| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск четвёртый
Роман с продолжением
Если мне хочется прочитать роман, я пишу его.
Бенджамин Дизраэли
Олег Курзанцев
ПОБЕГ
(фантастическая история, главы из романа)
Глава первая. ИДЕЯ
"Брамск" шел вторым рейсом в эту северную навигацию, или на морском жаргоне – «завоз», в заполярный порт Певек с грузом, состоящим из всякой нужной людям во время долгой полярной ночи всячиной. Чего там только не было – продукты, машины и механизмы, промышленное и бытовое оборудование, теплая одежда, разные товары народного потребления, одним словом все, что может определенное время поддерживать жизнедеятельность обособленной фактории на Крайнем Севере. Рейс был заурядный, непродолжительный и, в отличие от «загранки» – безденежный. Моряки, или как они сами себя называли с легкой руки отдела кадров – плавсостав – рейсами этими отчаянно тяготились, но такова была их судьба – судно у них было специфическое – полярное, для преодоления льдов рассчитанное, пусть не толстых – многолетних, какие ледоколы ломают, но по сравнению с большинством других морских судов усиленное. (Не везде, а в районе ватерлинии, разумеется, там, где те самые льды об корпус судна бьются.) Поэтому каждое лето, как закон, будьте, товарищи моряки, добры, обеспечьте охотников за «длинным» рублем, которых эта самая охота с насиженных мест сорвала и за Северный полярный круг занесла, всем, для зарабатывания этого самого рубля, необходимым. В других странах, в таких, как эти, проклятых местах кроме пограничников и белых медведей другого населения отродясь не бывало, ну а мы, советские, пусть себе в убыток, пусть для государственной (народной, то есть) казны ярмо непосильное, но мы зато опять «впереди планеты всей»! Засеем Заполярье кукурузой! Или кенгуру, какое там, вместо оленей разведем – нет таких вершин, которые не смогли бы взять большевики! И тянутся год от года вереницы транспортных судов с двух концов Северного морского пути, с Запада и Востока, в необъятные заполярные просторы родной страны, олицетворяя собой это емкое, только советскому хозяйству присущее понятие «завоз». Носились все с царских еще времен с этой утопической в силу погодных и климатических условий идеей перехода кораблей летом, в одну навигацию, по Северному морскому пути, из Мурманска во Владивосток и обратно на страх всем врагам. До 1917 года эти враги были – Веры, Царя и Отечества, а после – всего прогрессивного человечества. Проклятое наследие царского режима, одним словом. Один раз немецкий рейдер во время последней большой войны, еще до нападения на нас Германии, в Тихий океан протащили, англичанам пакостить, другой раз из Владивостока лидер[ 1 ] и два эсминца провели, уже воюя против Германии, в Мурманск. И все, ничего более полезного, кроме того самого «завоза», никому по большому счету не нужного. Сам «Брамск», только что перед тем в Финляндии построенный, в прошлую летнюю навигацию, несмотря на все усилия, не смог пройти Северным морским путем с Запада на Дальний восток, пришлось возвращаться в Мурманск, оттуда – ближний свет – вокруг Евразии – домой. Да и не он один, пароходов тридцать-сорок дальневосточных, тем летом, забравшись на Север, таким же путем возвращались. Словом – от этого заполярья народному хозяйству – один геморрой! В переносном, конечно, смысле. А какому высокому государственному чиновнику, возможно, и в прямом!
В 16.00 четвертый помощник капитана Игорь Казанцев заступил на вахту. Четвертому, самому младшему из помощников, одна вахта положена с 16.00 до 20.00, а остальное рабочее время четвертый работает «делопроизводителем» – бумаги всякие, для судовой жизни необходимые, печатает и прочее там, столь же высоко интеллектуальное! Для опытного помощника не служба, а малина! Казанцев же, месяц назад придя на судно, по окончании училища, печатать на машинке не умел, не учили этому, да и о многом другом, особенно необходимом в первые месяцы службы, за все шесть лет в училище даже не упоминали! Поэтому если с вахтенными обязанностями у него проблем не было, то с печатными делами он, что называется, – «зашивался». Первые трое суток по приходу на судно не спал вовсе. А за последующие четверо поспал часов от силы пять. Некогда было. Старшие товарищи над таким служебным рвением посмеивались, но так, по-дружески – беззлобно. Печатать приходилось много, а кто начинал учиться печатать на механической пишущей машинке, где не исправить, не добавить, тот Казанцева поймет и посочувствует. А если надо сделать девять экземпляров, когда машинка пробивает всего пять, да на бланке в отдельные графы впечатать, а сам бланк шириной третьего формата, когда каретка машинки вдвое уже! В общем, не до сна тут. Один отдых – на вахте. Стой себе, смотри вперед. Да вовремя докладывай капитану, если что необычное заметишь.
