла маленькая продавщица цветов –
худенькая, оборванная, глядевшая по сторонам голодными и жадными глазами…
Не вернулся в тот день продавец
овощей домой. Бросив семейный очаг, поселился в гостинице с юной цветочницей. А
далёкая мечта его молодости о прекрасном саде снова напомнила о себе. И тогда
он купил вожделенный участок земли и развёл на нём цветник, о котором много лет
грезил во сне, и засадил его разными диковинными растениями. Кто бы ни прошёл
мимо того сада – не мог на него налюбоваться. Это место казалось людям райским
уголком, в котором плачущий вытирал слёзы, отчаявшийся обретал надежду, а
равнодушный – желание любить.
Но не долго продлилось его
счастье. Брошенная жена, не смирившись со своей участью и озлобившись,
вознамерилась неверному супругу отомстить. Бросилась она прямиком в королевский
замок, повалилась в ногу монарху и в голос запричитала, жалуясь на жестокого
изменника и коварную разлучницу. Государь страшно разгневался. Приказал слугам
тот час же доставить к нему преступную пару (а, к слову сказать, в стране этой
супружеская измена смертной казнью каралась).
Приволокли стражники бедного
садовника и его возлюбленную к королю, бросили их, связанных, к его ногам.
Вскинул он на них свои суровые очи: «Как вы осмелились государственный закон
нарушить и осквернить святые брачные узы столь омерзительным деянием?! Да
знаете ли вы, что вам за это голову отрубят?!» Услышав такие слова, маленькая
цветочница лишилась чувств, а её любимый побелел, как полотно. «Что ты можешь
сказать в своё оправдание?» – грозно спросил его король. «Не стану я оправдываться,
Ваше Величество, – отвечал садовник. – Вина моя велика, и прощенья мне нет.
Дозвольте лишь мне перед смертью задать вам один вопрос». «Спрашивай», – сказал
монарх, удивлённый его ответом. «Слышал я, что мой король не только
государственный муж, но и замечательный художник, а потому я спрашиваю Ваше
Величество – смогли бы Вы ради выполнения своего долга и обязательств не
картины писать, а всю жизнь, до самой смерти, как маляр, заборы красить?»
Король, который, действительно, был талантливым живописцем, задумался. «Нет, не
смог бы», – после некоторого молчания ответил он. «Вот и я, мой государь, не
смог. Много лет я жил, разводил овощи, продавал их, обзаводился хозяйством,
складывал в кубышку деньги, а в душе жила тайная мечта о цветущем саде. И как
только у меня появилась возможность её осуществить, бросил ради неё всё. И если
мне придётся за это заплатить своей головой – что ж, моя мечта того стоила»…
Король призадумался, а потом велел развязать пленников и отпустил их домой с
миром.
…А строгий закон тот вскоре был отменён.
МАРГАРИТКА, ИЛИ СКАЗКА О ПОТЕРЯННОЙ КРАСОТЕ
Случилось это давно, ещё наших бабушек на свете не было. В
одном государстве правил король. Его женой была писаная красавица. Солнышко,
поднимаясь утром из-за облака, спешило полюбоваться её нежным румянцем. Ветер
прилетал из-за океана, чтобы расчесать её золотистые кудри. Звёзды завидовали
блеску её изумительных глаз. Во всём божьем мире не было пары счастливее
молодых короля с королевой! Музыканты славили их любовь песнями, поэты в их честь
слагали стихи, а родители называли своих новорожденных младенцев именами
супругов.
Но
однажды в счастливую страну пришла беда. Напал на неё вероломный и коварный
враг – жестокий султан Аджубей. Начал он безжалостно жечь и разорять селения,
грабить и убивать беззащитных жителей, уводить в рабство пленённых девушек.
Пришлось молодому королю собрать войско, отправиться на войну. Горько было ему
расставаться с красавицей-женой, да ничего не поделаешь.
