| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск четвёртый
Изящная словесность
Слова – самый сильный наркотик из всех, которые изобрело человечество.
Р. Киплинг
Виктория Кинг
МАРИЯМ
(из нового романа)
Мариям завела тесто. Она всегда сама делала домашнюю лапшу, несмотря на то, что в доме было достаточно прислуги. Вообще, ей пришлось довольно долго привыкать, что вокруг постоянно суетилось множество народа: телохранители, от чьих глаз невозможно скрыться ни в одной комнате, уборщики, горничные, няньки-мамки для младшего сына, садовники, шоферы, поставщики продуктов...
Ей, молодой женщине из семьи потомственных уфимских ученых, поначалу богатство и огромные возможности, связанные с положением мужа, были в новинку и тешили самолюбие.
Она - третья жена Карима. Родила двух сыновей. А у него - дочери еще от первых браков, они жили с ней под одной крышей. Младшую – тихую, безобидную и наивную - пристроили в приличную семью, а вот старшая... Росла капризная, раздражительная, постоянно наушничала Кариму, пришлось с ней горя хлебнуть!
Мариям поправила белый платок на голове и посыпала стряпню мукой. Тесто нужно хорошо выкатать, за это умение ее очень хвалила свекровь - полная старуха с поджатыми губами, жалующаяся на все добавляющиеся болячки, припадки. Она каждый год ездила на воды во Францию, и никак не могла смириться с появлением новой снохи.
До чего докатились! Теперь подлечиться в Трускавце считается дешевкой, - так, для простого люда, а мы, говорила свекровь, как-никак - элита, и согласны только на Европу.
Да, свекровь ее не любит, да и как любить-то, ведь Мариям – татарка, а муж из уважаемой башкирской семьи. Был Союз, была и «дружба народов», - женились, на ком хотели. А сейчас все больше примеряются - то по достатку, то по национальности.
«Я могу и по-башкирски говорить, но кровь у меня чисто татарская – оттого меня свекровь и ненавидит, хотя глупой меня не назовешь никак. Училась в Москве на искусствоведа, окончила институт с красным дипломом. Но разве с такой профессией можно деньги «делать»? Смех и грех. Вот и стала домохозяйкой, женой олигарха. Сижу, запертая в четырех стенах. Ну, может, не совсем в четырех, а в двадцати пяти, и на бедную я не похожа, только одной обуви - пар сто. А на душе муторно…».
Мариям мельком взглянула на обручальное кольцо с огромным бриллиантом, которое облипло тестом и как-то в миг потускнело. Четыре карата уже не лучились и не бросали радужные блики по гигантской кухне, обставленной ультрасовременной техникой. А ведь она когда-то любила играть с солнечными зайчиками, отражающимися от правильных ровных граней благородного камня.
На глаза невольно навернулись слезы. Какую сжигающую страсть испытывала она тогда к Кариму!
Любовь ворвалась в жизнь Мариям на последнем курсе университета. Карим познакомился с ней в ресторане. В тот же вечер уехала с ним в гостиницу. И словно рассудок помутился: не спала, не ела - ждала его командировок в Москву.
Все самые счастливые моменты ее судьбы оказались связаны с гостиничными номерами в разных городах и странах. Там он был - ее. И принадлежал ей. Вдвоем им было весело и интересно. Лондон или Париж - не имело значения. Нет, конечно, днем, когда он готовился к встречам, Мариям ходила по музеям, ездила на экскурсии, но в поздних сумерках она как бы таяла в его объятиях и замирала в истоме неуемных ласк.
На свадьбу пригласили пятьсот человек, из которых она знала не больше десятка. Подарки - один дороже другого. И дом... дом, который сразу стал чужим и холодным. Ее Карим исчез, растворился в ежедневной суете. Изредка проявлял внимание, вяло интересовался: «Как дела? Что нового? Как дети?». Вечерами, после банкетов – редкие небрежные поцелуи, отдающие запахом перегара, стремительные, как физиологические отправления, постельные сцены – вот и вся любовь. По ночам он громко храпел и ее безмолвного плача не слышал.