Примерно в 17.30 хлопнула дверь и с сытым, и потому довольным видом на мостик зашел второй радист, абсолютный ровесник Игоря – Костя Чаплин. Сразу видно – только что с ужина. Казанцев – у него ужин только в 20.00 будет – голодно сглотнул слюну и спросил:
- Как ужин?
- Душевно! – ответил радист. – Еще бы сто грамм вначале, и все, полный кайф!
- Помечтай, помечтай!
- Да, до Певека только и мечтать!
- Хорошо вам, радистам – на стоянках радиорубки закрыты, вахты стоять не надо – отдыхай в свое удовольствие, не то что мы – штурмана, сутками паримся!
- Все равно каждый день в радиобюро за текучкой бегать! Ладно, в Певеке у причала стоишь, до радиобюро пять минут пешком! А возьми Тикси, где с нашей осадкой болтаешься в шести милях от берега! Пока на катере туда, пока тот катер дождешься, пока он все суда на рейде обойдет, пока назад – вот тебе день и прошел!
- Тебе в радиобюро бегать – сплошное удовольствие – береговые радисточки, у них вход на судно свободный. Каждый вечер две-три у тебя в каюте! Тебе в порту не жизнь, а малина!
- Завидуешь? Как говорится – кто на что учился!
- Это правда. У нас, штурманов, на берегу только старпом без вахты. Второму вообще продыху нет – груз туда, груз сюда! Трояк карты корректирует – тоже петля! Не мне тебе рассказывать, сколько новой информации по обстановке каждый день по радио сваливается! А еженедельные «Извещения мореплавателям»?! Так уйдешь в рейс на месяц, вернешься – на тебе четыре книжки страниц по двести каждая, и будь добр – режь, клей, рисуй! А месяца за три? А в загранку на полгода! Вот я и говорю – петля!
- Помнишь, какому-то пароходскому начальнику официально вопрос задавали – почему не учитывают переработку штурманов в море? Ведь восемь часов только вахты, а остальное когда делать? Ту же корректуру третьему на вахте делать запрещено! Даже опытный третий тратит на корректуру часа четыре в день, когда в рейсе. А на стоянке, когда все пособия на весь рейс до выхода откорректировать нужно! А там одних карт, если даже до Японии идти, штук тридцать, а Лоции, «Огни и знаки»? Свихнуться можно!
- На стоянке хоть на вахте можно корректировать, а в море ни-ни!
- Так вот тот чин пароходский ответил, что переработка учтена в «Ваших высоких окладах»!
- Это в моих 125 рублях?
- Да фиг бы с ним, так он еще сказал, что переработка вся от неумения организовать свое рабочее время.
- Он, видать, не штурман!
- Ага, восьмилетка и ПТУ! Правда, вышестоящие задницы хорошо лизать умеет – так до зама начальника пароходства и добрался!
- Как это он в замы без высшего образования попал? С этим сейчас вроде строго? У нас в училище был заместителем начальника по Административно-хозяйственной части некто Бульченко. У него вообще образования классов пять всего было! Так высокая комиссия из Москвы его в одночасье лаборантом на кафедру Судовождения наладила! Правда, для этой кафедры из него лаборант – смех один!
- Этот пароходский – тот еще жук! Для наших отделов кадров ведь главное не победа, а участие! Он уже год двенадцатый заочно в каком-то институте вроде техникума числится! И все на втором курсе! Каждый год справку приносит, что студент, вот кадры на все его образование глаза и закрывают!
- Да-а! Кому-то на берегу лафа сплошная, кому-то болтанка в море и спрос за все!
- Не грусти! Какие твои годы! Дорастешь до старпома – будет и на твоей улице праздник!
- Знаешь, я, когда в училище поступил, сильно радовался! Как же – мечта детства сбылась! На порт глядел как-то вечером и думал: «Теперь это все мое!» Потом на одну практику сходил, на другую, порядки флотские мало-мало узнал и знаешь, чего тогда подумал?
