| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск третий
Изящная словесность
Надо запретить абсолютно все слова. Исключить даже паузы.
Они слишком красноречивы. Молчание многозначительно.
Значит, следует запретить молчание…
Лешек Шаруга
Наталья Елизарова
БИФШТЕКС ДЛЯ КОШКИ
Самолёт начал снижение. «Приземляемся», – возвестила стюардесса, входя в салон. Её голос разбудил Тунцова, мирно дремавшего в своём кресле. Он открыл сонные глаза, зевнул и равнодушно уставился в иллюминатор. Четыре часа пролетели хоть и незаметно, но скучно. Сосед попался неразговорчивый, мрачный, думающий о чем-то своем. Тунцов, как ни старался, не мог вытянуть из него ни слова. Стюардесса, ходившая по салону, была настолько непривлекательной, что Тунцов подумывал даже обратиться с жалобой в дирекцию авиакомпании. С недовольством поглядывая на плоскую грудь, мослатые ноги, на которых мешком висела юбка, Тунцов пришел к выводу, что, очевидно, девушку взяли на работу только из-за безупречного знания английского языка.
Книга о буддизме, которую Тунцов купил в аэропорту незадолго до посадки, тоже оказалась малоинтересной. Тунцов несколько раз открывал её, пытался читать, но челюсти сводила зевота, и он начинал бросать завистливые взгляды на соседку напротив, увлеченно листавшую страницы детектива.
В аэропорту было шумно и многолюдно, так что Тунцов с трудом протискивался сквозь толчею. Выбравшись на улицу, он с облегчением вздохнул и вытер платком лоб. Держа в одной руке книгу о буддизме, в другой – чемодан, он отправился на стоянку, где можно было нанять такси. Проходя мимо газетного киоска, он остановился, приникнув лицом к стеклу, среди газет, журналов и брошюр отыскал глазами небольшую книгу в ярком кожаном переплете, на котором вычурным, с загибулинами шрифтом было написано «Константин Тунцов. Свет твоего окна. Сборник стихотворений». Губы Тунцова растянулись в довольной улыбке. «Поразительно, - удивился он, привлекая своей репликой внимание девушки, покупавшей последний номер «Вечёрки». - Не бог весть какой городишко, а самые последние бестселлеры уже в продаже». Девушка равнодушно посмотрела на Тунцова, расплатилась за газету, и пошла своей дорогой. Тунцов уныло посмотрел ей вслед и хотел было купить книжечку, но пожалел денег; к тому же дома у него уже имелись сотни две не раскупленных экземпляров.
В такси Тунцов лениво смотрел в окно и думал лишь о том, как бы поскорее снять номер в гостинице и выспаться. А вечером можно будет хорошенько кутнуть, - благо, есть деньги. Да и скользившие по тротуарам девицы в разноцветных топиках горячили кровь, но на них нужны были силы, а после полёта Тунцов был до крайности измотан.
Таксист поймал в зеркале рассеянный взгляд пассажира.
- Девочки интересуют? – понимающе улыбнулся он. – Если надо, могу свести кое с кем.
- У меня свои кадры, - тоном заправского гуляки ответил Тунцов и отвернулся к окну; продолжать разговор не было охоты.
…Вечером город загорался мерцающими вечерними огнями. Вспыхивали окна домов, витрины магазинов, фары машин.
Тунцов, выйдя из своего номера, спустился в гостиничный бар. На нем был прежний костюм, но свежая рубашка. Подойдя к стойке, он заказал сто пятьдесят грамм коньяку. Бросил взгляд вглубь зала: спившиеся таланты, юркнувшие в тень, отцы семейства с дамами, кутившие после рейса, дальнобойщики.
За одним из столиков Тунцов заметил молодую привлекательную блондинку. Девушка явно грустила в одиночестве. Подхватив свой коньяк, Тунцов направился к ней. Подойдя ближе, он разочарованно отметил, что блондинка ненатуральная, крашенная, но поскольку ничего более стоящего на горизонте не маячило, он сделал выбор в её пользу.
- Одна скучаете?
Девица, взглянув на него, близоруко прищурила, искрившиеся блёстками, веки. За сотую долю секунды она оценила и золотые часы на его руке, и дорогой костюм, и купленный в Швеции галстук. В её глазах что-то заметно дрогнуло: то был азарт рыбака, заметившего, что поплавок на удочке внезапно дёрнулся. Яркие полные губы обворожительно улыбнулись.