Слезами, что катятся без рыданий из широко открытых глаз, она гордилась, их никто никогда не видел, разве что тьма ночи!
Девять лет живем вместе. Девять самых долгих лет, - как будто время превратилось в мазут и медленно стекает в резервуары разобщения.
Быть в невестах, конечно, приятнее, чем женой. Интересно, у всех жен богатеев такие же проблемы, что и у меня? Мужа не вижу – занят бизнесом. Я – не в счет. А, может, у него есть любовница?
Тесто, раскатанное на большие лепешки, легко поддавалось острому ножу, - немного погодя тонко нарезанная лапша уже подсыхала на столе. Мариям запускала ее в жирный бульон и шепотом приговаривала:
Ества-лапша, тобой я мужа ублажу,
Ворожбу-нужду в его чашку положу,
Ты поешь, друг мой, и, ложася на покой,
Вспомни женку свою, полюбися со мной.
Полюбися со мной, будто с первой весной,
Примирися с судьбой, словно небо - с землей,
Не ярись, не томись, ко мне душою вернись,
Не ершись, не страшись - ко мне с сердцем явись.
Бульон закипал, Мариям медленно помешивала варево и потемневшими глазами смотрела в глубину кастрюли. Она пребывала в полугипнотическом, расслабленном, состоянии.
- Главное, чтобы желание было сильным, - так сказала ей бабка Соня - старая ведунья знала много приговоров и наговоров, Мариям ее побаивалась, хоть и не очень верила в Кабалу и прочие эзотерические премудрости. Но что не сделаешь из-за любви, - на что только не отважишься ради семейного лада!
Похлебка готова – теперь остается только накормить ею мужа.
- Карим Ильясович приехал!
Неожиданный крик охранника во дворе заставил Мариям вздрогнуть. Что-то супруг нынче рано! Засветло домой явился, на него не похоже, - может, случилось что, или приболел?
Она побежала переодеваться в легкие джинсы и свежую кофточку. Возвращаясь из гардеробной, столкнулась с мужем у просторной гостиной.
- Карим, ты уже дома, как хорошо! - Мариям попыталась прильнуть к его груди, но он легонько отстранил ее от себя:
- Да, приехал сменить рубашку, у меня делегация - уезжаю.
- А… я сварила твой любимый суп. Думала, может, покормлю тебя, посижу рядом.
Лицо Карима просветлело:
- Сама кухарила! Ай да Маша, ай да Мариям Айдаровна!
- Не смейся, как будто я никогда не готовила для тебя!
Чмокнув ее в щеку, Карим проследовал в гардеробную. А Мариям так и осталась стоять в гостинной, затем приземлилась в глубокое кресло и включила телевизор. Через несколько минут она услышала «Пока!» и звук отъезжающей машины.
«Вот и поговорили, пообщались, поужинали», - подумала про себя, неожиданно разозлившись.
В комнату заглянула Сания, падчерица. Схватила с этажерки глянцевый журнал с фотографией девчушек из модной группы на обложке, и, не произнеся ни слова, удалилась. Мариям невольно вздрогнула: «Не удостаивает разговора! И как же меня угораздило стать мачехой! Уж никак не предполагала до замужества, что в семье Карима предстоит столкнуться с вражеским станом!»
Отношения с падчерицами не сложились с самого начала. Наверное, потому, что чувствовали в ней ровню: со старшей разница всего-то в семь лет! Сперва Мариям пыталась их задобрить, покупала подарки, подбирала новую одежду. Но девицы сразу же заревновали ее к отцу, даже подглядывали в спальню. «Хотя когда я забеременела, они в мою сторону и смотреть-то не хотели!»...
Больше всего их интересовало наследство сразу после рождения первого сына. Мариям случайно подслушала разговор младшей дочери, Муслимы, с Каримом о деньгах и активах компаний, которыми он владеет. Да, появился наследник и все сразу всполошились! Карим успокоил дочь:
- Все мои дети поровну получат то, что после меня останется!
