| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск третий
Изящная словесность
Надо запретить абсолютно все слова. Исключить даже паузы.
Они слишком красноречивы. Молчание многозначительно.
Значит, следует запретить молчание…
Лешек Шаруга
Виктория Кинг
ДАННИКИ ГРОЗНОГО ЧУВСТВА
(из нового романа «Мачехи»)
Утро выдалось хлопотным. К одиннадцати я справилась с текущими делами и, освободившись, решила заскочить домой, а затем отправиться к матери.
На дороге - гололед и мне приходилось сосредотачиваться - до боли в кистях, крепко сжимающих руль автомашины. Старенькая «Хонда» повизгивала на поворотах, но, несмотря ни на что, я наконец-то вырулила во двор знакомых многоэтажек и припарковалась на стоянке. Перешагивая через сугробы с черными оплывами сажи на верхушках, - ничего не поделаешь, живу в шахтерском городе! - добралась до своего подъезда. Потыкав с усилием кнопки на дверях, мельком увидела, что номер кода нацарапан на стенке рядом. Прямо скажем: и смех и грех!
По всей стране, для большей безопасности жильцов, устанавливают в подъездах секретные замки, но у каждой двери на стенке обязательно увидишь четыре цифры кода, так что ни вору, ни хулигану не составит труда пробраться и сделать свое лихое дело. Зачем надо было собирать с жильцов деньги, если мы о пресловутом секрете на весь мир со стен дома сообщаем! Как глупо!
С этими мыслями я вошла в темноту пахнувшего кошками подъезда. Привычным движением нашарила в кармане ключ, и, поднимаясь вверх по лесенке к лифту, столкнулась с высоким мужчиной. Резким движением он рванул мою сумку. Удар по голове. На секунду мне показалось: лечу куда-то в преисподнюю, громко зову на помощь и ругаюсь. В следующий момент все исчезло...
Очнулась в полумраке подъезда. Осторожно ощупывая голову, наткнулась на огромную шишку. Боль пронзила челюсти и связала их в узел, - казалось, даже лицо перекосилось и глаза смотрят в разные стороны. «Жива. Уже лучше. Хорошо, хоть не убили. Мир совсем охренел - среди бела дня нападают! Что было в сумке? Деньги и блокнот. Косметичка. Любимая помада».
Скомканный анализ «ситуевины», как выразился бы мой старший сын Борька, вызвал мощный прилив злости и гнева. Я поднялась на колени, прислушалась. Вокруг - никого. Вытянувшись в полный рост, ощутила легкое головокружение. Осторожно передвигая ноги, доплелась до лифта и в мареве медленно текущего времени с помощью техники донесла свое тело до лестничной площадки и доковыляла до квартиры.
В вестибюле рухнула на банкетку и никак не могла прийти в себя. «Может, в милицию сообщить? Матери не скажу - испугается, начнет нервничать, беспокоиться. Но, что же делать? Хулиганье. Бандиты. Вот ведь паскудство какое… Ничего не боятся».
С громким урчанием зазвонил телефон. Схватив трубку, сдавленным голосом ответила:
- Да. Слушаю... А, мам! Я скоро. Скоро приеду... Да… Да… Целую.
Положив трубку, разрыдалась от обиды. Отплакавшись всласть, зашла в ванную и долго мыла лицо холодной водой. Разнимая пряди волос на затылке, попыталась краем глаза увидеть шишку. Она была большой, на кончиках пальцев остались следы крови. В аптечке нашла йод и, открывая бутылочку, нечаянно пролила его на белый свитер. На самом видном месте красовалось пятно. «Все! Любимый свитер пропал… И пальцы теперь не отмоешь! Гады!»
Испорченную вещь бросила в мусорку, переоделась. Натянула джинсы и уже через несколько минут сбегала по лестничным пролетам вниз, пренебрегая лифтом. Приблизившись к первому этажу, остановилась и, сдерживая дыхание, прислушалась. В ушах - звон от напряжения, но даже шороха не было слышно.
Стрелой промчалась через пространство подъезда и, выскочив на улицу, не помня себя, очутилась в «Хонде». Завела мотор и рванула на скорости в сторону единственного места, где всегда ощущала покой и безопасность. «К матери, к маме, скорей!».
Я обгоняла машины, тормоза визжали – гнала, как бешеная.
Мать встретила меня в дверях, расцеловала в обе щеки и затащила на кухню. Пахло свежевыпеченными пирогами и мятой.
- Доченька, а ты говорила - вырваться с работы не можешь?!
- Мамуля, не суетись, ты же знаешь, перед Новым Годом столько отчетов, работы - невпроворот.
Сердце колотилось в груди, словно раненная птица.
- Понимаю, понимаю. Хорошо, что приехала. Я пирогов напекла - твоих любимых. Садись, поешь. Как дела, доченька? Что нового? С тобой все ли в порядке? Что-то ты бледненькая?
- Мам.., - мне очень хотелось выпалить обо всем, что со мной случилось, но я остановилась но полуслове. - Ты у меня странная какая-то! Я ж с тобой каждый день по телефону разговариваю. ТЫ – все про меня знаешь.
- О текущих делах - наслышана, а чем моя дочь дышит – и ведать не ведаю.