- Позволите? – спросил он разрешения сесть.
Она кивнула.
- Пожалуйста.
Он грузно опустился на стул.
«Кг под сто пятьдесят. Раздавит», – подумала женщина, прислушиваясь к скрипу разъезжавшихся по полу ножек.
Развалившись на стуле, Тунцов пригляделся к блондинке. «Длинные рукава, декольте – тю-тю…На заслуженный отдых пора, девочка!» Её сухая воспалённая кожа и вовсе показалась ему подозрительной. Тунцов инстинктивно ощупал карманы брюк, проверяя, на месте ли пачка презервативов. «Наверняка и кокаином балуется, - отметив лихорадочный блеск в глазах женщины, подумал он. - Нет, больше так рисковать нельзя! Надо постоянную заводить. Любовь – морковь на уши навешать, чтобы не таскалась ни с кем, моего с женой развода дожидалась…Шлюхи нынче дорогие, а если по любви – духов на праздник за глаза хватит. И главное, всё чистенько, чинненько, никакой заразы, никаких проблем».
- Я могу узнать, как вас зовут, или это секрет? – игриво улыбнулся Тунцов.
- Ванда. А вас?
- Алексей, – соврал он на всякий случай. - Что вам заказать, Ванда?
- На ваш выбор.
- Значит, Ванда. - У этих женщин всегда такие надуманные имена: Виолетта, Симона, Лолита. Один раз ему попалась Роксана.
Тунцов подозвал официантку. Привередничал, изучая меню.
- Гм…цыплята табака…Их хоть есть можно? Поди, одни сухожилия?
- Напрасно вы так, - обиделась официантка. – У нас вполне прилично кормят.
Тунцов бросил взгляд на соседний столик, за которым кто-то яростно вгрызался в цыплячью ножку. «Наверное, очень голодный», - посочувствовал Тунцов.
- Не надо мне ваших цыплят…Не внушают они мне доверия…Принесите-ка лучше салат «Оливье» и бифштекс. Надеюсь, он не из котят?
«Вот, дерьмо!» – раздражённо подумала официантка. Ванда поняла её без слов и еле приметно улыбнулась.
- Что будете пить, Ванда?
- Вино, если можно.
- Мне – еще коньяку, и вино для девушки.
Официантка отправилась выполнять заказ.
Тунцов вытащил из кармана пачку сигарет, протянул Ванде. Она, привстав, через весь стол потянулась к ней. Он дал ей прикурить. Смотрел, как девушка затягивается, слегка поглаживая его пальцы, державшие зажигалку. В глубоком вырезе платья вызывающе поблескивала золотая цепочка с кулоном. Тунцов и не заметил, как она расстегнула несколько пуговиц.
«Хочет показать товар лицом», - подумал он.
Ванда пустила замысловатую струю сигаретного дыма поверх головы Тунцова, томным взглядом скользнула по его крупному, сильному телу. Отработанный, профессиональный взгляд–приглашение, красноречиво дающий понять, что с формальностями покончено, пора переходить к делу.
- Ну, иди сюда…- разрешил он.
Ванда с готовностью подсела к Тунцову, тесно прижавшись к нему, обняла за шею.
- Пиджак не прожги.
Ванда отвела руку. Клиент ей не нравился. Она хорошо знала этот тип мужиков. «Брючки будет снимать складочка к складочке, аккуратно развешивать, чтоб не помялись. Обязательно жене позвонит из номера: «Дорогая, как твоё давление?»
Официантка расставляла на столе заказанные блюда.
Под столом к ноге Тунцова подошел пушистый откормленный кот, потёрся мордочкой о ботинок. Тунцов заглянул под стол.
- Это ещё что такое? – проворчал он.
- Это Барсик. – ответила Ванда. - Прошлой зимой приблудился.
- Хозяйка пожалела, что замёрзнет, запустила сюда…Ну, он и прижился, – засунув руку под стол, погладила кота. – Ишь, какой жирный стал!
Тунцова передернуло.
- Не трогай! Потом этими руками меня будешь лапать! – носком ботинка он отпихнул кота. – Брысь! Пошёл отсюда! Терпеть не могу кошек.
Ванда кокетливо куснула мочку мясистого уха, красного не то от злости на Барсика, не то от выпитой рюмки коньяка.
- А я тебе нравлюсь?
- А это мы сейчас проверим, – смягчился Тунцов, стискивая коленку в чёрном, в сеточку, чулке.
