| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск третий
Изящная словесность
Надо запретить абсолютно все слова. Исключить даже паузы.
Они слишком красноречивы. Молчание многозначительно.
Значит, следует запретить молчание…
Лешек Шаруга
Георгий Петрович
ПОД ФИГОВЫМ ЛИСТКОМ ЛАОКООНА
Рассказ
Страница 2 из 2
[ 1 ] [ 2 ]
* * *
Пахнущая морозной свежестью, с едва ощутимым, и в чем-то даже приятным запахом дыма, женщина с большой полосатой сумкой в руках входит в квартиру биолога Серёжи.
Объятие, промазанный мимо щеки поцелуй: «какая ты холодная».
- Как айсберг в океане?
- Серёжа, ты смог бы на меня одеть вот эти наручники?
- А потом ты меня в свою очередь прикуешь к кровати, усядешься на меня верхом, и как Шура Стоун Мишу Дугласа острым ледорубчиком типа стамески прямо в горло по самую рукоятку.
- Ты не понял. Ты смог бы надеть на меня эти наручники в ювелирном магазине? Хорошо, не отвечай. Подумай пока. А какой у тебя размер шеи? Сорок второй?
- Угадала. Не хочешь обнять меня за выю молодецкую и уточнить размер? - Сережа подходит к женщине, берет ее за талию и прижимает к себе.
- Подожди, - женщина отстраняется и вытаскивает из сумки мундир.
- Примерь, пожалуйста.
- По-моему, брюки коротковаты.
- В самый раз, - женщина с удовлетворением оглядывает биолога, - ты прелесть, тебя нужно пригласить на главную роль в сериал.
- В «Ментов?». А где хозяин этих эполетов?
- Он на курорте «Трускавец».
- Он желудочник, у него несвежее дыхание и мерзко обложен язык?
- Ты себе не представляешь, как ты прав.
- А ключи от квартиры он сам тебе оставил? Подожди. Не отвечай. Я знаю. Ты совратила доверчивого Скалозуба, а когда он, утомленный твоими ласками, уснул, ты сделала оттиск на воске, потом залила негативное изображение ключа гипсом, ну, а все остальное – дело техники. Я угадал?
- Не угадал, ревнивец. Гипс – это вчерашний день. Он же хрупкий. Ты видел, как делают дубликаты? Зажимают в тиски оригинал с заготовкой и стачивают лишнее. А как ты зажмешь гипс? Он раскрошится на кусочки. Я купила в магазине «Медтехника» стоматологическую пластмассу «Норакрил» и ею залила, как ты изволил выразиться, «негативное изображение». Она такая крепкая, что можно таким позитивным изображением ключа открыть любую дверь. Ну, а для страховки я заказала ещё и металлический вариант.
- Это тебя твои обгорелые авантюристы научили? Нет, ты не Агата, ты Мата Хари.
- Я не Мата Хари. Я Сонька - Золотая Ручка, век свободы не видать. Давай-ка, Серёженька, мы с тобой перекусим, выпьем по капельке, а потом поговорим.
Женщина ставит на стол вино, сыр, шпроты, ветчину.
- Гуляй рванина, от рубля и выше, открой, Сержик, сосуд с нектаром.
- Откуда деньги? От майора? Я не буду есть. Как называется мужчина, живущий на средства куртизанки?
- Ты знаешь, как, но майор не имеет к этой еде ни малейшего отношения. Он жмот и скупердяй.
- Жмот и скупердяй – это одно и то же.
- Ничего подобного! Скупердяй ещё противней. Я заложила сегодня мамины серёжки, мои серёжки, золотую цепочку, мамино обручальное кольцо и два моих перстенька. И с сегодняйшего дня я буду жить без этих оков империализма. Доедай, Сержик, садись и представь себе, что ты главный редактор модного толстого глянцевого журнала, а я – жалкий графоман - представила на твой суд убогий детективчик. Ты – вредный, въедливый придира. Я буду читать тебе сценарий преступления, а ты можешь меня прерывать, не стесняться в выражениях и задавать мне любые вопросы. Готов?
- Готов. Нет, подожди, я не надел ещё на себя бюрократическое выражение лица. Минуточку. – Сережа максимально суровит лицо, - я вас слушаю.
- В большом, процветающем ювелирном магазине, где выручку сдают один раз в конце недели, после окончания рабочего дня…
- Информация достоверна?
- Абсолютно достоверна. Седьмого марта, где-то около шести часов вечера женщина моей внешности долго выбирает себе колечко, просит померять ей пальчик, много раз снимает и надевает дорогие лайковые перчатки, наконец, она приобретает нехилый перстенёк, рассчитывается, и очень быстро покидает магазин, забыв на видном, максимально приближенном к продавцу, месте перчатки.
- Для чего максимально приближенном к продавцу?
- Для того, чтобы их не украли посетители.
- Через десять минут после её ухода к магазину подъезжают «Жигули» шестой модели, из них выходит бравый майор, он стремительно пересекает пространство между дверями и прилавком, находит глазами главного и, вежливо обращаясь к директору по имени отчеству, говорит дословно:
- Добрый вечер, Николай Иванович! – тут офицер поднимает до уровня глаз заведующего удостоверение майора, одновременно представляется и, заметив, что директор магазина успел зафиксировать его фамилию, имя, отчество, и даже не преминул рассмотреть фото и печать Министерства внутренних дел, майор привычным движением достает из внутреннего кармана кителя фотографию женщины, - у вас была сегодня в магазине эта дама?
- Да, она забыла у нас перчатки.
- Она купила у вас что-нибудь?
- Да.
- Она была одна?