- Ну, да! Счас все брошу и буду по душам разговаривать!
- Вот-вот, бросай свои пакеты и разговаривай с матерью по душам.
- Приказы отдаешь, командирша?
- Пока тебя не прижмешь - ничего толком не узнаешь.
- У-у-у-у, - чмокнула я ее и, схватив со стола пирог, откусила, зажмурив глаза от удовольствия.
- Что ж у тебя все пальцы… в йоде?
- Аптечку открывала, а он упал… Крышку не закрутила.
- Ох, и не аккуратная же ты бываешь!
- А... ерунда - пустяк.
Через несколько минут мы пили чай с ароматной мятой.
- Дочь, что ж ты крутишься лошадью по одному кругу?
Я поперхнулась и мгновенно представила себя кобылой с глазами, закрытыми шорами, прикованной к стойлу и цокающей копытами... Точно – по кругу: работа - дом, работа - дом… И еще по башке дают в прямом и переносном смысле.
- Ну ты и сказала, мама, - пробормотала я, еле-еле сдерживая подступившие слезы.
- Сколько в девках сидеть будешь? Дети выросли, почему не найдешь себе мужичка хорошего? Чего выжидаешь? Сорок лет - и те уже улетели! Не успеешь оглянуться - в старуху превратишься!
- Да, где ж его, мужичка неженатого, найти-то? Они на дороге не валяются.
«Какой к черту мужик, когда тут живу бы быть! О чем она говорит, Господи!», - подумала я, подсыпая мяты в заварочный чайник.
- На дороге? А когда ты в последний раз на до-ро-гу-то выходила? В машине с утра до вечера! Ты же света белого не видишь!
- Куда же я пойду? В бар, ресторан? Одна? Не смеши!
- А что тут плохого? Соберись с духом, проветрись с подружками. Потанцуешь, - может, кто и углядит.
- Мам, не морочь мне голову пустыми разговорами. В моем-то возрасте и по ресторанам шарахаться по ночам?! Не по-ло-же-но.
- Кто сказал – «не положено»? Ты сама себе напридумывала. Никакого задора в тебе не осталась. Корягой сидишь, а жизнь проходит!
- Задор, задор... Ладненько, не волнуйся, вот на новогоднюю елку схожу - расслаблюсь, подарки тебе принесу.
Мать прыснула со смеху.
- Вот-вот, походи хотя бы на новогодние елки, все дело будет.
- Мам, приглашений много, но… там же молодняк, или женатые. Холостяков не осталось.
«Какие там холостяки, мам, меня чуть не убили!», - с возмущением думала я про себя.
- Бог даст, твой холостячок и найдется.
- Мама, я замечательно живу одна. Свободы – хоть отбавляй, сыновья выросли, - продолжала я играть свою роль. – Помнишь, как я с ними, с погодками, мучилась, иногда казалось - не выдержу. Тяжело было. А сейчас? Я на обоих снизу вверх смотрю. Высоченные. Парни – загляденье, умные, работают, и деньги у них водятся.
- Да уж, всем взяли. Не одно сердце девчачье разбито. Пора бы и им жениться. Носятся как угорелые, а не думают, что семью и деток заводить надо вовремя.
- Да разве сейчас заставишь молодежь? Они от свободы дуреют.
- Нет в них чувства долга.
- Да нет, мам. Молодежь думает, как обеспечить семейное существование, больше, чем мы в свое время.
- Вот, вот. Деньги, комфорт, - помешались все на этом! Выгоды ищут, а о любви - тайком думают, когда головой в подушку уткнутся. Любовь найти - вот что человеку силы дает, и деток, и счастье, наконец.
- О-о-о. Поехали...
- Ну что – «поехали». Я - правду говорю. Ту, что каждый знает, но в такие «кушары» ее заталкивает, что ее, милую, и не найти... Деньги – хорошо, да тепло человеческой душе надобно – без него жизни нет. Плечо крепкое, да слово ласковое. А это за деньги не купишь. Ты посмотри вокруг - молодежь на сексе помешалась, скоро нагишом ходить станут, лишь бы себе партнера денежного подхватить. И ведь не только девки, - и парни туда же. У моей соседки сынок подцепил дамочку с денежками, паразитом на ней сидит, сосет ее кровь без стыда и совести. Ну скажи-ка мне, видано ли, чтобы мужик за счет бабы жил. И знаешь, ничем не брезгует. Она и счастлива - храпун под боком, задарила выше крыши: и квартиру ему купила, и машину, в одну из своих компаний идиота на работу устроила. И что?! Он интриги развел, перессорил ее с работниками, что верой и правдой ей десять лет служили. Представляешь?! И она ему верит, - не людям своим, а е-му-у-у!
- Да знакомо мне все это!
- Доча, ты у меня умная, такого не подберешь. Лучше уж… как их там называют... эскорт?! Да?
- Да, да. Эскорт… Мальчики красивые для богатеньких дам-одиночек.
- Вот. Ему заплатила за ночку и...
- Мам, ты хоть соображаешь, о чем говоришь? Где твои моральные устои?
- Устои? Они, доченька, у меня здесь, - и мать положила руку на сердце. - Только женщине не надо с кривдой в душе жить, лучше за биологическую необходимость заплатить, а судьбу себе не ломать.