Гладко отполированные, вишневым накрашенные ногти девушки легли на ширинку.
- О! – прошептала она и залилась смехом.
Тунцов вдруг с грустью ощутил, что в постели она его вряд ли устроит.
Слишком манерная. Неестественная. Конечно, глупо требовать от проститутки чего-то большего, но, если он платит, причем, не мало – месячную зарплату какой-нибудь медсестры - почему бы ему не получить то, что хочется? «Когда, наконец, Гос. Дума примет закон о том, чтобы проституция стала легальной? – раздраженно подумал Тунцов. – Тогда, если бы клиента плохо обслужила проститутка, он бы имел возможность обратиться в Общество защиты прав потребителей!»
За соседним столиком изрядно пьяный господин, не вставая со стула, пытается танцевать, размахивая руками, в которых нож и вилка, как дирижер. Его приятель, подозвав к себе кота, угощает его водкой; кот, потянув носом воздух, отходит. Тунцов неожиданно чувствует себя оскорблённым. Что он – известный столичный писатель – делает здесь среди всего этого сброда? Тунцов смутно припоминает, что в этот жалкий провинциальный городишко он прилетел на мастер-класс по приглашению каких-то бездарных местных писак. Вечно нищий Союз писателей выдал такие командировочные, которых на приличную гостиницу не хватило. Вот и пришлось порядочному человеку, без пяти минут классику остановиться в этом притоне. Тунцов мысленно поклялся, что завтра, как только завершится банкет, ноги его в этом городе не будет.
- Ну что, крошка, пошли ко мне.
Ванда промурлыкала в знак согласия.
Тунцов подозвал официантку.
- Счёт, пожалуйста.
Официантка извлекает из кармана передника калькулятор и начинает считать. Ванда, вытащив из сумочки пудреницу, поправляет макияж. Тунцов суёт руку во внутренний карман пиджака – бумажника нет.
- Гм…что за чёрт! – он принимается растерянно обшаривать все карманы. – Я не могу найти свой бумажник.
Официантка выжидающе смотрит на него.
- Может, в номере оставили? – не отрываясь от зеркальца, предполагает Ванда.
- Не мог я его в номере оставить, я пол часа назад здесь за коньяк расплачивался.
- Может, выронили? - Ванда озабоченно заглядывает под стол.
Официантка скептически усмехнулась.
- А вы уверены, что он у вас был?
Тунцов рассвирепел.
- Полегче, ты! Соображай, с кем разговариваешь! Привыкла со всякой швалью дело иметь!
К ним подошел здоровенный накачанный парень, именуемый в просторечии «вышибалой».
- Чё, приятель, проблемы с оплатой?
- Да погоди ты! – сказала вышибале Ванда. – Может, правда потерял?
Тунцов, выворачивая карманы, выкладывал на стол сигареты, зажигалку, носовой платок, валидол, упаковку презервативов, авторучку.
- Сдается мне, крошка, - проговорил Тунцов, когда его карманы опустели. – Что мой бумажник ухнул, когда ты ко мне подсела.
- Чего-о? – заорала Ванда писклявым голосом.
- А куда бы он делся?! – в свою очередь орал на неё Тунцов. – Я, когда вошел, за коньяк платил. Это я точно помню! А потом ты ко мне со своими объятиями пристроилась…и где теперь мои деньги?
- Ты, чё, на меня что ли катишь? –
тыкала себя в грудь пальцем Ванда. – Ты, чё думаешь, я взяла?
- Тут и думать нечего!
Ванда хлопнула себя по бёдрам.
- Нет, атас просто! – она умоляюще взглянула на вышибалу. – Хоть ты ему, Алик, скажи.
Вышибала смерил Тунцова оценивающим взглядом, прикидывая, можно ли тому набить морду. Элегантный костюм и серебристые бакенбарды Тунцова молчаливо выражали протест против всякого мордобоя.
- Спокойно, Ванда, разберёмся, – вышибала обратился к официантке. - Слышь, Нинка, дуй к хозяйке. Сама пусть решает.
Через пару минут к столику подошла красивая шатенка лет сорока в строгом брючном костюме в сопровождении официантки Нины.
- Лана Аркадьевна, хозяйка нашего бара, – сказал вышибала Тунцову.
Шатенка пристально посмотрела на Тунцова.
- Добрый вечер, меня ввели в курс произошедшего инцидента.