- Не знаю точно. Народу-то видите, сколько перед праздником. Надо у продавщиц спросить. Я думаю – одна.
- Я вас поздравляю, Николай Иванович. Вы у нас чемпион. Вам премию положено дать, жаль только, что дама не успела от вас сбежать. Вы первый, у кого мы засветили, наконец, эту мадам. В городе орудует шайка фальшивомонетчиков. Они рассредоточились по магазинам и пытаются перед праздником сбыть фальшивку. Так что в вашей кассе уже имеются самопальные рублики.
В этот момент в магазин возвращается дамочка и спрашивает у продавца, не видел ли он её перчатки.
- Вон она, вон она, вон она – взволнованно показывает пальцем директор.
Бравый майор подходит к даме, объявляет ей, что она арестована и приковывает наручниками её правую руку к своей левой руке.
- Снимаем кассу, - говорит он тоном, не терпящим возражений. И не давая опомниться:
- Вы сами поедете с нами или охранника пошлёте? Там у нас в управлении имеется суперсовременная установочка. За пять минут проверяет сто тысяч рублей на наличие фальшивых купюр.
Выходят втроём на улицу. Директору с саквояжем предлагают сесть сзади. Майор снимает со своей левой руки наручники, фиксирует ими обе руки фальшивомонетчицы, усаживает её на переднее сиденье и трогается. Отъезжает десять метров, и вдруг арестованная скованными руками хватает его за волосы со словами: «Мент поганый, мусорюга вонючий, волчара позорный, ненавижу». Майор резко тормозит, подаёт машину вправо, освобождает волосы от рук преступницы и оборачивается к директору:
- Николай Иванович! Усадите, пожалуйста, дамочку назад, а то она мне последние три волосины вырвет. У вас она не побалует, разрешаю применять физическое воздействие, только не убейте её ненароком. Здоровья вам не занимать.
Директор, гордый от полученного задания, выходит из машины, саквояж с деньгами остаётся на заднем сидении. Он захлопывает заднюю дверцу и, не успев взяться за ручку передней двери, замирает с протянутой, как для подаяния, рукой. Машина рвет с места и скрывается за первым поворотом.
- Ну, как сценарий?
- Ты сумасшедшая. Твой план абсолютно неосуществим. Ты, что, думаешь, этот директор такой дурак, что не знает, какое ведомство занимается фальшивомонетчиками?
- Знает, наверняка. И ты сам ему об этом скажешь, изобразив легкое недовольство: «Вообще-то эта дамочка не по-нашему ведомству, но на ней статей висит – пол уголовного кодекса. Сначала её закрыть нужно, а там разберемся».
- Он может запомнить номер.
- Ты закрасишь цифры заднего номера обыкновенной зубной пастой, а потом одним движением тряпки сотрёшь пасту, отъехав на нужное тебе расстояние.
- Он может поймать любую машину и пуститься за нами вдогонку.
- Не поймает, нужно выезжать не на центральную улицу, а в направлении набережной, там нет машин, но полно арок. Это нужно всё отрепетировать. И ловлю тебя на слове, ты первый сказал «за нами» - значит, тебя заинтересовал мой план.
- Он может знать непосредственного начальника твоего майора.
- Конечно. И ты тоже должен его знать. Твой начальник – беспощадный генерал Григорьев. И запомни: у твоего директора рыльце в пуху. Он закупает в Индии золотые побрякушки за копейки, и потом перепродаёт нелицензированный товар в своем магазине втридорога. Он будет стараться тебе угодить, как ты не понимаешь?
- А если он заподозрит интригу?
- А ты бы заподозрил, если бы предоставивший тебе удостоверение интеллигентного вида, и что удивительно – абсолютно трезвый майор приковал преступницу к своей левой руке? Не к твоей, заметь, а к своей руке в присутствии многих людей. Заподозрил бы?
- Нет, но бывают же самые досадные совпадения и случайности. Ты приковал к себе преступницу, а в это время в магазин заходит мент, действительно курирующий этот участок и знающий в управлении каждую собаку.
- Да, этот вариант не исключен, но, во-первых, подобные совпадения встречаются один на миллион, а во-вторых, нужно бдить, бдить и бдить, идя на такое дело. При появлении любого старшего офицера из ментуры мы должны немедленно сесть в машину и укатить.
- А если он достанет мобильник и поинтересуется в управлении на предмет наличия в их системе конкретного майора?
- Такой майор есть. Он сейчас лечит свой гастрит в Трускавце. Только никто ничем не заинтересуется. Тут всё должно быть психологически рассчитано и хорошо сыграно. Ты еще посещаешь свой драматический кружок. Что вы там сейчас ставите?
- Пьесу А.Островского «На всякого мудреца довольно простоты».
- Очень хорошо. Это в тему. Только я бы переиначила название: «На всякого мудреца довольно и простаты».
- А если у него есть пистолет, и он прострелит нам колеса, а, может быть, и головы?
- Если бы у него был пистолет, он бы не держал вооружённого охранника.
- А если он пошлёт вместо себя охранника с пистолетом?
- Ты лучше меня знаешь, что не пошлёт. У него в кассе будет гораздо меньше денег, чем драгоценностей на витрине. Он не оставит магазин без охраны, тем более, что ему уже звонила секретарша и просила от имени генерала Григорьева усилить охрану магазина.
- Тебе об этом секретарша генерала доложила?
- Нет, это я доложила директору под видом секретарши.
- Последний вопрос. На какой куш ты рассчитываешь? Сколько может быть в этой кассе?