Молодая королева после его
отъезда в слезах заперлась в своих покоях: тоскует, убивается, – белый свет ей
не мил. Пробовали было придворные утешить её, но она и слушать никого не
захотела, всех прогнала. Лишь к старой няньке, вскормившей её, сохранила
благосклонность и дозволила ей входить в свою опочивальню.
Нянька, жалея госпожу,
говорила:
– Опять грустишь, дочка. Вон
как глазки припухли… Нельзя так, всю красоту растеряешь.
– Ах, няня, мне ли думать о
красоте!
– Не скажи. Не ровен час,
вернётся господин, увидит тебя старую и некрасивую и ещё чего доброго не узнает.
– Не беспокойся, узнает, – с
улыбкой отвечала прекрасная королева. – Лишь бы живой вернулся.
…Дни проходили за днями, месяцы
за месяцами, а от короля не было никаких вестей. Его молодая жена извелась в
бесконечном ожидании. Взобравшись на вершину самой высокой в замке башни, она
целыми днями напролёт смотрела на дорогу, ожидая гонца. Её сердце изнывало от
тревожных предчувствий. Воображение молодой женщины рисовало кошмары: будто её
супруг, истекающий кровью, лежит на земле, а по его плечам и груди расхаживают
вороны.
Однажды, не в силах больше
выдерживать тягостное беспокойство, она взмолилась: «Не пожалею ничего на
свете, лишь бы узнать, жив ли мой муж!» Её слова услышала колдунья, проходившая
мимо замка – старая, безобразная, злющая. Она сказала королеве, что поможет ей
узнать, жив ли её возлюбленный, если та отдаст ей все свои наряды и
драгоценности. Та, не раздумывая, согласилась; хлопнув в ладоши, велела слугам
уложить в сундуки богатые одежды и наполнить каменьями и золотом шкатулки.
Заблестели глаза чародейки при
виде дорогого убранства, жадно потянулись её скрюченные пальцы к перстням
алмазным, ожерельям жемчужным. Искоса взглянув на юную красавицу, она
пробормотала себе под нос: «Дерево сохнет от засухи, женщина – от тоски... Кому
нужна сухая ветка? Кому нужна постаревшая жена?» Разгневалась королева, топнула
ножкой в атласной туфельке, приказала старухе немедленно дать ответ.
Усмехнулась ведьма, извлекла из грязных лохмотьев своей юбки закопчённый
осколок зеркала и протянула его красавице: «Вот твой супруг, смотри!»
Отшатнулась королева, в голос закричала: показал ей осколок поле ратное, кровью
залитое, и короля молодого с бледным запрокинутым челом, а вокруг него – чёрных
воронов – когти их стальные шёлковую рубашку рвут, клювы хищные алой влагой обагрены.
Горько зарыдала королева,
прокляла в слезах свою вдовью долю. А колдунья ей и говорит: «Не вдова ты ещё,
государыня. Жив пока твой супруг. Но недолго будет биться его сердце – Смерть
уже летит за ним». Бросилась к ней в ноги королева, на коленях стала молить о
помощи. «Не так просто помочь твоему горю», – отвечала хитрая старуха. В
отчаянии красавица обещала отдать всё, что имеет, лишь бы спасти супруга.
«Дорогой ценой заплатить тебе придётся за его спасение, очень дорогой», –
негромко проронила ведьма, пронзив её недобрым блеском агатовых глаз. «Говори,
чего хочешь?! Я исполню любое твоё желание, только спаси его!» – воскликнула
девушка. Старуха, усмехнувшись уголками крючковатого рта, назвала цену –
спасение возлюбленного в обмен на молодость и красоту. «Бери всё, что у меня
есть, только сохрани ему жизнь!» – не раздумывая ни секунды, закричала
королева.
В тот же миг её прекрасное тело
сгорбилось, поседели и поредели роскошные волосы, выпали сахарной белизны зубы,
а бархатистая молочная кожа покрылась глубокими морщинами. Юная красавица
превратилась в столетнюю старуху.
