| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск третий
Памятки истории
Многие пожары в мировой истории разгораются
от искры Божьей, попавшей не в ту голову.
Валентин Домиль
Егор Ревенко
К ИСТОРИИ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО ПОРТРЕТА
(записки барнаульского коллекционера)
Страница 2 из 3
В глубь веков
Карта Удомельских земель, присланная Подушковым, очень помогла при изучении актового материала семнадцатого века, также приложенного в копиях к делу Юренева. Выяснилось, что отец Юренева, Павел Никитович, служил во второй Сенатской роте солдатом в Санкт-Петербурге; дед, Никита Сидорович, – в Рязанском пехотном полку сержантом; прадед, Сидор Андреевич, - в Луцком драгунском полку дворянином, а прапрадед, Андрей Васильевич, - в Новгороде.
Документы 17 века, даже в копиях, читать трудно. Практически нет знаков препинания, многие слова пишутся слитно. А уж если почерк у копииста ужасный, или он не разобрал чего – и вовсе. Тем не менее, удивительно, но найден довольно обширный список документа, датированного аж 1682 годом и относящегося еще к царствованию Федора Алексеевича.
И главным действующим лицом этого редкого акта – упомянутый прапрадед Юренева, Андрей Васильевич. Дело идет о выдаче ему специальной ввозной грамоты, закрепляющей его права на владения селениями и душами «в Бежецкой пятине Тверской половине». Пятины и половины – это административные деления той поры. В документе перечисляются владения, указывается количество саженей и десятин пашенной и непашенной земли, поминаются населенные пункты и пустоши (иные наличествуют и на карте Подушкова): Михайловский погост в Костве, деревня Пономарева на реке Кездре, деревня Погостища на реке Кездре, деревня Демшина, Петровское поместье, пустошь Горка на озере Кездре, пустошь Терешина, Сумгуровское и Савинское поместье, Сорогошинский погост, пустошь Позориха, пустошь Осташово, деревня Старосельская на озере Белом, деревня Терпилец на озере Наволоке, деревня Тяпуль на Черной Грязи, деревня Шинякова, деревня Ехлирева, деревня Курова на озере Наволоке, пустошь Сергеева на озере Белом, Никольский погост в Удомле, пустошь Шитникова на озере Наволоке, Черный Ручей, пустошь Сергеева.
Деревни небольшие, по 3-6 дворов. Иные пусты – «хоромы сгнили и обелились». В деревне Курово и в Черных Ручьях, что уже известно читателю, С.П. Юренев, праправнук Андрея Васильевича, будет проживать два с половиной века спустя. Имение было потомственным, родовым, корни уходили в века, в те поры, когда в царевом указе предписано было: «тем поместьем… со всеми угодьи и со крестьяны владеть Андрею Васильеву сыну Юреневу, и крестьянам и бобылям, которые в том его поместье живут, помещика своего Андрея Юренева во всем слушали, пашню на него пахали и доход ему помещицкий давали», что скреплено было печатью боярина и воеводы Василия Семеновича Волынского. Сверял же текст грамоты много позже дворянский секретарь Капитон Яковлевич Сукин.
«Глушь конкретная и сегодня и тогда…»
Названный Андрей Васильевич Юренев, прапрадед нашего героя, поминается в книжке Н.А. Архангельского «История Удомельского района», изданной в 1995 году при ближайшем содействии Д.Л. Подушкова: он готовил ее к печати. Подушков поделился с нами цитатой из книги, касающейся рода Юреневых: «Род Юреневых впервые вписан в дворянское сословие в 1680 году, когда рейтеру Андрею Васильевичу было пожаловано поместье. В это время в Бежецкой пятине было два Юреневых с 98 душами в поместье. На Удомельской земле этот род вовсе не новичок. Об этом свидетельствуют записи середины 18 века. В середине 19 века подполковник Семен Павлович Юренев, женатый на Варваре Александровне – дочери майора Александра Петровича Филисова, имел семерых детей: четыре сына и три дочери. Подполковник умер во время реформ. Вдова его, Варвара Александровна, осталась править в Мартусах на 469 десятинах земли. В том же году она принимает участие в размежевании деревни Погорелец, пытается продать часть Мартусов. Когда Варвара Александровна завещала детям свое богатство, то оказалось, что его почти не осталось. Николай и Федор Семеновичи получили на двоих 48,25 десятины, а Ольга Семеновна – 168,5 десятины. На этом землевладельческий род дворян Юреневых и кончился».
Подушков не соглашается с Архангельским, что род Юреневых внезапно «кончился» - автор следовал основному своему источнику – книге «Генеалогия господ дворян Тверской губернии», а она не содержала более обстоятельных данных, касаемых потомства С.П. Юренева. Что касается Мартусов, которыми владела вдова Семена Павловича, Варвара Александровна, сведения у Д.Л. Подушкова более определенные: «Мартусы – деревня. Она сохранилась. Глушь конкретная и сегодня, и тогда. Она не относилась к приходу Черных ручьев (храм Георгия Победоносца 1731г., фотографии нет), хотя приходы, может быть, и перекраивались. А вот Филисовы (1806 год первого упоминания) были прихожанами Черных Ручьев, владели дворами в деревнях Сошниково, Аксово». Из дополнительных данных: между Мартусами и Черными Ручьями по прямой 16 км, дорогами сегодня – не менее 25, до усадьбы же Венецианова от Черных Ручьев по прямой – 26 км.