«Когда я в любовницах ходила, - сокрушалась Мариям, - он мне такие подарки преподносил - подружки глаза к небу закатывали, не могли поверить, а сейчас - просто смех: что мне из одежды покупает, то и девочкам, только цвета другого, чтоб не завидовали. Жена и дочери для него как бы равны, он даже на шопинг нас вместе отсылает. И все же они для него – ближе, а я как бы на отшибе, сама по себе. Приедет домой с работы - они тут же к нему под крылышко слетаются, даже сыновья ждут своей очереди с отцом пообщаться, а обо мне и говорить нечего – я для него не больше, чем часть интерьера, траченный молью ковер, потертая мебель, к которой привыкли, хотя и обойтись без нее – никак».
По телевизору показывали повости. Мариям слушала в пол уха, и вдруг насторожилась - в Москве взорвали офис крупной компании. Страшные кадры с развороченными авто, трупами и кровью на мостовой, пустыми, почерневшими глазницами окон, взволновали. Взрывы прогремели в здании Людмилы Аркадьевны, - дизайнера, Мариям у нее проходила искусствоведческую практику. В этого человека невозможно было не влюбиться – работавшие с ней студенты буквально боготворили ее. «Господи, жива ли она?» - мелькнуло в голове, но в следующую минуту Мариям увидела на экране Людмилу Аркадьевну, у которой брали интервью.
- Какой ужас, какой ужас, прямо перед Новым Годом! Хорошо, что она не пострадала!
От расстройства Мариям вскочила и почему-то бросилась бежать на кухню. Там она увидела, как Сания мирно уплетает только что так любовно приготовленный для Карима суп с лапшой.
- Неплохо получилось, вкусно! – ухмыльнувшись, похвалила Сания.
- Кушай на здоровье! - только и смогла ответить Мариям и, развернувшись, заторопилась в свою комнату к телефону. В записной нашла номер Людмилы Аркадьевны и несколько раз попыталась связаться. Но - безуспешно.
Внезапно Мариям осознала: ее старшая падчерица поедала «завороженную» лапшу!
Суеверный страх пронзил ее, тело тут же взмокло, руки затряслись. «И что ж теперь будет?» - подумала в ужасе.
В спешке она набирала теперь номер бабки Сони.
- Хоть бы старуха дома оказалась!
Бабка ответила и Мариям взволнованно, шепотом, поведала о случившемся. На том конце провода послышался смех:
- Ну и натворила ж ты, девочка! Теперь и не знаю, чем помочь. Одно скажу, - может, отношение к тебе мужней дочери к лучшему переменится или она совсем озлобнет. Поживем – увидим!
«Ничего себе – успокоила! Какая же я идиотка, ворожбой занялась, мало мне других проблем, совсем ум потеряла!»
Рассердившись больше на себя, чем на ворожею, Мариям в сердцах швырнула телефон, - тот развалился у нее на глазах.
«Господи, что за день! Взрыв у Аркадьевны, падчерица ворожбу-лапшу сожрала, нет, я схожу с ума!»
- Мама, мама, наконец-то елку привезли! Она такая огромная, пушистая, смотри, охранники ее вдвоем еле-еле тащат! - оба сына, Равиль и младший Фархат, вприпрыжку, крича от восторга, пробежав через гостиную, ринулись вниз по лестнице в вестибюль. В дверной проем с усилием протискивались мужчины с красавицей-елкой дивного роста.
Мариям заторопилась вслед: «Будет чем заняться и отвлечься!»
- Осторожно, осторожно, не поцарапайте паркет, - она покрикивала на обслугу и показывала, где установить дерево. - Поднимайте наверх, и поставьте в углу гостиной, справа от камина.
- Мам, а где игрушки? - наперебой спрашивали сыновья.
- Узнайте у Лизы!
Но Лизе, главной домработнице, не надо было напоминать, вскоре она появилась с коробкой, наполненной новогодними украшениями.
Осторожно приставили елку к огромной крестовине. Спустя несколько минут пушистые ветки уже дотягивались до потолка во всей красе и благоухали хвоей.