- Не знаю. Это вообще дурная примета – считать деньги, ещё их не заполучив. Но если сто мужчин, а их должно быть гораздо больше, захотят купить своим любовницам, женам и дочерям по одному колечку, то уже будет сто тысяч рублей. Ты видел стоящее колечко дешевле тысячи? И я не видела.
- А ты не прокрутила такой вариант. Этот гнилой урка директор не проявил никакого энтузиазма, и у него не загорелся в глазах охотничий азарт разоблачительства: «Командир! А меня эти фальшивки не парят. Мне они по барабану. Я их не клепал. Пусть с ними монетный двор разбирается». И что тогда делать? Унизительно уговаривать его снять кассу?
- Ни в коем случае. Нужно вежливо поздравить его жену с наступающим международным женским днём и спокойно уехать.
- Но у меня нет удостоверения майора внутренних дел.
- Дай мне фотографию «три на четыре» и завтра утром у тебя будет удостоверение.
- Ты сама – то осознаешь, какой это риск? Ты рискуешь свободой!
- Нищий человек не может быть свободным по определению. Ты хочешь до седых волос вскрывать своих мерзких червей за мизерную зарплату? Да о чем я говорю? Даже её тебе выплачивают нерегулярно, и ты униженно стреляешь чирики до получки. А вокруг жирует ворьё и смотрит на тебя с нескрываемым презрением потому, что ты хуже их одет. Потому, что ты одет, как последний бомж. Пожалуйста! Дело хозяйское, но я так жить больше не хочу. Мне нечего терять. Я уже всё потеряла.
- А можно, – Сергей поднимает руку, как прилежный школьник, – можно я внесу маленькую коррективу в твой сценарий?
- Не можно, а нужно.
- Ты сказала, что инкасаторы приезжают раз в неделю? Значит, если уж рисковать, то нужно устроить все так, чтобы директор взял на проверку в управление не только дневную выручку, но и всю наличность за неделю.
- Садись! Пять! Не продолжай. Я уже вижу, что ты умный, и что в тебе пропадает криминальный талант. Я сегодня была в магазине и изнасиловала глупыми вопросами сначала продавщицу, потом какую-то мадам в норковой шубке тысяч за пятнадцать баксов. Зачем? А чтобы гарантийно засветиться у продавцов, у охранника, и у самого директора магазина. Лучше всего было бы, если бы в течение нескольких дней я покупала бы у них ежедневно хотя бы по одной вещичке, но у меня нет денег на такую игру. Придется купить золотишко вечером седьмого марта. А пока я делаю следующее. Я спрашиваю хорошо прикинутую мадам: «А вы случайно не знаете, какие камни подходят для девы? У меня, видите ли, сестра – «дева» по гороскопу и я не знаю, что ей купить на день рождения». Дама не знает и говорит, что она, лично, - «львица».
Ах, львица! Я тоже! И тут уже я тактично подсказываю даме, что ей просто необходимо носить три «с» - это сердолик, сардоникс и сапфир. Я ей любезно объясняю, что сердолик хранит супружеское счастье и верность, а кроме прочего – охраняет от колдовства. Сардоникс оберегает ото лжи. Ну, а сапфир – это символ целомудрия, верности и скромности. При слове «скромность» богатая хвастуша румянится от смущения, а я продолжаю просвещать мадам, говорю, что сапфир приносит счастье в любви, тут моя собеседница начинает светиться от предвкушения счастья, а я ещё добавляю, что сапфир, как и сардоникс, защищает честную женщину от клеветы.
Вот так, разговаривая, мы выбираем ей перстень, стоим рядом у кассы, и выходим из магазина, чуть ли не держась за руки. После таких ежедневных вольтов у сотрудников ювелирного магазина не должно быть никаких сомнений в том, что эти хорошо упакованные дамочки – мои сообщники. Они обязательно вспомнят меня, когда бравый майор наденет на меня наручники. А когда вспомнят, то будут уверены, что фальшивки есть не только в кассе, но и в сейфе, где хранится недельная выручка.
Подожди, выключи хотя бы свет!
Странное дело. Ощущение надвигающейся опасности почти у всех нормальных мужиков резко повышает сексуальность. Это, наверное, природа так хитро предусмотрела, чтобы самец успел оплодотворить самку чуть раньше, чем разъяренный мамонт наступит ему на фиговый листок.
* * *
Седьмого марта около шести часов вечера в элегантном, но с изрядно потёртым воротником пальто, стройная женщина поскользнулась на ровном месте. Она не упала, а лишь грациозно взмахнула руками, стараясь удержать равновесие. Видимо, что-то случилось с её ногой, потому что она захромала и поставила ногу на бордюр, куда с хозяйской наглостью заехал джип и занял собою половину тротуара. Женщина наклонилась, расстегнула замок на голенище сапога, прошла между джипом и кустами по узкой полоске занятого машиной тротуара, ещё раз наклонилась, видимо, пытаясь застегнуть неподатливый замок – это ей удалось; она взглянула на часы и ровно в шесть часов вечера она вошла в расположенныйрядом ювелирный магазин «Рубин». Она долго и придирчиво выбирала колечко, попросила померять ей палец, много раз снимала и надевала дорогие лайковые перчатки, наконец, она выбрала нехилый броский перстенёк, рассчиталась и быстро покинула магазин, забыв на видном, максимально приближенном к продавцу, месте перчатки.
Агата Георгиевна подождала десять минут – майор милиции не появился. Она обошла здание кругом. Туда её довез биолог Серёжа, а сам остался в машине, чтобы в назначенное время лихо подкатить к дверям магазина. Машины не было на месте.