- Да не брала я ничего у этого козла! – взвизгнула Ванда.
- Свистит он, Лана, насчет денег, – поддержал девушку вышибала. – У него и бумажника-то никакого не было! Нарочно разбухтелся, чтобы не платить.
- Ты свободен, Алик, я сама разберусь - сказала Лана Аркадьевна. – Девочки, идите работать.
Они ушли. Хозяйка заведения в упор посмотрела на Тунцова.
- Если я правильно поняла, вы обвиняете нашу девушку в краже?
Тунцов отвел глаза.
- Если это не так, то тогда я хотел бы знать, где мои деньги?
- Сколько у вас было при себе?
Он смутился.
- Ну…сотен пять, шесть...долларов, – ему вдруг показалось, что она ему не верит, и он смутился ещё больше. – Но вы поймите меня правильно, не в деньгах дело. Просто вся эта сцена так унизительна. Для ваших…гм, с позволения сказать, сотрудников может и ничего, они привыкли всякую шушеру обслуживать, а я, простите, не привык к такому.
Лана Аркадьевна внезапно ядовито усмехнулась.
- Ну да, шушеру…вам, столичному поэту, не чета.
- Мы знакомы? – изумился Тунцов.
- Я читала ваши стихи, – она насмешливо улыбнулась. – Скажем так, я ваша горячая поклонница.
И тут Тунцов что-то нащупал в пиджаке. Покраснев, как варёный рак, он вытащил бумажник.
- Карман внутри порвался…за подклад завалился…- он готов был провалиться на месте. – Н-да…ситуация…Сколько я вам там должен?
- А перед девушкой, господин писатель, не хотите извиниться?
Брови Тунцова удивленно поползли вверх.
- Перед проституткой? С какой стати!
Лана Аркадьевна, покачав головой, негромко рассмеялась.
- Действительно, Костя, с какой стати?
Тунцов замер на месте.
- Светлана…Света, ты?
…Двадцать лет назад она была королевой двора. Обладая яркой, броской внешностью и сильным почти мужским характером, она затмевала собой всех в округе девушек. Старушки, сидящие на лавочке у подъезда, когда она проходила мимо, крестясь и брезгливо морщась, называли её «прости господи». Тунцов, не раз слышащий это оскорбительное прозвище, хотя и знал, что произносят его известные на весь район сплетницы, резонно рассуждал: «Нет дыма без огня».
Любовь к Светлане доводила Тунцова до безумия. Он ненавидел её и любил одновременно. Ненавидел за равнодушие, за то, что позволяла себя целовать другим парням, за то, что, смеясь над его маленьким ростом и щупленьким, хиленьким тельцем, дала ему обидную кличку «Шпрот», которую во дворе с восторгом подхватили и приклеили к нему намертво. Осмеянный, униженный, он представлял, как срывает с неё одежду и избивает до полусмерти. Он, не задумываясь, отдал бы пол жизни, лишь бы увидеть её на коленях, в слезах, умоляющую о пощаде.
Целые вечера он простаивал под её окнами, мечтая увидеть знакомый силуэт. Однажды ему посчастливилось наблюдать за тем, как она снимает платье. Шелковое, стального цвета, вероятно, очень нежное на ощупь. Светлана осталась в узеньком белом бюстгальтере. Тунцов поклялся, что во чтобы то ни стало завладеет им. Все последующие дни он караулил балкон её многоэтажки. Наконец, вещица из белой тончайшей материи показалось на бельевой верёвке. Тунцов, вечный двоечник по физкультуре, ловко, как пума, взобрался на дерево. В тот момент, когда он, дотянувшись до влажных бретелек, щёлкал пластмассовой прищепкой, приоткрылась форточка и показалась лохматая готова Светланиной младшей сестры. «Светка! – заорала она. – Здесь какой-то придурок торчит!» Ломая ветки, Тунцов рухнул на землю. Сгорая от стыда и охая от боли, он пустился наутек.
Доподлинно неясно, или чувство к Светлане было очень сильным, или при падении с дерева у Тунцова что-то растряслось в голове, только с этого дня он начал писать стихи. Свои первые неуклюжие вирши он посвящал, разумеется, ей. Он проклинал и возвеличивал свою грустную первую любовь. Любовь без взаимности…
Лана Аркадьевна распечатала принесённую официанткой пачку сигарет. Закурила прежде, чем Тунцов успел чиркнуть своей зажигалкой. Он почувствовал себя неловко. Чтобы не сидеть с зажигалкой в вытянутой руке, он закурил сам.