Остаток вечера провели в радостных хлопотах, на елке вспыхнули разноцветные огоньки, и ощущение наступающего праздника разлилось по всему дому. Мариям с трудом уговорила сыновей пойти спать. Укладывая в постель и поправляя одеяла на каждом, она гладила их черные кудри и целовала в щеки. У братьев были отдельные спальни, ей приходилось бегать из одной комнаты в другую и договариваться, кому первому она будет петь колыбельную или сочинять очередную сказку. Несмотря на то, что Равилю уже восемь лет, он капризничал, как маленький, и требовал внимания больше, чем Фархад. Вот и сегодня, пообещав Фархаду рассказать сказку, она ушла к Равилю и, полулежа на его кроватке, запела колыбельную, которую сама же и придумала, когда он только родился.
Нежный мотив наполнял детскую покоем, и вскоре глаза ребенка с длинными пушистыми ресницами закрылись и его мерное дыхание под звуки мелодии совпали с частотой ударов сердца Мариям. Она всегда наслаждалась этой гармонией ритмов, невольные слезы умиления тихонько скатывались по щекам. Напоследок голос дрогнул и, выждав мгновение, она соскользнула с кровати. В соседней комнате, раскинув руки, сладко спал младший сын, рядом лежал белый медвежонок. Мариям полюбовалась малышом и, прикрыв дверь, на цыпочках пробралась к своей спальне.
В доме - тишина. Она включила свет. Устало стащила с себя одежду. Не принять ли душ?
Мариям нравилась просторная ванная с джакузи и двумя стеклянными кабинками. Постояв под теплой струей, тщательно вытерлась мохнатым полотенцем. В зеркале отразились изящные очертания ее наготы. По-кошачьи выгнула спину – пропорции фигуры оставались девическими, мышцы упругими, движения гибкими, и даже небольшой животик не портил красоты.
Вернувшись в спальню, одела тонкую ночную сорочку и легла. Свернулась клубочком в прохладе простыней, закуталась в пуховое одеяло, и постепенно согрелась.
Погасив свет ночника, задремала.
Сквозь сон почувствовала ласковые прикосновения настойчивых рук, - невольная улыбка коснулась губ.
- Карим, - с легким вздохом еле слышно произнесла Мариям.
А рука медленно двигалась вверх от колена к бедру и она невольно раздвинула ноги, повернувшись на спину. Ноздри вздрогнули от истомы, но что-то вдруг насторожило. Запах, странный запах мгновенно вспугнул Мариям и резким движением, сбрасывая с себя чьи-то руки, она села на постели. В полумраке увидела лихорадочно горевшие глаза. Ужас пронзил все ее существо. Она закричала, сильными толчками спихивая кого-то с кровати.
- Ты что? Ты что тут делаешь! - завопила Мариям что есть мочи.
Нашарив выключатель, дернула за шелковый шнурок. В ярком свете она увидела полуобнаженную Санию.
- Не ори! Тихо, кыска моя! – смущенно залепетала падчерица.
У Мариям в голове мгновенно пронеслись картины одна хлеще другой. «Ах, так вот почему она запиралась с подружками! Да, да, та блондинка, с серьгой в ноздре! Кошмар, как же я... с самого начала не догадалась! А девичники в сауне? А бесконечные поцелуйчики, когда встречаются и расстаются! Ой, мамочки!»
- Ну, что ты, в самом деле, успокойся! - шепотом напирала девица на Мариям. - Давай поиграем! - и попыталась опрокинуть мачеху на подушки.
- Сволочь, убирайся отсюда! Только тронь - я тебя прикончу! Прикончу! – схватив думку, Мариям изо всех сил стукнула ею по голове неудачливой соблазнительницы.
- Сука! - зло бросила Сания и выскочила из спальни, хлопнув дверью. Вслед ей полетел будильник.
Мариям колотило, зубы отстукивали:
- Мразь, мразь, грязь, грязь!
Она долго не могла успокоиться. Мозг отказывался работать – казалось, случившемуся нельзя найти разумное объяснение и оправдание.
А что, если Сания вовсе не... а это на нее ворожба так подействовала! Чувство вины разлилось жгучей струей по жилам - Мариям расплакалась:
- Я просто чудовище! Наворожила, - и девочка в бессознательном состоянии совершила бесстыдный поступок, что же я натворила! Бабка Соня должна мне помочь, надо снять это чертово заклятье!