Она ждала еще четверть часа, потом ещё и ещё, озябла до дрожи, поняла, что сообщник сбежал, вошла в магазин, забрала перчатки – их, к счастью, не украли и не присвоили себе продавцы, – и отправилась домой. У неё не было денег на такси, она долго добиралась до дому в насквозь промёрзшем общественном транспорте и только к ночи Агата Георгиевна добралась до квартиры. Около её дома стоял знакомый «Жигулёнок», а в подъезде на широком подоконнике, свесив ноги на горячую батарею парового отопления, сидел Серёжа.
- Ждёшь, что я тебе устрою воровскую разборку? Сцену у фонтана? Не бойся, я так сражена твоим благородством, что у меня нет сил на выяснение отношений. Спасибо тебе, что хоть в ментуру не рванул с чистосердечным раскаянием.
Они вошли в квартиру.
- Дай сюда удостоверение. Ты недостоин носить высокое звание майора родной милиции.
- Я тебе всё объясню. Я увидел его джип и понял, что мы не учли самого главного, что мы на грани провала.
- Как Штирлиц?
- Не иронизируй. Даже, если бы все события развивались по твоему сценарию, то всё равно бы он не сел к нам в машину. Зачем крутому бандюгану позориться в моей трахоме? Тем более, что ему всё равно нужно было возвращаться назад в магазин. Он бы обязательно предложил нам свои услуги, а когда бы мы отказались, он бы сказал: «Хорошо. Покатили. Я поеду за вами». И представь себе потом глупейшую ситуацию.
Мы бы постарались оторваться от преследования и убегали бы от него. И при этом самое смешное и трагичное было бы в том, что мы, нищие, убегали бы от него без денег, в сущности, ничего криминального не совершив, а он, догадавшись, что его хотели кинуть жалкие дилетанты, с деньгами в мощном тёплом джипе куражливо таранил бы мою малосильную и тихоходную старушку с заиндевевшими стеклами, звонил бы на ходу по мобильнику гаишникам, нас бы непременно поймали, и мы бы сели с тобой в тюрьму ни за понюшку табаку. И, вообще, я всё хорошо обдумал и поставил под сомнение твой главный тезис о том, что нам нечего терять.
- Развей антитезу.
- Пожалуйста. До тех пор, пока человека не упрятали за решётку, ему всегда есть, что терять. В шкале человеческих ценностей на первом месте стоит жизнь, а на втором – свобода. Вот её-то и можно потерять. А, по моему мнению, она, – свобода, разделяет первое место с жизнью по значимости, иначе бы её не разменивали на жизнь убегающие из тюрем за три дня до освобождения. Читала у Солженицына? Знали, что убьют при поимке, а всё равно убегали. Убегали потому, что смерть на свободе предпочтительней жизни в неволе. Я не прав?
- Может быть, ты и прав, но почему ты меня на машине обратно не довёз, почему бросил одну?
- Ты знаешь, я так реально себе представил, как меня притормаживает из праздного интереса любой гаишник, просто так машет жезлом от нечего делать, останавливает машину, видит мою милицейскую форму, требует у меня документы, находит у меня липовое удостоверение майора милиции, а это уже срок за подделку документов, в общем, всё это так страшно, глупо, а главное – всё это так бессмысленно, что я хотел только одного: поскорее снять эту ненавистную мне форму и прекратить опасный спектакль.
- Я однажды слышала интересный диспут. Некто утверждал, что высокоинтеллектуальный человек никогда не пойдёт в штыковую атаку потому, что у него слишком развито воображение. Он будет живо представлять, как ему в живот вонзается штык врага, как он пронзает кожно-мышечную защиту, вспарывает внутренности и упирается прямо в позвоночный ствол, и, пораженный этим страшным видением, он не сможет заставить себя покинуть спасительный окоп. И знаешь, что ему ответил оппонент? Он сказал дословно следующее: «Высокоинтеллектуальный человек пойдёт в атаку, а не пойдет в штыковую атаку высокоинтеллектуальный трус!»
- Трус – это я?
- Не знаю, знаю только, что Зонтик бы меня не бросил.
- Это тот отмотавший срок преподаватель немецкого, который из шайки матёрых уголовников организовал криминально охранную фирму «Трезор?».
- В его команде, кроме уголовников, есть ребята, прошедшие Афган, Чечню и другие горячие точки, а что касается этих, как ты выражаешься, уголовников, так должна тебе сказать, что они, в отличие от некоторых, имеют понятие о кодексе мужской чести и по степени порядочности дадут фору очень многим так называемым законопослушным гражданам.
- У нас есть что-нибудь выпить?
- У нас нет ничего выпить потому, что на последние деньги я купила перчатки, шило, мыло и этот дурацкий перстень.
- А шило с мылом зачем? Ты хотела заколоть директора магазина? Это можно сделать и без мыла.
- Я не такая кровожадная. Прежде, чем зайти в магазин, я проколола с правой стороны джипа два ската. Намыленное остриё лучше заходит в тугую резину.
- Почему только с правой?
- Потому что, во-первых, мою диверсионную акцию нельзя было заметить с дороги, а, во-вторых, потому что машина стояла правым боком на тротуаре, чуть на возвышении. Так что когда скаты опустели, она стала горизонтально и не вызвала бы подозрения, даже если бы хозяин вздумал взглянуть на нее из окна. Поехали, отвезём милицейскую форму её хозяину, пока он не вернулся с курорта, а потом ты доставишь меня обратно, и я одна пойду спать. Ты не заслужил сегодня поощрения в виде ночи любви, ты заслужил сегодня служебное взыскание.
* * *
Женщина возврашается домой. Обессилено падает на кровать. Долго и неподвижно лежит, не раздеваясь. На ощупь находит пульт, включает телевизор. На морально устаревшем экране высокопоставленные жулики с помощью омоновцев в бандитских масках успешно решали споры двух хозяйствующих субъектов.