Семейная сага
Но вернемся к седой старине, к прапрадеду Юренева, Андрею Васильевичу. У него было два сына: Тимофей и Сидор. Тимофей распоряжался пустошью Староселье на озере Белом, селением Терпильцом на озере Наволоке, пустошью Горка, владел также Демшиной, Погостицей, Пономаревой, Терешиной, Позорихой. Часть владений он, как следует из документа, «променял полюбовно» некоему Ивану Васневу. У Тимофея был сын, Иван.
И вот – семейная драма. Андрей Васильевич погибает: «В последнем Крымском походе на государевой службе у крымских людей взят в полон и в полону помер». После него остаются жена, да два сына. Тимофей тоже умирает. У Тимофея сын – Иван, он приходится племянником Сидору. Иван бьет челом и просит отцовские поместья отписать себе в собственность. В челобитье же утаил о существовании дяди своего: «повыток отнимает, хочет один завладеть насильно». Племянник – против дяди; коварство, хитрость, тайные пороки – все переплелось в этой саге. Документы относят историю сию к царствованию императора Петра Первого.
Так или иначе, Иван скончался, и о потомстве его ничего не известно. Владения же его, по крайней мере часть оных, оказались заложенными. В мае 1729 года он, будучи в чине капрала, отдал под заклад в деревне Староселье шестнадцать четвертей земли, помещицкий двор «с дворовыми людьми и с всяким хоромным строением, да во дворе крестьян», пустоши Горка и Терпилец с пашней, «с хлебом стоячим и молоченым и в землю посеянным», с покосами, угодьями и скотом, «не оставляя за собой ничего». Стоимость закладной – 150 рублей, она оказалась просроченной некоему Александру Федоровичу Мордвинову. Дело дошло до вотчинной коллегии.
Распродажа и дробление имения
Таким образом, при потомках прапрадеда Семена Павловича Юренева, Андрея Васильевича, имение закладывается, или распродается. Драгун Сидор Андреевич в марте 1751 года за 10 рублей из недвижимого отцовского имения продал близ Усадища Староселье в пустоше Осташове пять четвертей земли «со всеми угодьи», по купчей, майору Якову Кондратьевичу Философову.
У прадеда Семена Павловича Юренева, Сидора Андреевича, было три сына – Агей (служил в Преображенском полку солдатом, ушел в отставку подпрапорщиком), Никифор (служил в Ингермонландском полку солдатом), и Никита, дед Семена Павловича. После смерти Сидора Андреевича имение разделили между сыновьями и сестрами. Агей свою часть имения продал «всю без остатку» по купчей, за 90 рублей, новгородской помещице Марине Семеновне Салтановой, дело происходило в марте 1769г.
Дед же Семена Павловича Юренева, Никита Сидорович, напротив, имением прирастал. У Вышневолоцкого помещика Панфила Федотовича Милюкова выкупил он земли в пустоше Ермолине с лесами и сенными покосами, с рыбными ловлями «и со всеми угодьи», за что заплатил 60 рублей, дело происходило в году 1784-м. При купчей присутствовали подпоручик Василий Григорьевич Мамышев, подпоручик Герасим Павлович Кутузов, секунд-майор Никита Маркович Строилов (все военная косточка!), сам же документ составлен местным писарем Ефимом Раздадуриным.
Отец Семена Павловича Юренева, Павел Сидорович, унаследовал всего 20 душ крестьян в сельце Курове. Поступил на службу в марте 1785г. рядовым в Сенатские роты, 7 апреля 1789г. был назначен младшим курьером, 11 января 1793г. – старшим, а 31 декабря того же года – прапорщиком, но в сентябре 1796г. ушел в отставку за болезнею. Ордер об увольнении подписал граф Александр Николаевич Самойлов, репрезентативный портрет коего долгое время находился в нашей коллекции картин (такое вот совпадение!).
Таким образом, имение временами прирастало землями и угодьями, но все же по большей части – дробилось, делилось меж наследниками, в 19-м же веке от него и вовсе почти ничего не осталось…
Имение Семена Павловича
После смерти Павла Никитича, отца Семена Павловича Юренева, имение наследовала мать, Анна Степановна. Имение – не ахти какое: движимое и недвижимое имущество при сельце Курово, пустошах Сошниково, Сергеево, Терпилец, Тепелево, Ермолино, Глохово, Осташово.
За матерью, кроме того, остались немалые долги.
В 1834 году она распорядилась: имение разделить меж детьми, и долги – тоже.
Раздел был осуществлен так. За матерью остался господский одноэтажный деревянный дом в Курове со всеми примыкающими к нему постройками: скотным двором, хлебными амбарами, гумном, пелевнями, погребом и каретным сараем. Из людей она оставила себе Дементья Дмитриева, Назара Дмитриева, девку Василису Дмитриеву, Ивана Прокофьева, Силу Терентьева с женою Авдотьей Ивановной с сыном Алексеем и падчерицею Ульяною Андреевой.
Семену мать оставила людей: Никиту Корнилова с сыном Николаем, Прокофия Изотова с сыном Гавриилом и дочерью Афимьею, Аксена Кудилова с женою Марьею Филипповной и с сыном Антоном, и вдову Ульяну Анкудинову.
Дочери Елене достались люди: Александр Никитин, некто Степанов с неразборчивым именем, жена его Дарья Филипповна и теща Домна Ивановна, а также Александр Аленьев с женою Александрою Васильевной и сыном Никитою.