- Мам! Это называется откупить проститутку. Мужик или баба – нет разницы!
- Не слушаешь ты меня никогда. Нет - слушаешь, а не слы-ши-шь!
- Мам, пироги отличные.
- Даже поговорить с матерью не хочешь.
- Мам, мы не разговариваем, а спорим.
- Ладно... Что за новогодняя елка намечается?
- Представляешь, мне приглашение пришло на губернаторскую елку, банкет и все такое...
- Здорово! Платье купила?
- Ещё чего не хватало! Есть у меня подходящие наряды.
- Освежить гардероб приятно любой женщине.
- Мама, зачем зря тратить деньги, если у меня полно тряпок?
- Пойми ты, когда женщина покупает себе обновку, она по другому мир начинает ощущать. Одела новое платье - и чувствует себя королевой.
- Хорошо, хорошо. Я подумаю. Мамусь, мне пора бежать.
- Я тебе пирожков на дорогу соберу, дома поешь.
Я ехала от матери со странным чувством. Такое ощущение появляется только после походов к самому близкому человеку в тяжкий момент жизни, о котором никому не смеешь рассказать...
Мать любила меня в любом качестве: плохой, хорошей, злой и доброй. Для нее имела значение только я - ее дочь. Она прощала все мои ошибки, жалела и желала добра. Рядом с ней я оставалась маленькой девочкой, которую ей приходилось постоянно воспитывать.
Голова побаливала, - горечь пекла изнутри оттого, что на мою жизнь почему-то посягнули, обида растекалась по жилам. Решила позвонить старшему сыну Борьке. Он живет в Москве и заканчивает университет. Встречается с девушкой, дочкой ведущего дизайнера, - намекнул мне, что любит ее. Надеется, что отправят его в Гарвард, было бы здорово, - в наше время хороший диплом котируется. Как-то само собой получилось, что после развода с первым мужем Борька стал мне опорой и главным мужчиной в доме. Поплакаться бы сыну, он бы меня понял.
- Боренька, дорогой, здравствуй, сынок, ну, что там у тебя? Да… да… В Гарвард попал?! Вместе с ней? …Ах, какой же ты у меня молодец, домой приедешь? Нет... жаль. Убегаешь? Ну, счастливо, сынок, с наступающим тебя… Пока. Целую.
Вот и поговорила, называется! Ох, как жмет в груди!
Села за руль, выехала на центральную улицу. Наглые шоферы подрезали меня, теснили, и так мне от этого дорожного хамства стало не по себе, что захотелось до зеленых чертиков напиться. Куда бы податься? К Вальке, старой подружке? Не-е… Она, наверное, стряпает, - для нее каждый праздник, как поход на фронт, все сама кулинарит, не доверяет домработнице. Да и что ей расскажешь, - разволнуется, закудахчет с перепугу. А домой возвращаться нет мочи, - так не поехать ли, в самом деле, за новым платьем?
- А-А-А-А, - услышала я свой собственный душераздирающий крик, крик ярости и боли. Очередной мерс легонько царапнул бок машины. Да что же это такое! Сумасшедший мир и все в нем пристукнутые!
Я дала газ и, догнав мерс, погрозила кулаком в сторону затененных стекол.
- Буржуй чертов!
И вдруг меня сотряс истерический хохот. Да ведь и я сама – буржуйка, разве нет? Буржуйка… Печка-буржуйка… Бессмысленные параллели и сопоставления рассмешили меня до слез. Курьезы надо встречать с юмором, - да-да, так веселее жить, госпожа Катерина Рыкова, - сказала я себе.
* * *
Берег моря. Солнце стремительно поднималось из-за горизонта. Рассвело почему-то позже обычного и лучи жгли неимоверно, пронзали водную гладь и оставляли ожоги на лице мужчины. Он сидел, не шелохнувшись.
Ждал.
Легкий бриз трепал его седые волосы и обдавал жаром. Песок постепенно накалялся. С моря поднималось марево. Стало душно.
К полудню море отступило, обнажая дно, полное бьющихся от возбуждения рыб. Крабы спешно забирались поглубже в песок, который на глазах превращался в камень.
Море уходило...
Он смотрел неотрывно на воду, убегающую далеко-далеко к линии горизонта. На третий день солнце остановилось в зените. Ночь не пришла. А море все уходило, оставляя после себя пенящиеся воронки, где еще трепыхалась морская живность.
Он знал и ждал.
Кожа на лице и полуобнаженном теле струпела, выступающая из ран кровь засыхала на глазах. Боль стала существованием и ожиданием.
На девятый день он сказал себе: «Пора!», - и начал спускаться, но не с берега, а с горы, в которую тот превратился. Человек шел с устало опущенной головой, неспешно ступая босыми ногами по тверди земли, обходя гигантские выступы, остовы античных галер, останки взорванных подлодок, человеческие скелеты, сундуки с сокровищами. Странные усохшие существа морских глубин разевали зубастые пасти в последнем исступленном усилии продлить жизнь.
Время и тени прошлого спрессовались в единый чудовищный мираж катастрофы.
Он спускался в долину мертвого моря. Небо было окутано дымом страшных пожаров, оставшихся за спиной у старика.