- ОМОН – Лаокоон, ОМОН – Лаокоон, Лаокоон – ОМОН! – а ведь тебя, жрец ты мой троянский, можно вполне успешно зарифмовать с этой мерзостью.
Под фиговым листком Лаокоона,
От глаз прохожих тщательно таясь,
Сидела я, спасаясь от ОМОНа,
За член античный радостно держась.
Бессмысленно и распутно. Распутно, но не стыдно. Имею право. Маргарита Николаевна, уходя от мужа, написала ему в прощальной записке: «От горя я стала ведьмой». А от какого, позвольте спросить, горя? Потеряла след сошедшего с ума Мастера? Горько, конечно, а каково мне, если я вообще все потеряла. Всё потеряла и с горя стала распутной. Что это я заладила: распутная, распутная. Давай разберемся. Распутная и порочная – это синонимы? Но я категорически утверждаю, что во мне нет порока. Просто я естественна, как животное, а животные не стесняются своих желаний. И правильно делают.
Неприлично похожий не тётеньку диктор с блестящим от бриолина пробором на манер бодрых советских репортажей радостно объявил, что в городе организован прокат дорогих лимузинов. Невеста в свадебном наряде, розовая от восторга, садится с женихом в буржуазный автомобиль. Диктор объявляет цену эксплуатации лимузина в долларах за один час. Женщина тут же переводит «зеленые» в рубли: «Среднестатистическая пенсия за час в этом блядовозе?!». Крупным планом подозрительно долгий и чувственный для непорочной невесты поцелуй.
«И девы розы пьём дыханье, возможно, полное чумы» - с возвышенным сарказмом декламирует женщина. - Пир во время чумы! - И к диктору с невыразимым презрением: «Заткнись, пидар».
С гадливым выражением лица она выключает телевизор и подходит к телефону.
- Алло, Зонтик! Привет! Поздравь своих женщин с праздником.
- Агатик? Все о кей? Эти архаровцы выполнили твой заказ?
- Да, спасибо, Виталик. Все сделали. Ты не знаешь адрес нормальной скупки, а то я была на Чкалова - там такие людоеды.
- Что? Ломанули ювелирный магазин? Шучу!
- Виталик! Ты такой умный, что мне просто страшно. И вот я-то как раз и не шучу.
- Сходи к Моисею, он работает каждый день, даже на Новый год, и знаешь почему? Потому, что он свой иудейский новый Год празднует где-то в сентябре. Когда я был на мели, я ему носил отцовские часы. Там на внутренней стороне крышечки по позолоте было написано: «Павел Буре поставщик двора его Величества». Представляешь, они уже сто лет, как не шли, а он мне отвалил за них кучу денег. Он чудной старик, тебе понравится. Его контора рядом с цирком, через дорогу. Подожди, Зина трубку рвёт.
- Агатик! – в трубке слышен был шум застолья, музыка, смех, звон посуды. - Ты, где пропала, зараза? Я тебе сегодня звонила, тебя дома не было. Слушай, мне Виталик рассказал про твоих – это же ужас! Давай к нам, я твой любимый фаршированный перчик приготовила, целую гусятницу. Чё, ты одна там сидишь.
- А я не одна, - мстительно врёт женщина.
- Тем более, если не одна. Не одна, значит, наших мужиков совращать не будешь. Он симпатичный? Давай дружить семьями, а? Давай? В, общем, ждём, приезжай. Посидим, покушаем.
Женщина открыла шифоньер, пробежала глазами по вешалкам.
Ненавижу, когда вместо «ем», говорят – «кушаю». Убила бы! А за что, собственно? Глагол «кушать» имеет такое же право на жизнь, как и глагол «есть». Нет! Я становлюсь законченной мизантропкой. Была доброй, а стала злой. Точно так, как в моих любимых стихах:
Романтик в годы молодые,
А ныне – зоркий мизантроп,
Я не хочу, чтобы родные,
Лобзали, брезгуя, мой лоб.
Интересно, изменяет Зинка Виталику или нет? Думаю, что нет. Таким, как он, не изменяют. Даже я, неисправимая блудница, ему бы не изменяла – он этого не заслуживает. А, может быть, я потому и блудница, что мне такие, как Виталик не попадаются? Ну, и в чем я туда пойду? Ни в чём. Мало того, что старье, дак оно ещё и с копотью. Когда пахнет дымком копченая говядина по-гамбургски – это запах благополучия. Когда тем же самым несет от одежды – это запах нищеты. Веселиться мне не в чем. В таких доспехах я завяну, а мне для совращения нужен кураж. Мужики ничего не заметят, а вот бабы… Нет, это унизительно на праздничный вечер в таком тряпье. – Женщина подошла к зеркалу, долго смотрела на своё отражение, потом заплакала, и сама, сквозь влажную пелену, отметила, как нехорошо искривилось лицо, и слёзы горькие и злые стекают по носогубной бороздке на подбородок, и от этого ей стало еще жальче самую себя, и она заплакала еще сильней и безутешней, и ещё мучительней напрягся подбородок и растянулись, как при улыбке, губы, и ещё она подумала, как, в сущности, похожи мимически улыбка и плач, так похожи, что закрой ладонью глаза и не поймешь, в радости человек или в печали. Та, что плакала в зеркале, трансформировала своё состояние на ту, что смотрела на своё плачущее отражение, и женщина, не в силах сдерживаться, зарыдала в голос, как по покойнику. Вот так стояла в стареньком зимнем пальто и плакала до тех пор, пока слёзы не растворили ледяной комок в груди, унесенный ею с могилы матери.