Сыну Михаилу мать отписала в деревне Иваньково людей: Герасима Изотова с женою Миремьяною Ипатовной, с сыновьями Емельяном, Ерофеем, Агафоном, Игнатием, также девок Марью и Прасковью Прокофьевых, Прасковью Маркову. Михаилу достались также постройки и земли в пустошах Осташове, Ерденеве (?) и Голшнихе (?) – «все без остатку».
Сыну Алексею, штабс-капитану, мать отдала людей из деревни Погорельцы: Ивана Анкудинова, Никифора Анкудинова с женою Федосьею Тимофеевной, с сыном их Никитою и дочерью Соломонией, вдову Устинью Куприянову, Савелия Александрова, Дмитрия Прокофьева, вдову Елену Леонтьеву. Алексей владел отныне также землями в Погорельцах и в пустоше Якушкине.
Долги
Были и другие земли, которыми весьма рачительно распорядилась Анна Степановна Юренева в 1834 году, - их она поделила меж детьми, как считала справедливым.
Трудно сказать, насколько рады были дети такому решению матери. Потому что отныне долги, которые после нее остались, надлежало выплачивать им. 200 рублей ассигнациями Бежецкой помещице Александре Михайловне Колюбакиной, а также господам Филисовым 250 рублей отныне был должен сын Михаил. Семену надлежало выплатить госпоже Колюбакиной ассигнациями 100 рублей и девке Афимье Васильевой серебром 200 рублей. Дочери Елене пришлось задолжать Колюбакиной 200 рублей ассигнациями, девке Афимье Васильевой 50 рублей, и еще какие-то загадочные 100 рублей «мелочные, известные всем нам». Сыну Алексею выпал долг Колюбакиной 300 рублей ассигнациями и девке Афимье Васильевой серебром 150 рублей.
Итого долги составили 1550 рублей. Для такого мелкого поместья – сумма астрономическая. Притом, что всему движимому и недвижимому имуществу Юреневых была дана оценка (скорее всего, завышенная) в 15000 рублей.
Спустя пять лет после этой раздачи долгов и земель, Семен Павлович Юренев, как уже было сказано, вышел в отставку и вернулся на свою малую родину. Его годовой доход составлял 666 рублей. Выходит, что общая сумма долга равнялась чуть не трехгодичному пенсиону подполковника! Правда, на его часть приходилось всего 300 рублей – к тому времени, возможно, уже сполна оплаченную.
Итак, - девять душ крепостных, часть пустошей, и долги. Это все, что имел Юренев по воле матери. Та, скорее всего, потихоньку отходит от дел, раз решилась разделить и без того уже многажды поделенное имение. Мелкопоместное дворянство явно разорялось. Притом, что было довольно именитым. Например, при акте раздела мизернейшего по размерам имения Юреневых в 1834г. присутствовали аж два подполковника: Николай Степанович Кутузов и Антип Сукин. Удивительно: столь приметные особы – казалось бы, при такой не очень значительной сделке…
Мы бедные, но благородные…
Впрочем, чего удивляться. Дворянство бедное, но - благородное. К слову сказать, все дело, которое мы обнаружили в историческом архиве, касается именно вопроса о благородных корнях Юренева.
Незадолго до смерти он пожелал быть внесенным в шестую часть дворянской родословной книги Тверской губернии. Завязалась переписка, бюрократическая машина работала несколько лет, запрашивала данные о предках Юренева, свидетельства о рождении его детей, разные имущественные документы, купчие, формулярные списки, акты о награждении Юренева Орденами, - то есть те данные, которые сегодня помогают нам восстановить детали психологического портрета мелкопоместного дворянина не вовсе большой руки.
К какой части родословной книги быть отнесенным - вопрос для Юренева крайне важный. Воинские регалии его – явно не генеральские, образования почти никакого («читать, писать умеет, арифметику знает»), зато имеет честь вести дворянскую родословную свою с 17 века!
Родословные книги делились на шесть частей. В первую вносились те, чьему дворянству – не более ста лет. Во вторую часть вносят «по военным чинам и орденам». В третью – «по гражданским чинам и орденам». В четвертую – «иностранные роды». В пятую – «баронские, графские и княжеские». В шестую – «древние благородные дворянские роды», кои ведут счет дворянству своему никак не позднее чем с 1685 года.
Юренев стремится попасть именно в шестую часть - самых древних. Не по амбициям стремится, а – по праву. Представляет доказательства, которые сочли безупречными. И – достигает своей цели. Правда, жить осталось – всего ничего. Зато – восемь детей, о них думать надо.
«Ел живьем лягушек…»
Юреневы – потомственная военная косточка. Семен Павлович, судя по портрету – человек суровый. Именно таких людей и должна была рождать Удомельская глушь. Потомки, похоже, тоже унаследовали означенную суровость нравов. Подушков пишет: «Одна бабушка, сейчас к слову вспоминаю (Агафья Ниловна Семенова – см. о ней «Удомельскую Старину» № 31), вспоминала о помещике Юреневе, который перед революцией жил, видимо, где-то в районе озера Островно: был очень свирепого нрава и, дословно: «Ел живьем лягушек, в порыве злости грыз холки лошадям и шеи гусям»…».