Она стряхнула пепел с сигареты. Её голубые, схваченные по уголкам краской, глаза в упор, не мигая, смотрели на него. Она по-прежнему была невероятна красива. Былая подростковая дерзость сменились уверенностью знающей себе цену женщины. Её губы кривила колкая улыбка. Тунцов почти не сомневался, что сможет ударить её, если она снова посмеет его оскорбить.
Он сделал попытку расслабиться. Ему хотелось, чтобы она видела, что он уже не тот худенький невзрачный подросток, которого можно дразнить Шпротом. Он достиг довольно приличного положения в обществе. Его имя стабильно мелькает в толстенных московских журналах. Без его персоны не обходится ни одна светская тусовка. Он тот, кто может сам себе сказать: «Жизнь удалась!» Она же – содержательница притона, и, очевидно, гостиничная шлюха в прошлом. Он имеет полное право смотреть на неё сверху вниз.
Тунцову хотелось быть язвительным и злым.
- А ты теперь, как я вижу, бизнес-леди, – сказал он, вальяжно откидываясь на спинку стула. – Торгуешь шлюшками оптом и в розницу.
- Каждый зарабатывает так, как может. Кто-то шлюшками торгует, кто-то подставляет задницу директору издательства, становится известным поэтом.
- Только давай не будем обсуждать мою карьеру! – подавившись дымом, как ужаленный, взвился Тунцов.
- Ну, и ты меня не обсуждай.
- Да нет, мне просто интересно…Неужели тебе действительно нравится находиться в этом гадюшнике? Среди хамья, ворья, проституток…
- Привыкла, – просто ответила Лана и неожиданно расхохоталась:
- Бедный мой Костик, ну если тебя всё тут так коробит, зачем ты пришёл сюда? Лежал бы на диванчике дома, с женой развлекался. Или что…она тебя уже не заводит?
- Давай оставим в покое мою жену! Это неинтересная тема.
- Но почему же неинтересная?
- Не понимаю, тебе-то какое до моей личной жизни дело?
- А может, есть дело? Тебе это не приходило в голову? …Хороший ты поэт, Костик, и стихи у тебя хорошие. У меня все твои книги есть. А про директора прости, что напомнила. Знаешь, как говорят, - таланту надо помогать. Так что не вини себя ни в чем.
Произнесённая ею фраза: «А может, есть дело» не давала ему покоя.
- Ты всё время издевалась надо мной. Почему? – спросил он.
- Слабый ты, Костик, а бабы ой как не любят слабых мужиков! И я не люблю. Да и не судьба нам. Разные у нас с тобой пути.
Она поднимается из-за стола.
- Прощай, Костик, – резким решительным жестом она тушит в пепельнице окурок. – Спасибо за стихи.
И уходит.
Тунцов, словно парализованный, сидит, не шевелясь, на стуле, уставясь в пепельницу, в которой тлеет оставленная Ланой сигарета. Потом просит официантку принести ему водки. К спиртному его уговаривают заказать ещё один бифштекс. Тунцов мрачно соглашается, лишь бы от него отвязались.
Ставя тарелку на стол, официантка роняет бифштекс ему прямо на колени. Девица тут же рассыпается в извинениях и начинает вытирать брюки салфеткой, но всё бесполезно – они уже непоправимо испорчены. Судя по тому, как прыснула от смеха Ванда, сидящая на коленях у нового клиента, Тунцов понял, что девушки сговорились ему отомстить.
Тунцов вспоминает брошенную Светланой фразу: «А может, есть дело» и представляет, как она возвращается в ресторанный зал, увольняет официантку, а потом ведет его к себе домой, чистит брюки и, наконец, увлекает в свою постель. Почему бы и нет, должны же его когда-то вознаградить жестокие боги?
Светлана не возвращалась, да он и не хотел этого. Его больше не привлекали ни запятые, ни многоточия. Их история закончена.
К нему под столом снова подошел пушистый кот, принялся поедать упавший бифштекс. «Лопай, лопай, - снисходительно разрешил Тунцов. - У, толстяк! Откормила же тебя Светка».
Он поднялся со стула. Подойдя к стойке, попросил позвонить. Бармен выставил перед ним телефон. Тунцов набрал номер: «Девушка, скажите, когда ближайший рейс на Москву?»
|
|