Умаявшись от неприятных дум, Мариям только к утру забылась тяжелым, с кошмарами, сном…
Проснулась от чувства, что ее вышвыривают из постели. Острая боль от падения заставила вскрикнуть. Посыпались сильные удары в живот.
Открыв глаза, увидела разъяренного Карима, который молча, без остановки, бил ее ногами. Мариям захрипела, сдерживая дыхание. Ничего еще не понимая, попыталась перехватить его ногу, но тщетно, - послышался хруст ломающихся под тяжестью башмака пальцев руки, пинком отброшенной в сторону.
Она перестала сопротивляться. «За что? За что?... Неужели Сания на меня наговорила?» До сознания, наконец, дошли вопли Карима:
- Стерва, как ты посмела дочь осквернить! Убью, размажу! Тварь! На мою кровь посягнула, блядюга придорожная!
Боль снова пронзила все тело, окрашивая в кровавые всполохи мелькающие руки и ноги Карима, потом все померкло. До нее еще доносился плач сыновей, что сбежались на шум. Ей казалось, что дети, пытавшиеся остановить отца, отлетают от него, будто птицы с надломленными крыльями.
- Не трогай их, пощади! - зашуршали последние слова в устах Мариям, которая как будто провалилась в небытие.
Карим остановился. Перед ним на полу лежала в крови жена, пацаны орали и плакали, повисая на его руках, челядь испуганно выглядывала из коридора.
- Разберитесь! - коротко бросил он, стряхивая с себя детей, словно надоедливых кутят, и рывком, стремительно удалившись в кабинет, с грохотом хлопнул дверью.
В скважине повернулся ключ. Карим сидел за столом и рыдал, стиснув голову руками. Послышалась сирена скорой помощи, но он даже не шевельнулся.
* * *
Мариям медленно приходила в себя. Она еще не понимала, что лежит на больничной койке.
«Что это было? Кошмарный сон? Надо разбудить детей. Наверное, Лиза уже приготовила завтрак, а я валяюсь в постели!»
Попытка пошевелиться отозвалась мучительными судорогами, и Мариям все вспомнила. Она беззвучно заплакала. Где-то внутри, в грудной клетке, засаднило.
- Какая же я крошечная и беззащитная в этой вспухшей полумертвой телесной оболочке!
Слезы не облегчали пустоту, образовавшуюся под сердцем, они терзали Мариям, оплакивающую ее сокрушенное катастрофой существование:
- Все, все вдребезги. Все кончено!
Палата большая. Люкс. Прислушалась к окружающим звукам. Где-то в глубине комнаты капала вода.
На висках выступил холодный пот. Ей вдруг захотелось умереть. Но внутренний голос взорвался отчаянным воем: «У тебя же дети малые, куда собралась?! Не имеешь права несмышленышей сиротами оставлять!»
Открыв глаза, произнесла:
- Дети, где мои дети?
Ответа не последовало. С трудом попыталась сесть. Правая рука - в гипсе. Неловко повернувшись, Мариям оперлась на нее. Громко ойкнув, приподнялась. Левой ладонью провела по лицу. Пальцы нащупали разбитые губы, заплывшие глаза и отеки на щеках.
«Хорошо поработал, не промазал!».
Во рту пересохло от неожиданно охватившей злости:
- Эй, кто-нибудь! Помогите! – крикнула истошно.
Дверь отворилась и появилась сиделка в белом халате.
- Очнулись?
- Похоже…
- Вот и хорошо.
- Можно воды?
- Конечно, конечно.
На этом диалог закончился. После ухода медсестры Мариям обессиленно упала на высокие подушки.
Прошло три дня, из родных и знакомых не приходил никто. Ей ставили уколы, давали лекарства, мерили давление, заставляли вставать, но она отказывалась, все ждала чего-то…
Родители уехали в отпуск, так что не навестят ее, а кому, кроме них, она нужна?