Вместе с тем, Юреневы, очевидно, были не очень крепки здоровьем. Военные походы, частая смена климата и места пребывания нещадно сокращали их лета, и умирали они рано. Из биографии Семена Павловича видно, что вся жизнь уходила на то, чтобы отдать стране свой воинский долг, озаботиться продолжением рода, и передать детям права владения.
Вышедший по болезни в отставку Семен Павлович имел такого же «болезного» брата, Михаила. В 1851 году имения у того не было, а от родителей он унаследовал 11 душ крепостных: 6 «мужеска» и 5 «женска» пола, в сельце Иванькове. Вехи службы зигзагообразны – они зависели от состояния его здоровья. В августе 1817г. поступил из 2-го Кадетского Корпуса в 9-ю артиллерийскую Бригаду прапорщиком (еще один военный!). Однако прослужил только три года. Заболел. Уволен с чином подпоручика в феврале 1820г. Недуг, очевидно, продолжался около двух лет. Потому что только в апреле 1822г. он смог определиться на службу в провиантский департамент. Но и тут послужил только полгода и уволился с чином подпоручика. Можно полагать, тому причина очередное обострение болезни, которое на этот раз длится пять лет. И только в марте 1827г. по выборам Благородного Дворянства он был определен в Вышневолоцкий Земский Суд Дворянским Заседателем. В 1829г. – уволился. Через два года – снова служит Дворянским заседателем, там же, до 1833г. Потом шесть лет нигде не служит. В 1839г., однако, определяется помощником Пристава Черногрязского Заставного Дома Шоссейного Сбора. Да вот беда: в 1842 году вновь захворал «и никаких обязанностей по службе не исполнял», хотя до сего момента «аттестовался способным и достойным», и было лишь одно облачко в его плавном и спокойном карьеротечении: как-то на десять дней припозднился вернуться из отпуска, ссылаясь на недуги, но болезнь сия «не была доказана законными документами». Однако, видно, была она серьезна, коли несколько месяцев спустя последовала отставка, причем по тем же мотивам, а жениться он так и не смог – в чем при желании можно тоже узреть последствия опасного нездоровья.
Филисовы
Дмитрий Подушков, наш Удомельский новый знакомый, касательно перспектив дальнейшего исследовательского поиска, считает необходимым обратиться в военно-исторический архив: «Думаю, что запрос в РГВИА (Москва) – очень перспективно. Полковник, награды… Я тоже там запрашивал сведения, но не по Юреневу. Если у Вас не получится – я могу подключиться».
Военно-исторический архив? А почему бы и нет? В.В. Клейст как раз собирается в Москву, и любезно соглашается помочь нам. Однако поиск неуспешен: указателей фамилий военных по интересующему нас периоду первой половины 19 века в РГВИА почти не имеется, то же самое относится к событиям польской войны 1831г. Некоторые фонды находятся в состоянии реорганизации, - документы даже с поверхности архивного поиска извлечь не так-то просто. Потребуются дополнительные запросы в РГВИА, которые неизвестно еще, какой результат принесут.
А жаль. Мы, честно говоря, питали надежды, что найдем в РГВИА данные не только на Юренева, но и на его ближайшее окружение, которое тоже ведь связано с военной историей. Как, например, не обратить внимание на то, что отец жены Юренева, Александр Петрович Филисов, - в чине майора, и, стало быть, налицо некий родственный союз служивых.
Контакты с Филисовым поддерживаются тесные. Настолько, что он приезжает на крещение детей Юренева. На то есть документы – метрические свидетельства. В 1845-м году Филисов с дочерью, Марией, присутствовали на крещении сына Юренева Александра. И не просто присутствовали – а были восприемниками. Сегодня мало кто знает, кто такие восприемники. Согласно Брокгаузу, это лица, которые ручаются перед Православной Церковью «за веру крещаемого», и в случае чего обязуются «принять крестника под свое попечение и должны его наставлять в вере и благочестии».
На следующий год (1846) при рождении у Юренева дочери Анны восприемником опять был майор Александр Петрович Филисов с родственницей – Верой, дочерью помещика Петра Федоровича Филисова. В 1849 году у Юренева опять прибавление семейства - сын Дмитрий, и Филисов вновь посещает Черные Ручьи с третьей своей дочерью – Надеждой, а за год до этого, в 1848-м, восприемницей при крещении дочери Юренева Марии оказалась помещица Прасковья Петровна Филисова.
И, наконец, в 1853 году Александр Петрович Филисов находится в Черных Ручьях с дочерью Анною при крещении Федора Юренева, а в 1851г. – он же, с дочерью Надеждою, при крещении Николая Юренева.
Переплетенные корни
Филисовы, конечно, присутствуют при крещении детей Юренева не только по родственному зову. Ведь, как уже сказано, в Черных Ручьях, в церквушке которых проходит торжественный церемониал, похоронены также предки Филисовых. Наверное, во время побывок в Черных Ручьях Филисовы посещают погост, и отдают дань памяти и благодарности предкам своим.
Юреневых сближает с Филисовыми никак не менее чем вековая связь: вспомним, надгробия Филисовых в Черных Ручьях относятся ко второй половине 18 века, а в 1729 году Иван Тимофеевич Юренев продает часть своих земель помещику Федоту Стахеевичу Филисову. В 1796 году Богдан Федорович Филисов свидетельствует в числе прочих купчие акты, касающиеся опять-таки земель Юреневых. Как и следовало ожидать, Богдан имеет воинское звание: Филисовы и Юреневы – одна косточка. В документе написано, что Богдан был констапелем (первый офицерский чин в морской артиллерии).