* * *
Иван Семенович проснулся в поту от кошмара. Тело ломило и мозги, казалось, выворачивались наизнанку. Образ старика колотился в голове красными всполохами. Перед глазами мелькали круги, пятки жгло неимоверно.
«Что это было? Приснится же! А обещали стресс стрессом выбить. Ничего себе - выбили! Так и с ума сойти можно!».
Он резко сбросил одеяло и пошел в ванную. Долго стоял под холодным душем, успокаивая нервы и приводя в порядок мысли. В комнате зазвенел телефон, сквозь шум воды он слышал его тиликанье, но желания выскочить из кабинки и разговаривать с кем-либо не было.
«Что я делаю? Зачем согласился? Дурью маюсь! А ведь стар уже для таких подвигов!»
Рассуждения о себе, грешном, продолжались под струей душа добрые полчаса. Обтерся полотенцем, оделся, вышел в коридор из своего люкса, увидел на полу стопку свежих газет, рассердился вдруг и пнул их ногой, потом двинулся по направлению к лифту. Спустившись на первый этаж, оказался у дверей приемной.
Отель-санаторий был выдержан в модерновом стиле и находился в лесу, найти его было непросто. За высокой бетонной оградой разглядеть здание с дороги невозможно. Запретная зона. Территория бывшей военной части, давно выкупленная предприимчивыми людьми.
- Доброе утро, Иван Семенович! - улыбнулась секретарша в короткой юбке, со стройными ногами, обтянутыми чулками в сетку.
- Доброе, доброе.
- А вас уже ждут. Проходите, пожалуйста, в кабинет.
Он вальяжно проследовал в офис.
- С вас пятнадцать тысяч зелеными. Распишитесь здесь, Иван Семенович, - крашенная блондинка мило улыбнулась респектабельному мужчине и изогнулась таким крендельком, что так и хотелось откусить краешек и посмаковать.
- Надеюсь, вам хорошо спалось, - прозвучал вкрадчивый голос хозяина кабинета.
- Да… спалось. Как вы думаете, она жива? - спросил Иван Семенович.
- Конечно. Мы проверили, - ответил хозяин. - Наше агентство всегда отслеживает клиентов и трагических случаев никогда не бывает. Надеюсь, вам у нас понравилось.
- Да.
- Адреналин - на сто процентов подскочил, - так?
- Даже на все триста!
- Ну что ж, тогда переходим к третьему этапу!
- Да-а-а. По расписанию у нас охота на танках!
- Охота на волков с танками и с пулеметами.
Иван Семенович вытащил из карманов пачки долларов, расписался мелкой вязью в контракте и посмотрел на часы:
- В какое время выезжаем?
- Сразу после обеда, машина будет ждать у центрального входа.
- Добро.
Иван вышел из офиса, его подташнивало, и верхние зубы ныли той болью, от которой на душе воротило.
До вчерашнего вечера он был почти удовлетворен своими авантюрами. Сыграть бомжа-попрошайку на центральной улице города, в самом деле, - очень забавно. Удивляло, каким образом этой чумной конторе удавалось договориться о месте с нищими и милицией. Целый день продрогший Иван просидел с шапкой, уговаривая прохожих подать копеечку Христа ради. В основном, подавали старухи и сердобольные толстые тетки. Сновавший обезьянник торопившихся бизнесменов и шустрых дорого одетых девчушек не желал раскошеливаться.
«Эк их всех расповадило от мнимого и реального богатства! Не помнят, как их предки лыко чесали и лес валили! Совсем народ оскотинел. Болезному человеку рубля не бросят», - думал в те минуты новоиспеченный загримированный бомж, сидящий на морозе, прямо на снегу. Откуда ни возьмись, проснулась в нем совесть предков - бунтарей и большевиков. Про себя он, конечно, решил, что будет теперь подавать нищим не только возле церкви, но и при случае. Хотя какой там к черту случай, - в магазины он сам не ездит, ему все домой привозят, по улицам не ходит, при его положении - не пристало. Иван чаще бродил по улочкам европейских столиц, чем по собственному городу. Так что понаблюдать за народом сейчас ему было в удовольствие и в новинку.
«Нет, что ни говори, здорово придумали ребята, как деньги c богатых дураков снимать. Хотя есть, конечно, в подобных забавах резон: окунешься в дерьмо – и начинаешь явственно представлять, до чертиков в глазах, как все бренно в этом мире. Посидишь часик, поклянчишь у прохожих, и сразу на философский лад настраиваешься».
За весь день набралось у него несколько сотен. Ночь провел в подвале с «отбросами общества», почувствовав на собственной шкуре, что значит быть Оливером Твистом из книги детства. И, правда, спать вповалку с вонючими бомжами – занятие не из приятных, но надо выполнять положения контракта, и Иван улегся вместе с ними, с краю. Рядом пристроился мальчишка лет четырнадцати. Пацану стало плохо ночью от передоза и он блевал прямо на голову Ивана. С другой стороны примостился убогий старик, покрытый какой-то ветошью, он то и дело чесался и матерился.