Ведьма, расхохотавшись,
облачилась в её одежды. Хлопнув в ладоши, кликнула стражников и велела прогнать
королеву, которую в обличье древней старухи никто не узнал, за пределы государства.
Подгоняемая тумаками и бранью своих бывших слуг, женщина лишилась крова.
«Ничего, – вытирая слёзы и с тоской глядя на затворившуюся перед ней чугунную
ограду, подумала она, – скоро возвратится государь мой и выгонит эту негодяйку
вон… нужно только подождать немного».
Звонкая песнь горна заставила
её сердце трепетно забиться от радости – супруг, судьбою суженый, вернулся! Не
помня себя от волнения, бросилась королева ему навстречу. Но проскакал мимо
вороной конь, а желанный сердцу друг, даже не взглянув на неё, устремился
навстречу самозванке. Ведьма бросилась в его объятия, обвила богатырскую шею
своими тонкими пальцами, а на них – чужие перстни, гнусным обманом добытые,
поблёскивают. Увидела королева, как её благоверный приник жаркими поцелуями к устам
коварной разлучницы, и безутешно зарыдала: «Не быть мне больше рядом с милым!
Потеряла я навеки своё счастье, не воротить назад…» Обезумев от горя, бросилась
она наземь и в то же мгновение превратилась в маргаритку.
…Спустя три дня, утомлённый и
пресыщённый дурманом хмельного вина, заморскими яствами и приторной патокой
изощрённых ласк лже-супруги, молодой король покинул пышные свои покои и
отправился осматривать угодья. Ходит он, бросая мрачные взгляды по сторонам,
вздыхает: вроде бы и дом есть – полная чаша, и жена-красавица, а на душе –
лютая зима, смертная мука сковала холодом сердце. «Взять бы, да уйти, куда
глаза глядят…», – с тоскою думает он про себя. И тут его внимание привлёк
крошечный, неприметный цветочек, скромно ютившийся у обочины дороги. Король,
наклонившись и сорвав его, вдохнул едва уловимый аромат, который напомнил ему о
чём-то далёком, трогательном и удивительно светлом. И было в этом лёгком, как
дуновение ветерка, ощущении что-то настолько пронзительно-острое, что у мужчины
защемило сердце. Нежно погладил он медовые лепестки – и они засверкали под
лучами солнца слезами-росинками. Просветлело лицо короля: дрогнули уголки
сурово очерченных губ, расправилась упрямая складка на переносице, а в зрачках
печальных карих глаз заплясали золотистыми бликами маргаритки. Вдев в петлицу
камзола цветок, король уверенными шагами заспешил к замку. А превращённая в
маргаритку прекрасная королева прильнула к его груди последним обжигающим
поцелуем.
…С той поры все мужчины, вспоминая первую и самую большую любовь свою, прикалывают к одежде маленькую белую маргаритку, как символ хрупкого, утраченного счастья.
ТРИ СЛОВА
Было ли это на самом деле или не было, не ведаю, только
старые люди в нашем селении сказывают, что много лет назад жил один богатый
купец. Всего у него было вдоволь: и земли, и денег, и торговых домов, и лавок
разных, заваленных товарами со всего света. Да вот незадача – не было у купца
наследника, некому было оставить после смерти громадный капитал. Горевал купец,
кручинился – уж больно не хотелось ему, чтобы кровью и потом нажитое
добро чужим людям досталось. Ходил он вместе со своею супругою по лекарям, по
знахаркам разным, да всё без толку – пара оставалась бездетной. Вконец
отчаявшись дождаться сына, купец послал во все стороны света гонцов, чтоб
извещали всякого встречного, да поперечного, что ежели кто сподобится сделать
безутешную чету родителями, то наградой ему будет полный сундук золота.
И
вот, прельщённые щедрой наградой, повалили отовсюду толпой в купеческие палаты
разные врачеватели – честные и шарлатаны – и пытались с помощью всевозможных
снадобий, микстур да заклинаний выполнить желание купца. Но безуспешно.