В словаре Брокгауза статьи о роде Филисовых нет. Но должны же быть о них какие-нибудь сведения помимо почерпнутых из дела Юреневых! Заходим в Интернет. Запрашиваем через поисковую систему Яндекса данные на Александра Петровича Филисова, отца жены Юренева.
И тут – полная неожиданность!
Еще один портрет
Некий литератор Петр Алешковский пишет о поместье Александра Филисова. Но совпадение имен – случайное. Это, очевидно, родственник Александра Петровича, потому что, как следует из текста Алешковского, его героя звали не Александром Петровичем, а Александром Порфирьевичем. Алешковский сообщает об имении А.П. Филисова, «брата генерала Сергея Порфирьевича Филисова, героя 1812 года. Александр Порфирьевич Филисов во время смерти императора Павла Петровича был на карауле во дворце и после катастрофы немедленно подал в отставку и переехал на житье в имение Дарское, где жил с женой своей Евдокией Петровной, урожденной княжной Шелешпанской».
Очевидно, речь идет об одной из ветвей рода Филисовых, и очень именитой. Но интересно другое. Возможно, имеются прямые свидетельства о «нашем» А.П. Филисове, тесте С.П. Юренева. Из статьи кандидата географических наук, старшего преподавателя кафедры экономической географии Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д. Ушинского Сергея Львовича Швыркова, посвященной истории города Любима (ярославщина) узнаем: «Любимская земля – родина героев войны 1812г. братьев Филисовых. Александр Петрович Филисов воевал вместе с Суворовым. Когда началась война с Наполеоном, он привел в Петербург отряд любимских жителей, которых обмундировал, выучил. Александр Петрович партизанил, дружил с Денисом Давыдовым. Его двоюродный брат Павел Андреевич Филисов – тоже герой войны. Портрет одного – в галерее героев 1812г. Эрмитажа, другого, кисти Кипренского, в музее-панораме «Бородинская битва»…».
Портрет! Еще один! И Юренев, и Филисов увековечили свое изображение для потомков. Не исключено, что Юренев следовал примеру тестя, когда заказывал свой портрет?
Вот только неясно из статьи Швыркова, который поминает Александра Петровича Филисова и его двоюродного брата Павла Андреевича, чей портрет где находится. Написанное можно толковать по-разному. Ну да бог с ним, со стилем. Главное – другое. Нашлись сведения о еще одном портрете, и это радует.
Полемика в «Московском журнале»
Итак, портрет Александра Петровича Филисова – либо в Эрмитаже, либо в музее «Бородинская Битва» (Москва) - причем кисти Ореста Кипренского. Кипренский любил писать военных. В нашем доме более трети века бытовал портрет неизвестного военного, написанный именно Кипренским. Алма-Атинский музей в свое время выпрашивал его – нельзя ли приобрести в фонды?
Кипренский… Громкое имя…
Поисковик Яндекса неожиданно выдал еще один результат: статью кандидата наук А.В. Кибовского «Предсказатель прошедшего». Поминался в нем тот самый портрет Филисова, данные о коем мы разыскивали. Статья была опубликована в «Московском журнале» в 2002 году (№9) и содержала острую полемику с научным сотрудником музея-усадьбы А.Т. Болотова «Дворяниново», исследователем Е.Н. Перкиным, долголетне изучавшим творчество Кипренского.
Тон статьи нас озадачил. Суждения А.В. Кибовского о персоне Е.Н. Перкина очень категоричные: «С этим человеком все ясно, и сегодня при упоминании имени Е.Н. Перкина искусствоведы, музейные работники и историки, которым автор щедро презентовал свою книгу, только посмеиваются».
Однако нас интересует лишь портрет Филисова. Ему, а также портрету Коновницына, А.В. Кибовский уделяет всего несколько строк: «Потративший, по собственному утверждению, много лет на изучение творчества О.А. Кипренского, Е.Н. Перкин сокрушается, что неизвестно местонахождение портрета А.П.Филисова, хотя каждый желающий может сегодня увидеть его в экспозиции Музея-панорамы «Бородинская битва». Грустит Е.Н. Перкин и об утраченном «портрете П.П. Коновницына кисти Кипренского», опубликованном в 1905 году. Работа действительно замечательная, но к творчеству Кипренского отношения не имеет, поскольку была выполнена в 1819 году А.Г. Варнеком. Сегодня копия этого полотна, сделанная с оригинала П.А.Олениным в 1836 году, тоже находится в экспозиции Музея-панорамы «Бородинская битва»…».
Досадные умолчания
Стоп! Портрет Коновницына приведен в издании «Русские портреты 18 и 19 столетий» (1905), и стоит там подпись: Кипренский. Полемизирует, стало быть, А.В.Кибовский с книгой 1905 года. Между тем, выставляет злостным извратителем истины именно Перкина. Возможно, в полемическом запале могли выпасть какие-нибудь аргументы против авторства Кипренского. Надо связаться с А.В. Кибовским и попросить более обстоятельно аргументировать вывод.
Еще более немногословны сведения о портрете Филисова. Со слов А.В. Кибовского выходит: Е.Н. Перкин не знает, что портрет находится в музее-панораме «Бородинская битва» (Перкин же в телефонном разговоре такое свое «незнание» отрицает решительно). Из контекста ясно, что речь идет о кисти Кипренского. Но, как выяснится позже, в музее-панораме «Бородинская битва» и ведать не ведают, что портрет А.П. Филисова написан Кипренским. Там – другая версия, о чем – ниже.