Хорошо - сугробы во дворе. Несколько раз за ночь Иван Семенович вырывался из подвала на простор и катался в снегу с остервенением. Еле до утра выдержал. Но – вытерпел же, все снес! А вот поиграть в бандита не получилось, нервы не выдержали, так что второй этап игры пришлось как бы форсировать. Теперь предстоит третий, последний. Охота. Может, необычность происходящего взбодрит его, поднимет тонус. С берданкой он хаживал раньше на уток, но стрелять волков ему еще не приходилось.
После обеда, облачившись в военное обмундирование, Иван готовился к охоте. В лесу, куда они приехали на старом газике, на обширной поляне, стояли три танка старого советского образца, и две бронемашины. Вокруг толпились молодые ребята и пожилые бодрые мужички. Водка ходила по кругу и в послеобеденном воздухе стояла разноголосица мата, хохота и скабрезных шуток. Ясно, что в погоне за острыми ощущениями Иван не будет одинок.
- Новоприбывшим салют и чарка, - протягивая стакан, сказал пожилой, но крепкий мужик, в высоченных, подшитых пимах. Он лукаво улыбнулся, оценивая новичка цепким взглядом.
Иван Семенович взял стакан и одним махом его опустошил, всем видом показав, что не лыком шит.
- Как вас величать?
- Иван.
- Тимофей Петрович, - важно представился мужик и, оглядев всех присутствующих, громко объявил:
- Инструктаж по облаве и стрельбе даст Николай. Давай, парень, - кивнул он молодому егерю, - объясняй доходчиво.
Молодой человек сразу преобразился и поставил бутылку из-под водки на гусеницу танка:
- Значит, так, мы обложили волков по кругу в два с половиной километра. Привадили их падалью на взгорке, - он показал куда-то вдаль. – Большой запас падали заставляет хищников держаться одного места, и не уходить с территории. Бдительность у сытых волков притуплена. Да... Волки привыкли к танкам, от шума техники за красные флажки не убегут. Военная часть здесь испокон века стоит, мг… стояла, так что стрельбы не очень испугаются.
- Расскажи им про правила охоты, - попросил Тимофей Петрович.
- Правила нехитрые. Между каждым стрелком, то есть танком, расстояние не должно превышать 60 метров. Стрелять будете только по зверю, который выскочит на вас... Если подранили, то добивать при условии, если животное побежит… После окончания охоты, - а Тимофей Петрович даст нам знак, - всем разрядить оружие. Поняли? Тогда по коням!
Иван Семенович потом пытался вспомнить, как проходила охота, но единственное, что осталось в памяти, - клокочущая кровь в жилах и обжигающий щеки мороз. Его волк выскочил на расстоянии выстрела только к концу облавы.
В тот момент Ивану показалось, что его подменили, он орал во все горло, расстреливая волка на бегу, под урчание танка, и никак не мог попасть в него. Приклад отбивал плечо, и на минуту показалось, что с матерым справиться невозможно - он бросался из стороны в сторону. Меткий выстрел решил все дело - волка зацепили, он подпрыгнул и кубарем покатился по снегу, оставляя кровавый след. Позже, когда Иван Семенович подошел поближе, его чуть не стошнило от запаха крови. Хорошо, - водку поднесли вовремя. На вопрос, не нужна ли ему шкура, он наотрез отказался.
Нет, нельзя кривить душой перед самим собой, Ивану понравилось охватившее его состояние бешенно-распаленной страсти. Наверное, память предков выталкивала в кровь желание убить.
После охоты, прямо на снегу, разбили бивуак. Ошкуривали убитых зверей, набралось ни много ни мало - шесть туш. Каждый охотник хвастался своими подвигами, егеря в ответ ухмылялись. Холодная водка разогревала желудки и, заедая салом и черным хлебом, мужчины хозяйственно раскладывали снедь на импровизированном столе, хлопая друг друга по плечу.
В наступивших сумерках рассказы егерей прерывались страшными историями о лесных оборотнях. Мужская компания наслаждалась. Уже прощаясь, Ивану все же вручили на память желто-серый клык убитого им волка. Иван засунул талисман в нагрудной карман рубахи. Вернувшись в гостиницу ночью, - сразу же уснул и не вставал до полудня.
Контракт по снятию стресса был выполнен полностью, компания по предоставлению таких специфических услуг заработала тысячи баксов, а взрыв адреналина в жилах заказчика стучал головной болью двое суток.
Отныне об охоте напоминала лишь небольшая коробочка, обтянутая голубым бархатом, - в ней мирно покоились трофеи: клык волка, розовая помада секретарши из офиса, и медный советский пятак 1963 года, брошенный хромой старухой в его шапку на углу улицы Кирова.
Иван Орлов после своих похождений вернулся совершенно разбитый. Дом встретил пустотой и тишиной. Он жил один. Затянувшийся бракоразводный процесс шел бурно. У Орлова было два сына тринадцати и пятнадцати лет. Его бывшая приложила все старания, чтобы оставить детей себе до их совершеннолетия. Копья ломались, в основном, из-за отторжения имущества и дележа акций многочисленных компаний, названия которых Иван Семенович вспоминал только при получении ежемесячной зарплаты как генеральный директор оных. Бизнес процветал, затрачено много сил и изобретательности, чтобы поднять его, и Ивану казались несправедливыми посягательства супруги. Он хотел разойтись полюбовно, предлагая ей миллионы, но она стремилась не только к кушу в виде отступного, но и к дивидендам в будущем. Адвокаты стоили немало, но тяжба никак не заканчивалась и длилась два года. Все это изрядно изматывало и не давало спокойно жить.