Беспомощно разводя руками, возвращались они восвояси.
Спустя
какое-то время заявилась в купеческий дом древняя старуха в грязных лохмотьях и
сказала купцу, что знает, как помочь его горю. «Сколько знаменитых докторов
пытались за зря, – смерив её недоверчивым взглядом, проговорил он. – Где тебе,
нищенка, с ними тягаться!» И он хотел уже было прогнать её прочь, да за старуху
перед мужем вступилась купчиха. «Выгнать её мы всегда успеем, – сказала она. –
А вдруг она нам и вправду поможет?» Купец, почесав затылок, уступил.
«Будет у вас наследник, но с
одним условием, – прошамкала беззубым ртом старуха. – Когда исполнится ему
восемнадцать лет, должен он будет жениться на моей родной дочери».
Переглянулись супруги, нахмурились. «Коли родится у меня сын – изволь получить
сундук золота: до верха насыплю, с места не сдвинешь! – прорычал купец. – А
родство с тобой мне без надобности!» Но старуха упорно стояла на своём: «Не
нужно мне твоё золото! Или твой сын женится на моей дочери, или – прощай!» И на
том бы они и разошлись, если б хитрая купчиха не начала шёпотом уговаривать
супруга обмануть старуху. «Сделай, как она просит, а там видно будет – глядишь,
придумаем, как выкрутиться». И снова с женой согласился купец. «Будь по-твоему,
нищенка», – пообещал он. На том и столковались.
Старуха дала мужу и жене испить
какой-то чудодейственный отвар, приготовленный по старинному колдовскому
рецепту, и – спустя девять месяцев, родила купчиха красивого мальчика.
Радости супругов не было
границ. Справили они младенцу золотую колыбельку, в кружева и шелка его
обрядили. Да закатили такой пир горой, что и царям не снился. Веселятся, пьют,
едят, танцуют с приглашёнными на крестины гостями, а про давешний уговор –
забыли.
В самый разгар праздника
объявилась старуха, ведя за руку горбатое, уродливое существо в язвах и
струпьях. Подошла к драгоценной люльке, откинула костлявыми пальцами
венецианские кружева, заглянула в чистые детские глазки, да пробормотала что-то
себе под нос. «Не дотрагивайся до моего сына, проклятая ведьма! – закричал
купец. – Чего тебе надо в моём доме?» Старуха нагло заявила, что пришла
повидать будущего зятя, да познакомить его со своей дочерью. Помрачнел купец,
стиснул стальные кулаки: «Забирай сундук с золотом и проваливай!» Нищенка
напомнила про даденное ей слово. Взбешённый купец велел слугам схватить обеих,
да выпороть, как следует, чтоб на другой раз не повадно было благородным людям
дерзости говорить.
Тот час же бросились крепкие
краснорожие молодцы с бычьими шеями исполнять приказ своего хозяина, похватали
старуху с дочерью, заломили им руки-ноги, узлами затянули – не вырвешься, – да
поволокли на конюшню – кнутом сечь. Как ни упрашивали испуганные женщины
пощадить их, как ни старались слезами разжалобить – ничего не помогло – словно
к бесчувственным истуканам взывали… Вдоволь погуляли плетёшки из воловьей кожи
по их спинам, всласть покуражились: несчастные мать с дочкой от побоев тех
жестоких чуть Богу душу не отдали. После вылили на них ушат холодной воды,
привели в чувство, да за ворота вышвырнули. Окровавленная старуха, охая и
причитая, прокляла новорожденного, и пожелала ему смерти, едва тот вымолвит три
слова. Услышав из уст знахарки проклятия, купец приказал засечь её до смерти,
но его остановила жена. «Будет с них и этого, – сказала она. – Отпусти, пусть
идут вон!» Купец, не став спорить, махнул женщинам рукой, чтоб убирались.