Но ведь Швырков пишет именно о Кипренском. И, стало быть, имеет ввиду именно портрет А.П. Филисова, касаясь музея «Бородинская битва». Между тем, в атрибуции, хранящейся в музее, о Кипренском нет ни полслова.
Пишем письмо В.В. Клейсту. Он как раз в Москве - работает в военно-историческом архиве. Виктор Владимирович берет на себя труд сходить в музей. Он изготовил фотографии с интересующего нас портрета А.П. Филисова и с окружающего его экспозиционного антуража. Сфотографировал он и табличку под портретом А.П. Филисова. На табличке написано: художник Тропинин.
Разнобой трактовок
Тропинин…
Еще одна гипотеза!
В.В. Клейст продолжает удивлять. Он купил в вестибюле музея-панорамы книжку «… Бессмертен тот, кто Отечество спас: М.И. Кутузов». На 271-й странице – портрет А.П. Филисова и надпись под ним: неизвестный художник.
Так! Не много ли версий вокруг одного портрета? Тропинин, Кипренский, и вот теперь – неизвестный художник.
Сделаем-ка запрос в этот музей. Объясним: так, мол, и так – есть у нас портрет помещика Юренева, который был зятем А.П. Филисова. В родстве и дружбе находились эти люди, Филисов с дочерьми присутствовал при крещении детей Юренева. И как скромным провинциальным собирателям старины, ведущим разыскания об Юреневе и круге его общения, нам интересно буквально все об Александре Петровиче Филисове.
А заодно отправим им по электронке дело Юренева, в котором многажды поминается Филисов. Ведь и в музее «Бородинская Битва» это должно вызвать какой-никакой интерес. Попросим также определить по фотоснимку - соответствуют ли награды на портрете Юренева тем, что обозначены в его формулярах.
Посылаем запрос, и через некоторое время звоним в музей-панораму. Завязывается знакомство: Сергей Владимирович Львов, заместитель директора музея по науке, любезно согласился проконсультировать нас.
Награды Юренева? Львов посмотрел фото и согласился: да, вроде бы награды те же, что в формулярах.
Портрет Филисова? А какого Филисова? У нас портреты двух Филисовых, и оба они были военными. Вас интересует А.П. Филисов? И не только он? Другой Филисов – тоже?
Да, конечно, нас интересуют оба Филисовых, потому что находились они в родстве, это несомненно.
И вот приходит ответ на запрос.
С.В. Львов сообщает: портрет А.П. Филисова имеет инвентарные номера ОФ-167, Ж-21, размеры 67 х 54 (почти такие же, как портрет Юренева). Он был куплен 12 декабря 1962г. у знаменитой русской арфистки Елены Георгиевны Дуловой. Предполагалось авторство Тропинина. В 1965г. П.И. Барановым проведены реставрационные работы: «передублирование с металла на холст, подведение грунта, удаление записей и лака, покрытие лаком, тонирование».
Загадки
Но что значит – передублирование с металла на холст, и подведение грунта? А то, что картина претерпела очень серьезные вмешательства извне. Точно также, как портрет Юренева. Холст сначала был наклеен на металл, его с металла сняли, переклеили на дублировочное полотно и натянули на подрамник. Вряд ли при таком значительном реставрационном вмешательстве, коснувшемся даже грунта (перед тем, как писать маслом на холсте, его покрывали специальным составом, он и называется грунтом), впоследствии можно будет достаточно точно определить, кто автор полотна. Потому что каждый художник грунтовал по-своему, это один из отличительных признаков, по которому зачастую можно установить и время написания, и имя художника.
Так или иначе, но в 1985 году портрет А.П. Филисова прошел экспертизу во Всесоюзном художественном научно-реставрационном центре. Эксперт Л.В. Гельенек, которая до сих пор работает в реставрационном центре Грабаря, сделала заключение: «По технологическим признакам и стилистическим особенностям произведение можно отнести к русской школе живописи первой половины 19 века. При сравнении с подлинными произведениями В.А. Тропинина в построении красочного слоя аналогий не найдено. В соответствии с изображенной прической и костюмом портрет следует датировать периодом с 1820 по 1835 гг.».
Итак, эксперт Л.В. Гельенек в 1985г. авторство В.А. Тропинина решительно отвергла. Удивительно, но в 2003 году экспертизу на портрет Юренева тоже делала Л.В. Гельенек! Это очень требовательный эксперт, который с большой ответственностью подходит к анализу картин. Тем не менее, даже после того, как авторство Тропинина не подтвердили, в музее под портретом А.П. Филисова продолжала висеть табличка: художник Тропинин. Означает ли это, что с мнением Л.В.Гельенек не согласились?
И откуда тогда взялась версия, что портрет написал Кипренский?
Выставка 1812 года
Упомянутый портрет А.П. Филисова экспонировался на выставке, посвященной войне 1812 года в Историческом музее. В каталоге выставки, как сообщил С.В. Львов, портрет значился под номером 39. А под номером 38 шел другой портрет – тоже Филисова, но уже Павла Андреевича (С.В. Львов ссылается на издание 1913 года).