Первым делом Иван проверил автоответчик - поступило двадцать два сообщения. Нажал на кнопку прослушивания – половина звонков от адвоката, остальные от когда-то любимой женщины, ее голос ввинчивался в мозги, кровь закипала от ярости. Бывшая жена напоминала о потерянном три года назад колье, просила поискать его в загородном коттедже, а лучше - послать ей ключ, чтобы она сама там все обыскала.
«Понятно! Еще не все вещи вывезла. Когда же ты успокоишься, вздорная баба!» - возмутился Иван Семенович, стер все сообщения и плюхнулся в кресло.
Сумерки наступили быстро, и в полумраке комнаты стало тоскливо. Он прикрыл глаза. Дурацкий сон, приснившийся в гостинице, не давал покоя. Ему показалось, что видение - как нельзя в руку. Что и говорить, он помнил еще времена, подобные безбрежному теплому морю, когда и любовь в доме, и успех - все грело душу. Родились и подрастали сыновья. Потом вдруг все рухнуло. Сам виноват. Зарвался и заврался.
Завел флирт с секретаршей - хотя серьезного-то ничего не было. Не собирался он оставлять ради нее семью. Но - слухами земля полнится и... жена не простила, ушла и увела детей. Как ни пытался загладить вину, - ничего не получилось.
«А, отдам половину, спокойней спать буду! - решил он неожиданно. - Так дальше продолжаться не может. Скорей уж развод оформить - и делу конец. Завтра же дам задание адвокату». С этими мыслями Иван Семенович отправился спать. Впервые за много лет сон его был безмятежным.
В шесть утра он соскочил с кровати свежим и отдохнувшим. Кто-то, может, и скажет, - эка невидаль! - но для Ивана ощущение бодрости было утеряно много лет назад. Все последние годы - жизнь на «автопилоте», дикая загруженность и работа сутками, - давали о себе знать.
Крепкого сложения, - что называется, в соку, - хоть и с сединой в волосах, Иван, ни с того ни с сего, приступил к зарядке: покачал пресс, отжался несколько раз от пола, покрутил руками, поприседал. Наконец, вспотев и почувствовав внезапный прилив сил, с удовольствием принял душ.
Навязчивый мотив популярной песенки неотступно следовал за ним. Иван развеселился, вспомнил вдруг дни молодости, когда он с самого утра устраивал распевки, докучая соседям по комнате. Сколько же лет ему и в голову не приходило напевать спозаранку! Настроение поднялось, лицо омолодилось, изменилась походка, и, приехав на работу, он заметил, как заинтригованные подчиненные провожали его удивленными взглядами.
За неделю он оформил развод. Бывшая жена нашла пропавшее колье в коттедже, обрадовалась дополнительным средствам, предложенным в виде отступного, никак не связанного с официальным разделом имущества. Она осталась удовлетворена, изумилась разительным переменам в его внешности и поступках и, довольная, даже разрешила ему посещать сыновей три раза на неделе. Иван Семенович, казалось, был счастлив, и в знак особой благодарности выписал адвокату премию.
Город и окружающие бурно готовились к встрече Нового Года. Все вокруг носились с подарками и деликатесами, постоянно перезванивались, договариваясь, где и с кем встречать праздники. Женщины вытаскивали из сумок наряды и показывали друг другу, обсуждали распродажи в бутиках. Каждой хотелось иметь платье до пола, с «блестючками» и вырезами до пупа, или на пол спины. Раньше, во время оно, приятельницы Ивана по университету и мечтать не смели о таких моделях. А сейчас, - щеголяли обновками, стоимость которых превышала годичную зарплату. Хоть он сотрудницам и платил хорошо, но все равно удивлялся, - откуда у них столько денег?
Партнеры и немногочисленные друзья приглашали его на праздники к себе, но он отказывался. По долгу службы ему край как нужно было посетить губернаторский новогодний бал. 31 декабря, одев фрак и белую накрахмаленную рубашку, - ее воротник натирал шею, - он явственно почувствовал, как злость вновь медленно вскипала в груди. Сама идея этих балов ему не нравилась. Этакий костюмированный спектакль с подтекстом: и у нас тоже «голубая кровь». Секретарша заговорщическим шепотом убеждала его взять частного учителя танцев и выучить полонез с мазуркой, - на балу надо выглядеть прилично и показать «класс» молодым. Вальс-то, слава Богу, он умел танцевать!
Он вдруг представил учителя танцев в образе смешно подпрыгивающего на сцене артиста, игравшего Фрике в опере «Пиковая Дама», которую он слушал в Большом театре.
«Просто фарс какой-то! В моем возрасте я еще только польки не танцевал. Напридумывают невесть что! С другой стороны, конечно, где молодым богатым отрокам развеяться? Может, и мне какая-нибудь а ля Наташа Ростова встретится? А что? Я теперь свободная птица, - Онегин, да и только! Состояние я все-таки сохранил, так что богатенький теперь жених!»
В общем, не в лучшем настроении ехал он на бал.