* * *
- Ну, показывайте, что там у вас? – согбенный временем старик в ермолке пытливо смотрит на женщину. – Вы же пришли не затем, чтобы поздравить старого Моисея с восьмым марта.
Женщина кладет на стойку перстень.
- Когда мне приносят вещи с ценником, - старик рассматривает украшение через лупу, - я чувствую угрызения совести. И я объясню, почему. Если на колечке ценник, - значит, вещь ещё не носили, а ведь вещь покупают для того, чтобы её носить, чтобы ей радоваться. Ну, а если радость отнесли в скупку, то что осталось у человека? Осталась одна печаль. А вы удивляетесь, почему я такой грустный. Потому, что все принесенные мне вещи излучают печаль. Я вам честно скажу. Я вам не дам ту цену, что нарисована на этой бумажке, но я вам дам гораздо больше, чем вам дадут другие. Если вы мне не верите, походите по моим коллегам и уверяю вас, вы вернётесь ко мне.
- Я не буду ходить по вашим коллегам, мне вас рекомендовали, как добрейшего из них.
- Кто рекомендовал?
- Он вам приносил однажды сломанные швейцарские часы.
- Я прекрасно помню этого замечательного молодого человека, я его запомнил больше, чем его сломанные часы. Вот проследите мысль старого Моисея. Может быть, вы найдёте мой образ мышления оригинальным и следующую вещь принесете именно ко мне, а не к кому-нибудь другому. Когда он вошёл, я почему-то сразу вспомнил однажды мной прочитанное. Ну, вот эту фразу: «В конце концов, он понял, что может убить человека, и странным образом это поняли окружающие и прониклись к нему уважением». Я, конечно, бессовестно переврал текст, но смысл был такой или примерно такой. Ну, и что вы мне на это скажете? Я не удивлюсь, если неправильно высчитал молодого человека. Я стал такой ненаблюдательный.
- Вы более чем наблюдательный, - женщина положила деньги в сумочку, - у меня дома есть уникальная вещь, но она очень тяжелая. Это скульптурная композиция «Лаокоон и двое его сыновей».
- И в чем же её уникальность?
- У отца вместо краника – фиговый листок, а в том, найденном в окрестностях Рима, Лаокоон был обнаженным.
- А из чего отлита скульптура?
- Из чугуна.
- Вы шутите? Оригинал из чистого белого мрамора, а копия из презренного чугуна? Величественная красота не может быть увековечена в черном цвете неблагородного металла. Впрочем, мир перевернулся, чему я удивляюсь. Недавно одна певица, не знаю, почему она взялась не за своё дело, пропела: «Я вернусь, когда раскинет ветки по-весеннему наш белый сад». Хорошо, что моя Розочка не слышала этот ужас. Она бы это не пережила. Она у меня была преподаватель русского языка.
- Я тоже преподавала русский язык и литературу.
- Что вы говорите? А вас эти ветки не коробят? Нет, я ничего не имею против веток и веточек, но в данном конкретном случае у Есенина были задуманы именно ветви, а не ветки. И между этими понятиями громадная разница. Это всё равно, как прийти на оперу Джузеппе Верди, а вам вместо арии Виолетты споют матерную частушку. Принесите мне вашего троянца, я посмотрю его.
Женщина благодарит, берётся за дверную ручку, но её останавливает голос:
- Послушайте! Это один самых потрясающих сюжетов Троянской войны. Я помню его наизусть: «Лаокоон опасался греков. Он схватил громадное копье и бросил его в деревянного коня. Содрогнулся конь от удара, и глухо зазвенело внутри его оружие. Но помрачили Боги разум троянцев, не услышали они звона оружия и решили они ввезти коня в город». Фиговый листок можно слепить даже из глины, напряженное тело античного героя можно отлить из железа, но изобразить при помощи рыхлого чугуна искажённое судорогой лицо, лицо, содрогаемое мучительными конвульсиями, нет – это невозможно.
- Я должен посмотреть композицию. Вы далеко живёте?
- Рядом.
- Вы разрешите мне взглянуть на вашего стесняшку?
- Разумеется. Вы меня очень обяжете.
* * *
Моисей смотрит через лупу на Лаокоона. Он стучит по нему перламутровым, жёстким от древности ногтем. Потом ещё и ещё. Он похож на старого доброго земского врача, исследующего больного, страдающего неизвестным доктору заболеванием. Ещё немного и будет выставлен интереснейший диагноз.
- Я приготовлю вам кофе, - кричит из кухни женщина, - только у меня нет сливок. Будете пить с молоком?
- Не надо кофе, если я ещё не совсем сошёл с ума, то у вас, уважаемая Агата Георгиевна, скоро будет и кофе, и какао, и сливки, и сметана. Будете ванны из молока с мёдом принимать, как Клеопатра. Мне нужны: тряпка, ацетон, уксус и обыкновенная пилочка для ногтей.
- Ацетон для снятия лака пойдет? Он не слабый?
- Именно для снятия лака мне и нужен ацетон. И прошу вас. Посидите на кухне, пока я вас не позову. Я хочу сделать вам сюрприз. А, может быть, правильней сказать: «преподнести сюрприз?». Я стал такой глупый. Старость – это дурные манеры.
- Можно, - в нетерпении спрашивает женщина.
- Минуточку, у меня мало ацетона, но то, что мне нужно, я уже отмыл, заходите, и не падайте в обморок.
Женщина входит, старик стоит, умышленно закрывая спиной скульптуру.