Интересно, что портрет Павла Андреевича тоже сейчас находится в музее-панораме «Бородинская битва» (инвентарные номера ОФ-3721, Ж-123, размер 66 на 54 см). В ноябре 1962г. он был подарен государству Ольгой Григорьевной Зограф, а в 1965 году реставрировался Б.М. Шаховым. Датируется второй половиной 19 века, и, стало быть, является копийным, потому что одет П.А. Филисов в мундир 20-30-х годов.
Звоним в службу каталога Российской национальной библиотеки. Нам отвечают: Каталог выставки 1812 года в фондах наличествуют, называют шифр книги. Просим Анну Леонтьевну Патракову просмотреть это издание. Она сообщает: сведений в Каталоге оказалось немного, имя художника не указано. Сказано только, что портрет является собственностью Н.Ю. Зографа.
Стало быть, именно через потомков Н.Ю. Зографа попали портреты (по крайней мере, один из них) в музейный фонд. Открываем Брокгауз – о Зографе есть статья: Николай Юрьевич Зограф родился в 1851г., был профессором зоологии, занимался эмбриологией, ихтиологией, аквариумистикой. В Интернете о Николае Юрьевиче тоже сведений немало. Фотография: очень солидного вида ученый, с седой бородкой. В селе Мытники (Подмосковье) - храм Рождества Христова, недалеко от него Н.Ю. Зограф в конце 19 века имел усадьбу.
Состоял ли в родстве с Филисовыми Зограф? Потомки-то уж, наверное, имя художника должны были бы знать. Мы связались по телефону с упомянутым выше Евгением Николаевичем Перкиным, который работает ныне в Государственном литературном музее в отделе 19 века. Он удивил нас: Зограф был родственником Филисова. Какая жалость: прошло всего лет 80 с момента написания портрета – а имя художника предано забвению. И это – в относительно мирные «допереворотные» поры…
Место в памяти
С музеем-панорамой «Бородинская битва» завязалась переписка. Пришли к выводу: нужно дать возможность высказаться всем исследователям, которые занимались портретами Филисовых. В первую очередь – А.В. Кибовскому и Е.Н. Перкину. Возможно, рамки их статей в «Московском журнале» не позволяли им изложить свои точки зрения развернуто. Пообещали опубликовать их материалы без купюр в любом объеме.
Уверены: музею-панораме «Бородинская битва» такое внимание, проявленное к одному из самых загадочных его экспонатов, будет только на пользу. Прекрасно, что вокруг экспонатов ведутся споры! «Это значит, - пишем С.В. Львову, - что Ваша экспозиция – это не история в мертвом виде. На наш дилетантский взгляд, в том и состоит назначение музея, чтобы будоражить чувства и память».
Возможно, имело бы смысл произвести более детальное обследование портрета Филисова. Как уже было сказано, очень авторитетный и лично нами глубоко уважаемый эксперт Л.В. Гельенек авторство Тропинина отвергла. В 1985г. она пришла к выводу, что «в построении красочного слоя» никаких аналогий с кистью Тропинина не выявлено. Однако, на наш взгляд, этот вывод надо аргументировать более обстоятельно. Хотелось бы знать, в чем конкретно состояли упомянутые расхождения «в построении красочного слоя», какие картины Тропинина были выбраны для сопоставления, и насколько часто он употреблял пигменты, которые использовались при написании портрета Филисова. Хотелось бы также, чтобы было произведено аналогичное сопоставление с картинами Кипренского.
Того требует не только искусствоведческая заинтересованность, но и просто уважение к памяти как портретируемого, так и художника, который портрет написал, кем бы он ни был…
«Как в старое помещичье время…»
Что было с имениями Юреневых и Филисовых после «переворота»? Реквизировали их. На то есть документы, которые для нас любезно скопировали работники Государственного архива Тверской области. У нас появились новые знакомые – архивисты Галина Михайловна Дмитриева (исполнитель запроса) и Галина Викторовна Баруткина (заведующая отделом), которые помогают нам в поиске. После обработки данных, полученных с их помощью в Тверском архиве, мы поделимся с читателями результатами, касающимися незавидной судьбы означенных имений, подвергшимся разграблениям (конфискациям) в 1920-е годы.
Любопытный материал прислал Д.Л. Подушков. Он пишет, что среди его знакомых есть Юреневы – очевидно, потомки Семена Павловича. Подушков обнаружил также небольшую заметку из газеты «Наш край» за 13 июня 1923г. Она тоже – о потомках Юренева, что можно узреть уже из ее названия: «Гражданин Юренев забывается». Некий злословный аноним сообщает: «В Кузьминской волости, в совхозе Котлован-Воздвиженское, заведующим которого состоит бывший помещик Юренев, практикуются такие вещи. Крестьянские лошади, попавшие случайно на совхозную землю, загоняются в совхоз, где на них и работают целыми ночами, а часто даже гоняют в Удомлю. В то же время, крестьяне, не зная, где их лошади, рыщут в розыске их по всем окрестностям, иногда по несколько дней подряд. Наконец же владелец лошади случайно узнает, где его лошадь и приходит за таковой, там же его встречают, как в старое помещичье время, с руганью и требованием уплатить штраф за потраву. Вообще отношение гражданина Юренева к рабочим совхоза и местным крестьянам очень напоминает времена помещиков. Надо Юренева одернуть».