По обрывкам разговоров, что вели в ее присутствии санитарки, Мариям знала, что праздники уже минули. Где-то в центре города стреляли петарды. Увы, россыпи фейерверков ей с детьми увидеть не довелось.
Мариям много спала или лежала молча с закрытыми глазами. Время текло, сменялись дни и ночи, она что-то вяло ела. Медперсонал не приставал к ней с расспросами, - только и радости!
Через неделю, ближе к вечеру, объявилась домработница Лиза. Тихонько поскуливая и шмыгая носом, приблизилась:
- Ой, Мариям Айдаровна, несчастье-то какое!
- Здравствуй!
- Я не могла придти раньше, нам строго-настрого запрещено вас навещать.
- Как мои дети? Живы ли, здоровы?
- Мальчики в порядке, все с ними хорошо.
- Спасибо, Лиза. Иди домой.
- Я вам передачу принесла, тут вот…
- Не надо. Уходи, пожалуйста.
- Да, да… до свидания.
Дверь бесшумно закрылась.
В положенный час Мариям не могла уснуть. Мерила шагами палату и сосредоточенно думала. Ей нравилось разгуливать по больничному боксу, это успокаивало нервы. Пытаясь найти выход из сложной жизненной коллизии, она строила несуразные планы, изобретала головоломные комбинации, воображала, как наказывает Карима и Санию. Она видела себя, поджигающей офисы и производственные корпуса, или как стегает плетьми мужа и падчерицу на виду у толпы.
Мстить - вот чего ей хотелось, она ненавидела Санию и как бы умерла для Карима. К рассвету, истерзанная тщетными фантазиями, Мариям заснула, накрыв лицо простыней.
Спустя два дня после визита Лизы она вдруг почувствовала, что пространство как бы всколыхнулось. Это невозможно объяснить словами, но интуиция подсказывала - произошли перемены. «Где, с кем и почему?» - задавалась Мариям вопросами, на которые не находила ответа.
Была пятница, десятый день пребывания в госпитале, когда в палату, в распахнутой норковой шубке, вбежала Сания. От неожиданности и такой наглости у Мариям перехватило дыхание, а девушка бросилась перед кроватью на колени и, сложив в мольбе руки, запричитала:
- Мари-и-ям, дорогая, прости, прости меня, - и, не дав той опомниться, продолжала:
- Я в мечеть ходила, молилась каждый день, ты должна меня простить, я все для тебя сделаю, не губи меня, пожалуйста! Не говори отцу, как все было на самом деле, он меня убьет, а я молодая, я... я жить хочу, ты же знаешь, что милости мне не будет - он меня из-под земли найдет!
- Встань! Как ты посмела сюда придти! - Мариям не узнавала собственного голоса, - глубокого и сурового.
- Мариям, отец тебя любит, сильно любит, он три дня не выходил из кабинета, он и сейчас ни с кем не разговаривает, в доме жить страшно. Прости, я не знаю, что делать, я совсем запуталась.
Мариям холодно посмотрела на Санию и вдруг поняла, что существо, опустившееся перед ней на колени, неизмеримо несчастнее ее самой. Сердце сжалось от глубокой печали и жалости к падчерице:
- Я все понимаю... Я старалась быть хорошей – но ты меня отвергала. За что ты невзлюбила меня?
- Ты не права, я была в тебя влюблена с самого начала и…
- Не перебивай! Если не изменишься - для здешнего общества ты перестанешь существовать навсегда.
- Но… это невозможно, это невозможно, я…
- Я ничего твоему отцу не скажу, но ты дашь согласие на брак с Ибрагимом.
- Никогда! Ни за что на свете!
- Тогда я расскажу всю правду. Ты будешь охаяна на весь свет и останешься без гроша в кармане. Ты этого хочешь?
- Нет, нет, пожалуйста...