…Минуло несколько месяцев.
Мальчик понемногу подрастал, радуя родителей пригожим личиком, смышлёными
глазками, да резвыми ножками. Купец с купчихою не могли надышаться на своё чадо
– не ребёнок, а золото. Единственное, что их тревожило – это слова старухи,
пожелавшей их отпрыску скорую смерть, едва тот вымолвит хотя бы три слова.
Поэтому они, желая спасти своего сына от верной гибели, ему рот повязкой
завязали, чтобы он по своему детскому разумению, не дай Бог, что-нибудь не
залепетал.
Так и жил он с завязанным ртом.
А как стал немного постарше, любящие родители ему про проклятие старухи
рассказали и строго настрого запретили говорить, чтобы не умереть безвременной
смертью. Хотел было мальчик спросить у них про то, что такое смерть, да те в
ужасе руками замахами, зашикали на него, губы ладонями зажали. Испугался он, аж
затрясся весь: понял, что смерть – это что-то очень страшное. И с тех пор он
даже не помышлял о том, чтобы заговорить. И все в округе, никогда не слышавшие
от него ни единого слова, думали, что он немой.
…Прошло восемнадцать лет.
Купеческий сын превратился в статного юношу – окреп, возмужал. Стали на него
девушки заглядываться, мечтая пойти с ним под венец. Тут и ему пришло время
влюбиться – в генеральскую дочь, слывшую в городе первой красавицей. Купец с
купчихою, видя, что их сын то краснеет, то бледнеет перед ней, решили её
сосватать. Сказано – сделано: нарядились они в свои лучшие одежды, накупили
богатых подарков и пошли в генеральский дом просить руки красавицы. Генерал с
генеральшей тому предложению были рады-радёхоньки – жених-то богатющий! Но виду
не показали и даже поломались для прилику, цену невесте набивая. Но, в итоге,
всё равно согласились и решили честным миром сыграть свадьбу.
…После венчания, возвратясь из
церкви, уселись молодожёны за праздничный стол. Гости пьют хмельные вина, едят
яства заморские, да шутки шутят, а новобрачная возьми, да и пристань к
новоявленному супругу с расспросами – мол, любишь ты меня или нет – скажи, и
всё тут. Приуныл тот, нос повесил: и хочется ему милой жене слова ласковые
сказать, да нельзя – крепко засел в голове отеческий наказ – как скажешь три
слова, так помрёшь. Что тут делать? А молодка пуще прежнего канючит: скажи, да
скажи. Посмотрел он на неё грустными глазами, покачал головой – не могу, мол,
сказать, не проси. А она не поняла, обиделась: «Ах, так ты меня не любишь!», –
и, надув губки, расплакалась. Как ни старался он её приголубить-утешить, всё
зазря – расстроились отношения, точно трещина по фарфоровой чашке пробежала.
Хотел он в сердцах ей крикнуть: «Я люблю тебя!», – да вовремя сдержался, промолчал.
И только представился ему подходящий момент, вышел потихоньку из-за свадебного
стола, украдкой прошёл в свою комнату, быстро собрал вещи и, не замеченный
никем, бежал из дома. И тяжело ему было покидать возлюбленную, и оставаться
рядом с ней не было никакой возможности.
И пустился он с того дня в
далёкие странствия по морям и океанам. И встречалось ему много разных людей:
торговцы уговаривали его купить свои товары, нищие просили милостыню, путники –
указать дорогу. И везде к нему обращались с вопросами, и везде ждали от него
ответа.
И тогда в страхе и панике решил
он скрыться от людей. Ушёл далеко в горы, поселился в ущелье самой высокой
скалы – там, куда никогда не ступала нога человека, куда не проникали людские
голоса.
Очень скоро он оброс, как
леший, его одежда износилась. Но он, чувствуя себя в безопасности оттого, что
отныне никто не понуждает его к разговорам, был счастлив. Пил дождевую воду,
питался корешками горных растений, да случайно залетевшими в пещеру летучими
мышами – тем и жил.