Иван Семенович медленно прохаживался по залу, благосклонно кивал знакомым, брал с подноса «посольские бутерброды» - то есть на один укус, и шампанское, благо, Щелкунчики, - так он обозвал официантов, одетых под оловянных солдатиков, очень похожих на тех, из балета Чайковского, - крутились возле ног без устали. И, вспомнив Петра Ильича дважды за один вечер, чуть не поперхнулся, - он никак не мог понять, чего же это его на классику-то повело…
Дамы и кавалеры танцевали, обменивались мнениями - и о чем? О политике? Бизнесе? Новых книгах? Ничего подобного - о детях, кухне и прислуге. Краем уха Иван Семенович прислушивался к разговорам. Рядом с ним щебетали две дородные матроны в декольтированных длинных платьях от известных кутюрье:
- Смотрите, как мой Мишенька грациозно танцует с Леночкой Ковалевой.
- Прекрасная пара, все ж она в Сорбонне учится, Франция на нее повлияла-таки, а у вашего такие манеры, просто молодой граф!
- Я не нарадуюсь, глядя на Мишеньку, а ваша – прямо принцесса из сказки. Как нежно она прижалась к Андрею Потанину!
- Деточка так волновалась! Домработница плохо отгладила воланы и Оленька до слез расстроилась.
- Но это же совсем незаметно!
- Что вы? Это другое платье, супруг позвонил куда надо, - бутики открыли и платье нашли… сами понимаете. Приличная прислуга в наше время – большая редкость!
- Да… да…
- Как вы думаете, чем они нас кормить будут?
- А вы не знаете?
- Нет! Правда, мне говорили, подадут севрюгу фаршированную и…
- Диких кабанчиков в серпантине из ананасов, нашпигованных черносливом под соусом…
- А, это же Степан Ильича, губернаторского шеф-повара, секретный рецепт.
Вот такая болтовня раздавалась со всех мест, голоса сливались в единый гул, напоминающий пчелиный рой. У Ивана Семеновича разболелась голова. Он не на шутку проголодался и, чтобы заглушить разыгравшийся аппетит, отправился в курительную. Едкий дым ударил в нос. Мужчины, развалясь в креслах, прикидывали стоимость очередной сигары, закуриваемой соседом, дискутировали о качестве табака, повышении цен на нефть и ценных бумагах.
- Иван Семенович, проходите к нам! – пронзил пространство срывающийся дискант господина из местной администрации.
Из внутреннего кармана фрака Иван вытащил пачку «Парламента». Закурил сигарету, но ему тут же преложили несколько сигар на выбор и бокал коньяка. Спиртное ударило в голову, разогнало кровь, настроение улучшилось. Наконец, прозвучал звук гонга и все потянулись к торжественному столу. У каждого имелся свой номер - место, где надлежало сесть.
Иван оказался рядом со знакомым банкиром и его супругой, стул справа оставался не занятым. Разговор не клеился, - вялые замечания по поводу льгот на долгосрочные кредиты прерывались длинными паузами. За спиной зашелестело платье – Иван почувствовал чье-то присутствие.
Обернулся, - очаровательная женщина! Короткая стрижка обрамляла узкое лицо. Серо-голубые глаза. Двойная нитка серого крупного жемчуга на шее придавала особый блеск взгляду, шелк стального цвета и воланчики на рукавах подчеркивали округлые формы. Она произнесла отрывистое «Здравствуйте», Иван Семенович задержался с ответным приветствием всего-то на миг, но этого было достаточно, чтобы соседка с долей сарказма над избитостью фразы пожелала всем и никому: «С наступающим вас, господа!». Банкир, нагнувшись, с улыбкой откликнулся: «С праздником!», и только потом Иван Семенович промямлил что-то вроде «Новгодпраздником!», от чего сконфузился, но тут же взял себя в руки:
- Давайте познакомимся…
- Я знаю, как Вас зовут, - ответила незнакомка и показала на табличку с его именем.
Иван, в свою очередь, прочитал ее имя на спинке гнутого стула, кивнул головой:
- Очень приятно! А вы любите светские разговоры?
- Ничуть, - кокетливо тряхнула она волосами.
- Я тоже их не люблю. Как вам здесь нравится?
- Очень симпатично, с помпой, вот только вода и соки на столе в пластмассовых бутылках.
Иван не удивился ее замечанию. Пластмассовые бутылки, в самом деле, на балах выглядят странно.
- Да…
- Не досмотрели, - продолжила она.
- Не досмотре-е-ли.
Вскоре подали закуски, а перед горячим вышел Дед Мороз со Снегурочкой и под бой часов громогласно провозгласил наступление Нового года. Конечно, без красивых и длинных речей высокого начальства не обошлось. Звуки звенящих бокалов сочетались с трелями мобильных телефонов - их не отключали и беспрестанно отвечали на звонки с поздравлениями.
К двум часам ночи Иван со своей соседкой уже непринужденно болтали о всякой чепухе, выходили вместе курить, танцевали танго, да-да, после полуночи звучала уже другая музыка, а молодежь перебралась в дискотечный зал.