- Тогда слушай, что тебе надо сделать. Первое: ты идешь к отцу и говоришь ему, что я, Мариям, в тот вечер от досады, что он уехал - напилась. Была страшно пьяная и случайно забрела в твою комнату, - решила, что это моя спальня и тебя приняла за Карима. Ты ему скажешь, что очень сильно ревновала его ко мне и потому всю историю приукрасила, чтоб сделать мне больно, к тому же спросонья перепугалась... Попроси у него прощения за меня... Второе: назначь день свадьбы. Твой отец и родители Ибрагима давно сговорились о вашем браке, все условия и приданное согласованы. У тебя нет другого выхода - я хочу, чтобы ты исчезла из моего дома и как можно быстрей. Выйдешь замуж, - а там сама решай, куда и как брести по жизни...
- Может, я в Канаду уеду, там теперь можно однополые браки регистрировать. Если я выйду за Ибрагима, моя Надира не перенесет - на себя руки наложит!
- Меня это не касается, я знать ничего не хочу обо всем этом. Принимаешь мои условия? Да или нет? Отвечай!
- ...Да.
- А теперь уходи. Устала я.
- Мариям…
- Что еще?
- Спасибо.
- Ладно. Иди. Все сделай, как я сказала.
Сания удалилась. Мариям полегчало, она встала с кровати и, выглянув в коридор, попросила у медсестры большое полотенце для душа - решила привести себя в должный вид и быть готовой к любому повороту событий.
На следующий день утром Карим приехал и забрал ее домой.
* * *
После возвращения в семье относились к Мариям крайне обходительно, как к малознакомым или тяжко больным: лишний раз не притронутся, не спросят, не побеспокоят, просьбами не одолевали, даже в глаза не смотрели. Будто все всё знают, но молчат, а на ней - как бы ярлык неприкасаемой.
Объяснение с Каримом оказалось кратким: понимаем, принимаем, но что было – то минуло, главное на сегодня - подготовка к свадьбе, событию важному, шумному, хлопотному.
Мариям отвели одну из гостевых спален, чтобы могла спокойно придти в себя и окрепнуть. Она перенесла туда компьютер и, в основном, проводила время в одиночестве - сыновей отправили на зимние каникулы к матери Карима в пригородную усадьбу. После госпиталя Мариям их не видела.
Карим к ней почти не наведывался и, если заходил, рассказывал о мелких текущих делах, а однажды спросил совета, куда отправить молодых в свадебное путешествие, как будто ее мнение что-то значило.
Ежедневно заходила Сания - так, только поздороваться и справиться о самочувствии. Казалось, в их взаимоотношениях ничего не поменялось, и они обе забыли о разговоре в больнице.
Незаметно пролетел месяц, отплясали свадьбу, молодожены теперь в Ванкувере. Вернулись сыновья, Мариям не разлучалась с ними - вместе рисовали, играли, делали уроки. Фархад способный ученик, ему было только шесть, когда он пошел в школу. Она занималась с детьми английским. Мариям, прекрасно владевшая разговорным, читала мальчикам небольшие рассказы на языке Альбиона.
Отношения с Каримом оставались прохладными, новых подруг Мариям не заводила, а со старыми судьба развела: интересы не совпадали, да и забот у каждой хватало. Не с кем посоветоваться, поговорить, излить душу. Родителям Мариям представлялась блистательным символом удачи, счастливой в замужестве, разочаровывать их не хватило бы духу.
Как-то поздно вечером она подсела к компьютеру и, скуки ради, отправилась в круиз по Интернету. И случайно натолкнулась на статистику народонаселения России:
143 миллиона человек…
Из них 38 миллионов пенсионеров…
37 миллионов детей…
10 миллионов инвалидов…
5 миллионов наркоманов и алкоголиков…
Работоспособных только 53 миллиона…
Из них только 26,5 млн. относительно здоровых…
На 1000 браков приходится 800 разводов…
72 млн. состояли в браке…
11 млн. разведенных…
Мозг лихорадочно заработал: получалось, что если каждый пятый разведенный, имеющий детей, женится еще раз, то во втором браке окажутся 2,2 миллиона, а ведь это приблизительно 1,1 миллиона мачех и 1 миллион пасынков и падчериц!
Цифры впечатляли. Мариям никогда не задумывалась над тем, сколько мачех в стране. Казалось, что злой рок подшутил только над ней. А получается, что в такой беде она не одинока!