…Прошли годы. Герой наш, вконец
измаявшись от тоски и одиночества, решился на Божий свет выйти, навестить
родные края, проведать близких. Взял он посох, котомку и отправился в путь.
Идёт, смотрит по сторонам и дивится – одежда на людях чудная, дома, – как столбы,
высокие, и кругом шум, да гам стоит, аж в ушах звенит.
Ходил он, ходил, искал своё
селение, но так и не нашёл. Чужое всё вокруг, незнакомое. Притомился, сел возле
церковной ограды и, тяжело вздохнув, вытер со лба крупный пот. Проходящая мимо
женщина бросила ему монетку. И тут, откуда ни возьмись, налетела на него
горбатая карлица, отобрала монетку, да как ударит клюкой в бок: «Чего расселся,
прощелыга?! Это моё место! Проваливай подобру-поздорову!». Он от неожиданности
так и опешил. А старушонка, сжимая сухонькие кулачки, кровоточившие язвами,
наступала на него со злобным шипением: «Катись отсель, тебе говорят! Моё это
место! На этой паперти ещё моя прабабка стояла с той самой поры, как эту
церковь в честь погибшего купчика отстроили».
Как сказала она эти слова,
защемило его сердце. Огляделся он вокруг и видит – на церковной ограде табличка
висит, а на ней написано, что храм сей воздвигнут его супругой и родителями в
память о его безвременной кончине. Ну, думает, то-то же мои родственники
обрадуются, когда меня живым увидят. Подумал так, и пошёл по улице дом свой
искать, чтобы пред очами дорогих людей предстать целым и невредимым.
Шёл он, шёл, пока не набрёл на
свой дом – вот они, знакомые резные наличники, вот он, балкон с колоннами,
выкрашенными белой краской, вот он, жестяной петушок, крутящийся от дуновения
ветра. Сердце от радости так забилось, что чуть из груди не выпрыгнуло. Не
помня себя, взбежал он на крыльцо. Но тут ему преградил дорогу человек в
пятнистой одежде и сердитым таким голосом сказал: «Куда прёшь, папаша! Не
видишь – музей уже закрыт. Завтра приходи». Как ни пытался он в свой дом
прорваться, сердитый человек его не пропустил, даже бока намять обещал, если не
уйдёт.
Тут и вовсе ему тяжко стало.
Сел он на крылечко дома, где его никто не ждал, и горько заплакал. Из окна
высунулась лысая голова какого-то толстяка. «Что там у тебя, Фёдор?», –
спросила голова у человека в пятнистой одежде. «Да вот, пришёл один чокнутый,
говорю, закрыт музей, завтра пожалуйте, а он ни в какую». «А ты пропусти его,
Фёдор, – отозвалась голова. – Ценители искусства нынче редки».
Его впустили.
…Едва переступил он порог дома,
ноги его подкосились. Кругом стояли какие-то ящички со стеклянными крышками, а
в них чего только не было: и сервиз, который ему на свадьбу подарили, и
чернильница с гусиным пером, коим он писать учился, и даже сломанный тятенькин
монокль… А на стенах – картины: матушка в кружевном чепце, раскуривающий трубку
отец, сам он в коротеньких штанишках, и… Побледнев, он впился глазами в
огромный портрет в золочёной раме – в полный рост, во всём блеске своей
красоты, стояла в подвенечном платье его возлюбленная, от которой он сбежал в
день свадьбы много лет назад. Толстяк засмеялся: «Да, брат, были раньше
женщины, не чета нынешним… Эх, если б можно было родиться годков эдак сто
назад!»…
Схватившись за сердце, он начал
медленно оседать на пол. Толстяк бросился к нему: «Ты чего, папаша?!... Эй,
Фёдор, скорую!»…
По его безжизненным губам промелькнула слабая улыбка и, проговорив «Я хочу умереть», он испустил дух.
|
|