- Римский ученый Плиний Старший утверждал, что скульптура была сделана из цельного куска мрамора, но Микеланджело по просьбе папы Юлиана Второго исследовал композицию и обнаружил, что три фигуры изваяны не из одного, а из двух кусков мрамора. Великий зодчий насчитал четыре скрепы – прямоугольные пластинки, с помощью которых на мраморных статуях присоединяются к корпусу отдельно изваянные части тела. А если на статуе обнаружены такие скрепы, то можно смело утверждать, что это копия, выполненная в мраморе с оригинала, который был отлит из бронзы.
- Так вот, прелестнейшая Агата Георгиевна! – старик придает торжественности голосу. - Я утверждаю, что ваш Лаокоон тоже отлит из двух частей: тело его отлито из серебра высочайшей пробы, а голова, голова - из чистейшей платины. Но это еще не все. Глаза этих змей - не стекло, глаза этих змей - искусно обработанные алмазы, другими словами – бриллианты.
Старик отходит в сторону. Белым огнем полыхает искаженное предсмертной мукой лицо троянского жреца бога Аполлона. Как живые струятся серебром тела морских гадов. Грозным предупреждением поблескивают отмытые грани алмазных змеиных глаз.
- Но зачем дедушка закрасил эту красоту?
- Это сделал не дедушка. Я голову даю на отсечение, что скульптура была покрыта хорошим современным лаком. Старинные лаки так не боятся ацетона, как современные.
- Значит, мама?
- Выходит так.
- Сколько стоит такой отмытый Лаокоон?
- У меня нет таких денег.
- Ну, примерно! Мне хватит денег, чтобы открыть ателье?
- Любезная Агата Георгиевна! Вам хватит денег на то, чтобы утроить вашу жилплощадь и прожить в ней без забот много лет, без всякого ателье.
- А кому мне его продать?
- Никому! Куда бы вы ни обратились, везде вас бессовестно обманут. И это ещё в лучшем случае. При существующем уровне криминалитета вы нажили себе такую головную боль, что я уже жалею, что отмыл этого негра. Есть только один человек, который даст вам за эту вещь настоящую цену. Я сведу вас с Ароном, но вы дадите мне три процента комиссионных.
- Почему только три?
- Потому, что вы краснеете по пустякам.
- И что? За это с меня должны брать меньше комиссионных, чем с других?
- Конечно! Только утонченные натуры, совестливые и очень ранимые, имеют способность розоветь лицом от переполняемых их чувств. А, кроме того, вы красивая женщина и достойны лучшей жизни. Это, во-первых, а во-вторых, я знаю, когда я умру. Если бы я был молодой или если бы у меня были дети, я бы купил у вас этот шедевр как чугунное безобразие за копейки, и вы бы никогда не узнали, что вас ограбили, но я один на земле и уверяю вас, что даже три процента мне хватит для безбедного существования до конца. Завтра утром я зайду за вами, и мы поедем к Арону.
- А сегодня нельзя?
- Можно, но сегодня закрыты все учреждения. Я впаду в глубокое уныние, если с вами что-нибудь случится из-за меня. Вам нужно найти надежного охранника, чтобы без приключений обменять деньги на валюту и донести их до ближайшей сберкассы. У вас есть надёжный человек?
- Есть. Вы себе не представляете, какой он надежный человек. А вы знаете, что вы похожи на профессора Плейшнера из «Семнадцати мгновений весны»?
- Конечно, знаю. Он сам мне об этом сказал.
- Кто сказал?
- Профессор Плейшнер, - лукаво улыбается старик и церемонно раскланивается.
- А можно я вас поцелую?
- Канэщно хачу, - Моисей искусно имитирует грузинский акцент и подставляет щёку, - но учтите: даже после вашего волшебного прикосновения я не уступлю вам ни копейки из моих честно заработанных трех процентов комиссионных. Я вам там под Лаоокооном оставил малюсенький экспромт, но прочитайте его только после того, как я уйду. Я такой застенчивый.
Женщина закрывает за Моисеем дверь, достает и читает вслух записку.
О, лучезарная Агата!
Пылает кровь под тонкой кожей.
Я сам умел краснеть, когда-то,
Когда душа была моложе.
Горят ланиты ярко ало,
Глаза лучатся светом тоже,
А я, прожив уже немало,
От сильных чувств бледнею рожей!
- Бесподобно! А как, интересно, выглядит этот Арон? Он, наверное, не так стар, как Моисей? Хотя и Моисей еще ничего. Он такой смешной и галантный: «канэщно хачу». А какую прелесть он мне написал? Похоже, что в молодости он был большой шалун. Он – шалун, а я геронтофиличка. Распутная геронтофиличка.
Женщина пересчитывает деньги, полученные за перстень, - надо бы хоть что-нибудь новенькое купить из одежды. Я должна завтра хорошо выглядеть. Эти Арончики такие кавалеры. А я такая кокетка! Нет, - это я на себя наговариваю. Просто я умная и знаю, что к хорошо одетым и приятным женщинам мужчины относятся снисходительней. А это что означает? Это означает, что мне могут больше заплатить. Первое, что я куплю, – это хорошую косметику. Косметика – это главное.
Звонят.
- Надо обязательно приобрести импортный звонок. Такой не очень громкий и приятно мелодичный.
Женщина открывает дверь. На пороге стоит Серёжа – биолог. Он протягивает цветы, целует, поздравляет с праздником, по свойски проходит на кухню, шумит там кульками, а женщина бежит к окну в комнате и поспешно набрасывает на Лаокоона кофточку: « Не скажу. Ни за что сегодня не скажу. Сделаю евроремонт, или даже квартиру сменю, оденусь, как богиня, всех приглашу и только потом расскажу. Зинка умрет от зависти».