«Один миллион - это же огромный социальный слой! Интересно, а сколько их в Америке?»
Вбив в поисковик английское слово «stepmother» - мачеха, Мариям изучила десятки веб-сайтов. Выяснилось, что Америка уверенно держит одно из первых в мире мест по разводам, - вторых жен и мачех там тоже хватает! Маленькое открытие удивило и развеселило Мариям.
Бегло пробежав по ряду статей, зашла в «чат» - наиболее популярный способ общения нового тысячелетия. Можно писать, о чем думаешь, и получать со всего мира отклики.
В специальном женском Интернет-форуме обсуждали, как правильно выстроить отношения с детьми, у которых внезапно появились «двойные»: родители, бабушки и дедушки, дяди и тети. И правда, - множество детей живут в двух семьях. В одной - мачеха, зато отец родной, в другой – отчим, но «настоящая» мама. Можно представить накал ревности и степень отчуждения, раскалывающие устроенную или неустроенную, спокойную или нетерпимую, жизнь в подобных «родственных» сообществах. Мариям читала:
<365> Нельзя стать хорошей мачехой, даже если сильно захотеть – ничего не получится! Вторых жен – несть числа, только их невозможно полюбить - нас по сказкам, вбитым с детства, всегда представляют в образе злых и коварных женщин.
<Kara> Любовь, конечно, не купишь, но интеллигентные взаимоотношения с другой семьей поддерживать все-таки можно. Например, собираться с детьми на праздники или дни рождения.
<365> Да как же собираться? Если у моего мужа бракорозводный процесс шел три года? Как его бывшую «экс» можно спокойно воспринимать?
И вдруг Мариям, подчинившись непонятному импульсу, подключилась к диалогу, обозначив себя псевдонимом <Mar>.
<Mar> Всем привет! Я Мара. А меня парчерица просто подставила, наговорила отцу, оклеветала, и тот меня избил, я провалялась десять дней в больнице.
<365> Привет, Мара. Как это избил? И ты не заявила на него?
<Mar> Нет.
<Kara> Привет. Глупо.
<365> Страшно! Ты его еще любишь?
<Mar> Не знаю.
<Kara> А у меня, девочки, еще хуже было!
<365> А ты где живешь?
<Kara> В Америке, а вы?
<Mar> В России.
<365> А я в Австралии. У вас в Штатах как принято с приемными детьми общаться?
<Kara> Как в суде решат: время посещений расписано по дням. Если дети живут на два дома, родитель или родительница обязаны предоставить каждому отдельную комнату и муж платит алименты. Иногда бывшая жена может получить полное обеспечение, а у вас какие правила?
<Mar> У нас кулаком по зубам, фингал под глазом – вот и все правила!
<365> В Австралии обязаны строго следовать букве закона 365 дней в году.
<Kara> Сколько лет в мачехах ходите, девочки?
<Mar> Я девять.
<365> Четыре года. Мне пора, пока, до встречи в следующий раз.
<Кара> Мара, заходи в частный чат, хочется с тобою поближе познакомиться.
Мариям сразу согласилась, и контакт стал более доверительным.
<Kara> Как твое полное имя?
<Mar> Мариям.
<Kara> Меня зовут Каролин.
Кибер-знакомства в наш век не такая уж новость, но этим двум было о чем поговорить. Женщины обменялись адресами электронной почты. Мариям с облегчением вздохнула, она была довольна, что ее английского хватило на небольшую переписку. Воображение пыталось нарисовать образ женщины, с которой она только что общалась в виртуальном пространстве.
Мариям засыпала с легким чувством радости, - той, которую обретаешь после разговора на кухне с лучшей подругой. Можно получить дельный совет, болтать обо всем на свете, не таясь, - о фасонах платья, о слезах по утраченной любви, об анекдотах и сплетнях о звездах кино. Теперь она не одна!
В России ночь оплетала снами немереные просторы, а в Америке начиналось утро. Каролин, поставив последнюю точку под письмом к незнакомой женщине, проживающей на другом конце света, задумалась, насколько все в жизни дело случая!
|
|