Он забавлял ее небылицами, в которые она упрямо не хотела верить. Рассказал, что еще несколько дней назад был нищим и собирал в шапку милостыню. Она хохотала, грозила пальчиком, который Иван успел перехватить и поцеловать. Женщина руки не отдернула. Встретившись взглядом с ее глазами, он увидел, как они потемнели, и в этот момент Иван почувствовал странное тепло в груди и осторожно начал:
- Вы когда-нибудь бывали в замке Хёрста в Калифорнии?
- Нет.
- У него огромная столовая с гигантским, на пол стены, камином. Столы узкие, но длинные. Если помните, он был газетным магнатом Америки. К нему приезжало много гостей: писатели, актеры, бизнес-элита. Был такой негласный закон, который неукоснительно исполнялся. Только что появившийся гость садился рядом с Хёрстом, а на следующий день вечером, за ужином, все сдвигались на один стул в сторону камина, только хозяин и хозяйка оставались на своих местах. Гигантский очаг растапливали каждый день, невзирая на погоду. Ровно через месяц, постепенно перемещаясь, в конечном итоге, оказываешься около горящих поленьев. Долго сидеть там невозможно. Обычно, не дожидаясь конца ужина, приходилось прощаться и уезжать.
- Вы намекаете, что мы так долго тут сидим? - и она оглянулась по сторонам.
- Хотите со мной встретить Новый Год по московскому времени? Только мы вдвоем?
- А...
- Я один, и разведен к тому же, у вас тоже я не заметил обручального кольца.
- Я не замужем.
- Поедемте!
Она посмотрела на него, слегка нахмурив брови, и, озорно улыбнувшись, ответила:
- Поедемте, почему бы и нет!
Дома, в прихожей, Иван притянул ее к себе, помогая снять шубу:
- Только один поцелуй, один!
Ее губы приоткрылись и поцелуй получился робкий, юношеский, и оттого еще более трепетный.
За окном шел снег, в комнате мерцали свечи, их пламя колыхалось от дыхания и сдавленных стонов влюбленных. Шепот загадочно парил среди теней в гостиной.
- Ты веришь в любовь с первого взгляда?
- Любимая, я мечтал ее встретить когда-нибудь!
- Я тоже.
- Такое чувство, что я знаю тебя всю жизнь.
- Странно, но я тебя чувствую всего, всего до последней клеточки. Знаешь, какие у тебя крепкие мышцы на спине?
- Нет.
- Они теперь мои.
- Пусть так!
- Это безумие.
- Да. Выходи за меня замуж!
- Хорошо!
- Как с тобой все просто и прекрасно!
- А не пожалеешь?
- Родная, у нас будет уютный дом и большая семья.
- Я буду делать тебе завтраки, ты любишь оладушки по утрам?
- Да. Я буду каждый день возвращаться к ужину.
- Но ты же занят… Работа… и...
- Нет. К тебе я буду возвращаться и днем, я буду работать с девяти утра до семи вечера.
- Не может быть! А командировки?
- М... ты права. С этим мы разберемся позже. А сегодня поженимся!
- Но ведь первое января и ЗАГСы закрыты!
- Подожди.
Он подошел к телефону.
- Сергей, позвони Ирине Дмитриевне, она с Егором Борисовичем встречает... Скажи, я женюсь сегодня… Да, не ослышался... Договорись на три часа дня…
Прикрыв трубку ладонью, повернулся к ней:
- Какой у тебя размер кольца?
- Шестнадцать с половиной.
- Да, - продолжил Иван разговор с Сергеем, - найдите обручальные кольца, размеры шестнадцать с половиной и восемнадцать, белые розы, доставь к двум часам и закажи ужин на двоих на семь вечера в «Метрополе». Ты и Витя будете свидетелями, оденьтесь поприличней.
- Ты – сумасшедший! У меня нет платья и взрослые люди так, как мы, не поступают! - нараспев протянула она.
- Я люблю тебя. И под венец пойдешь в моем любимом сером платье!
- И я люблю тебя, родной! Но ведь это единственное платье, которое ты видел на мне.
- Телохранители будут нашими свидетелями.
- Ангелами-хранителями!
- Да... Я чувствую себя мальчишкой, все прожитые годы – как в тумане…
- Мы сгорим в аду.
- Нет, в нашем доме будет любовь, а, значит – рай!
В три часа дня под сводами центрального ЗАГСа прозвучало:
- Екатерина Владимировна Рыкова, согласны ли вы взять в мужья Ивана Семеновича Орлова?
- Да, согласна.
- Иван Семенович Орлов, согласны ли вы взять в жены Екатерину Владимировну Рыкову?
- Да, согласен.
Казалось, что сама любовь, распластав невидимые крылья над данниками испепеляющего чувства, изрекла хорошо поставленным голосом служащей дворца бракосочетаний:
- Объявляю вас мужем и женой.
Заведующая ЗАГСа Ирина Дмитриевна, закрывая за собой двери на ключ, подумала, что эта пара проживет долго. За двадцать лет работы, она повидала десятки тысяч молодоженов, и почти всегда могла определить по виду: будут вместе до гроба или вскорости разбегутся. «Безумство любви непредсказуемо, - дай Бог им выдержать!».
Мысль оборвалась. Ирина Дмитриевна, зевнув, забралась на заднее сидение машины и поехала домой.
|
|