Серёжа чувствует себя неловко после вчерашнего позорного побега. Замученный раскаянием, он чаще обычного наливает конъяк и больше обычного пьёт. А она совсем на него не обижается.
– В сущности, он прав. У меня было нечто, похожее на помешательство. Я натуральным образом тронулась умом от горя, нужды и безысходности. Это же представить страшно, что могло вчера произойти. Под конвоем в туалет, годы за решёткой и ради чего, вернее, из-за чего? Как это глупо, как это не мудро, как это бессмысленно! Пока у человека есть кусок хлеба и стакан воды – он не имеет причин для недовольства. Вот сейчас, в данный момент, есть люди, которых ведут в туалет под конвоем? Есть. А есть люди, умирающие от рака? Есть! А есть несчастные, лишенные возможности видеть, слышать, передвигаться, влюбляться, наконец? Да полно таких, и кому из нас хуже? Мне или им? Дура я! Какая же я дура! Но Серёжу сегодня надо во что бы то ни стало отправить домой. Я должна выспаться, чтобы хорошо завтра выглядеть. Когда выспишься, по-молодому блестят глаза. Но что ему наврать? Надо ему наврать, что у меня расстройство желудка. Не будет же он приставать к даме, которой в самый неподходящий момент приспичило в туалет? «А это – сексуально» - сказал мне однажды майор. Извращенец несчастный! Для успеха задуманного мероприятия мне нужно облегчить Серёжу хоть разочек, а уж потом начать симуляцию.
Серёжа ушел, но женщина не могла уснуть.
«Вот всегда так, когда нужно выспаться, я, как назло, не могу уснуть. Завтра буду как кролик с красными глазами, а этот Арон, он, наверное, такой ироничный? Надо было не есть шоколад. Шоколад с коньяком страшно возбуждает. Зачем я напилась, как дура? Надо вскипятить чай и выпить снотворное».
Женщина достаёт аптечку, читает названия лекарств. Так, есть сто лет назад купленный фенобарбитал, а он хорошо растворяется и всасывается с горячим сладким чаем. Откуда я это знаю? Как это, откуда? Это мне мои опалённые пожаром мастера детективного жанра рассказали.
Женщина ставит чайник. Наливает себе рюмочку коньяку – «Мои обгорелые авантюристы утверждают, что белую горячку доктора снимают спиртом с барбитуратами. Буквально тридцать грамм спирта, тридцать капель брома, три таблетки, – больной засыпает и выздоравливает. Но у меня же нет белой горячки? Нет, слава богу. Значит, нужно выпить всего одну таблеточку под коньячок и запить это все горячим сладким чаем. И бай, бай. И завтра я буду, как огурчик».
Женщина глотает таблетку, лихо опрокидывает рюмашку, и ждёт, когда закипит чайник. Она сидит за столом, подперев голову руками. – «А я молодец! Не раскрыла тайну. Прямо на языке вертелось. Человек пару лет учится говорить, а потом всю жизнь учится молчать. Я раньше была такая болтушка, а сейчас от горя и бесконечных унижений я научилась молчать».
Женщина засыпает, неловко уронив голову на согнутое предплечье. Внезапно она вскрикивает, поднимает голову и снова погружается в сон. За ней бежали ОМОНовцы в страшных ку-клукс-клановых масках, и она страшно испугалась их во сне. «Господа! Вы звери, господа» - кричала она им голосом Елены Соловей. Потом они исчезли, но в ресторане в Ливадии к ней подошёл Лаокоон, один, без сыновей и без фигового листка, и учтиво пригласил её на танец. А за соседним столом сидела Зинка-зараза, а с ней в обнимку – две змеи с алмазными глазами. И она, танцуя аргентинское танго, чувствовала низом живота совершенно определенные намерения троянского жреца Лаокоона, чувствовала и не стеснялась своего томления, а эти гадюки с Зинкой завистливо шипели на неё и обсуждали между собой её аморальное поведение. Лаокоон вдруг поднял её на руки, в тот же момент на них поплыли тремя четвертями тактов высокие волны безумного вальса и Жрец закружил ее по залу, с запрокинутым к небу лицом.
Любопытный вихрь кружения заглянул под шёлк и обнажил ноги выше дозволенного – не стыдно! Тиски сильных рук, прижимающих мои бёдра к мощной груди, – не больно! Ожидание неминуемого падения – не страшно! Мускатный запах мужского пота! Золотой прилив желания! Жар крови по извилистому коридору страсти. Опусти меня, Жрец, пониже. Ещё! Ещё! Я хочу ощутить тебя чутким низом моего живота. Как тогда, когда прочитала «несколько испорченных минут». Несколько испорченных минут, несколько испорченных лет, несколько испорченная жизнь. Я не вижу выражения твоего запрокинутого лица, Жрец! Не вижу, но знаю, что нёт больше на нем признаков конвульсий. Конвульсии во мне. Они ритмично сотрясают восторгом низ моего живота. Наполни мне чашу до краев, Жрец! Растворись во мне! Шипит игристое вино в золоченых кубках, шипят змеи.
Шипит газ, утративший огонь. Огонь потушил расплескавшийся кипяток из чайника. Никто так не жаждет огня, как утративший пламя газ. Он рвется в нетерпении наружу, страстно ожидая запала.
«Мне душно! Почему мне так душно? Вынеси меня из этого душного ресторана, мой любимый Жрец. Свежесть ночи. Луна, отраженная в воде. Затейливый хоровод звёзд. Блаженство. Упоение. Необратимо тускнеет свет. Неумолимо приближается мрак. Невозвратимо уходят все. Усталость. Покой. Темнота».
29 декабря 2003 года
|
|