Куда как ясно: времена Юреневых безвозвратно минули…
Поместья конфискованы, потрава в чужом владении не считается нарушением вековых устоев, надгробия разрушены…
Вместо эпилога
В нашем исследовании личности мелкопоместного благородного, но малоимущего и отчаянно храброго дворянина-вояки, подполковника Юренева, мы столкнулись с рядом фактов, наталкивающих на размышления.
Например, мы встретили представителей двух ветвей Филисовых. Оба – участники наполеоновских войн. Но один – П.А. Филисов, в генеральских эполетах и явно, не только при чинах, но и при славе, и на виду; другой, А.П., «наш» Филисов, и партизанил, и отчаянного вояку Дениса Давыдова знавал, то есть, вернее всего, со смертью «был на ты», в гуще боев, но на его портрете в гражданской одежде – лишь самые скромные регалии.
В чем причина такого различия? А вспомним пушкинского «Дубровского». Ведь вельможный, знатный, изрядно богатый Троекуров и скромный старик Дубровский, проживающий в деревянных «хоромах» - соратники по Бородину. И встретились как братья. Но войны давно кончились, и неизбежный сословный барьер разделил и насмерть рассорил былых товарищей по оружию.
1812 год был еще тем славен, что как бы сгладил хотя бы на время сословные различия. Дворяне были разные. Бедными и богатыми. Влиятельными и, если не «худородными», то весьма ограниченными в знатности. При условии совершенно фантастической храбрости, так называемого «молодечества» - разница стиралась.
Однако мелкопоместный дворянин, чтобы добраться до эполет и высших наград, должен был не только выказывать чудеса на поле боя, но еще на поле боя попасть, хоть под каким-нибудь покровительством. А для этого – нужны связи. А для связей – мало-мальски приличная экипировка, которую, особенно в престижных родах войск, надо было покупать на собственные средства. Так продавались «души», дробились и опять же продавались не ахти какие имения, потому что – как не испытать фортуну? Воинская карьера, если посчастливится, сулила наибольшие выгоды небогатому дворянину в будущем.
Если отпрыски знатнейших фамилий чувствовали постоянную поддержку «тылов», то есть близких ко двору или высшему свету родственников, мелкопоместный дворянин мог рассчитывать только на то, что какими-нибудь сверхподвигами поразит воображение соратников, которые примут его «в стаю» на равных.
Наиболее безумные подвиги числились, вероятно, именно за такими вояками. Причем «на равных» их все равно, в конечном счете, не принимали.
В первом номере «Голосов Сибири» отражена тема декабристов и в этой связи поминалась судьба армейца Каховского, повешенного 13 июля 1826 года за бунт 14 декабря 1825-го.
Ничто так не выравнивает сословия, как общая смерть. Но и на бруствере около виселицы, Каховский все равно как бы отделен от сотоварищей невидимой чертой.
А что, - разве нельзя «нашего» Юренева представить в роли Каховского? Беден, но благороден, отчаянно храбр…
В итоге – всего лишь подполковник и девять «душ» имения…
Тем не менее, дружен с Филисовыми и даже в родстве. Но с какими Филисовыми? С теми, что при «скромных регалиях». До тех, один из коих в генеральском чине, Юреневу, пожалуй, не дотянуться…
Откроем скобку. Позднейшие разыскания приведут к обескураживающему, на первый взгляд, выводу: изображенный на упомянутом выше портрете А.П. Филисов не являлся тестем Юренева - находящиеся в дальнем родстве оба Филисовых («наш» и «музейный») имели одинаковые инициалы, и только. Поиск в очередной раз сбился на неверную стезю, однако помог разгадать очередную загадку, о чем - в следующих номерах «ГС».
В последнее время все больший интерес вызывают у нас провинциальные портреты. На них – представители большинства русского дворянства. Не состояло российское дворянское общество сплошь из генералов. А состояло из мелкопоместных дворян, что мирно и смирно, отслужив воинский долг, жили после отставки в усадьбах и именьицах, довольно бездумно порождая множество детей, между которыми непрестанно делилось былое богатство или просто былой достаток…
Так что в 1917 году, когда вспыхивали крестьянские бунты, пылали имения и усадебки, налеты на «господ» были весьма мало оправданы в большинстве случаев. Нередко господа были ненамного богаче какого-нибудь крестьянского старосты. Достаточно вспомнить дом старика Дубровского и поглядеть на картины художника Сороки, изображающие интерьеры в доме его барина Милюкова: деревянные бревенчатые стены, невысокие потолки, добротная, но далеко не роскошная мебель, хотя стены и увешены родовыми портретами, писанными, возможно, не искуснее, чем портрет подполковника Юренева…
Нам все более и более интереснее узнать, каковы они были, эти рядовые обитатели скромных усадеб, чем полнилась их жизнь, чем славны или бесславны были их деяния. Все меньше верится в «зверства», какими всех нас потчевали по школьной программе, применительно к помещикам. И все больше рисуются они нам, похожими на гоголевских «старосветских помещиков». Наверное, такими были Юренев и Филисов, пока в 1917 году не явились к их потомкам с экспроприацией. Но явились-таки…
Что сталось с подобными гнездами после того, можно судить хотя бы по тому единственному камню, который остался от целого погоста, где схоронен Юренев.
Во всяком случае, Семен Павлович Юренев, уже прижившийся в нашем доме, весьма насупившись, вряд ли с одобрением взирает на то странное время, коему ему посчастливилось не быть свидетелем…
|
|