- Чего?
- «Во, блин!»
Радист рассмеялся.
- Так иногда навкалываешся, а с тебя еще и стружку начальство снимет, так и хочется сказать: «Да гори оно, все, синим пламенем!»
- Та же история! Веришь – нет, а хочется порой все бросить к едреной матери!
- Так бы повернул руль на Юг! Куда-нибудь на Таити, продал там этот пароход к чертям собачьим и зажил бы по-человечески с какой-нибудь шоколадной таитяночкой.
-Чтобы руль повернуть, сообщники нужны. Механик – раз, радист два! И остальных изолировать поначалу. Потом-то их, от греха можно и высадить, так, чтобы они дней десять ни до кого не добрались. А там уже нас ловить поздно будет!
- Ты так говоришь, как будто у тебя уже план есть!
- План, не план, а думал я про это много! Ты-то вон второй месяц в пароходстве, и то задумываться начал, а мне за два года наши порядки уже в печенках сидят. Один выход – в водке! Да с нее спиться легко, а пожить хорошо, как люди живут, очень хочется!
В рубке хлопнула дверь, и на мостик вошли капитан и старпом. Казанцев отошел на крыло, в угол, а радист незаметно испарился.
Глава вторая. ЗАМЫСЕЛ
На следующий день, утром Казанцев выловил Чаплина, отвел того на корму и долго с ним шушукался. Чаплина после видели в машине с четвертым механиком Глюком и мотористом Повырченко. А уже потом Повырченко о чем-то шептался с электриком Лешей. После обеда Казанцев, Чаплин, Глюк и старший рулевой Золотников собрались на верхнем мостике. «Брамск» пока еще проходил траверз Петропавловска-Камчатского, и на воздухе, несмотря на довольно «свежий» ветерок, было относительно тепло. Место встречи подозрений не вызывало – чего бы молодежи не полюбоваться заснеженной вершиной сопки Авачинской в свободное от вахты время. Разговор велся вполголоса. Верхний мостик был хорош еще и тем, что имел большую площадь и любой член экипажа, поднявшийся на него, был виден как на ладони задолго до того, как он смог бы услышать, о чем говорили заговорщики.
Речь толкал Казанцев.
- Как выяснилось, мы все, кто здесь собрался, думаем примерно об одном и том же. Как грамотно и безболезненно свинтить на Запад. Мы вчера с Чаплиным немного на эту тему потрепались, и получается вполне реальная схема. Короче – выходим следующим рейсом в море, по плану это в Тикси, то есть маршрут прежний – за Полярный круг. Выходим в океан, за Курилы и поворачиваем на Юг. Экипаж, кто не с нами, изолируем. Чаплин держит связь с пароходством, как будто все в порядке. Диспетчерские[ 2 ] регулярно отправляем в пароходство. Сами держимся в стороне от основных судовых путей. От места поворота до Тикси ходу суток восемь. Если все это время будем идти полным ходом, к моменту, когда нас по настоящему хватятся, успеем проскочить параллель Гавайев, а то и экватор. Там ход можно будет сбросить – поэкономить топливо. Кстати, Глюк, нам топлива при заправке до Тикси, докуда хватит?
- Если не полным ходом – до Антарктиды хватит.
- Нам так далеко не нужно. Мне льдов и сейчас хватает. Я бы, честно, где-нибудь на Таити бы окопался. В общих чертах такой вот план, ребята.
- Если я буду все время на вахте, - сказал Чаплин, - в пароходстве забеспокоятся, где начальник. Почерки у нас разные – сразу пойдет доклад наверх.
- Сообщим, что у начальника острое отравление, лежит в карантине. А там, скорее всего, решат, что он в запой ушел. И успокоятся.
- Помполит свои секретки тоже посылает – на такой как раз случай, с этим как быть?
- Так и сообщим, что все отравились во время ужина, кто в этой теме. Сообщим, что прямой опасности нет, судовой доктор до Тикси справится. Навешаем лапши. Нам дней пять выиграть по времени, а там нас ловить поздно будет. В районе Гавайев только наши разведчики болтаются под видом гидрографических судов, я с ними на практике познакомился – за нами им не угнаться, ход у них не тот, а на волне они вообще больше шести узлов делать не могут.
- А как экипаж изолировать? – спросил Золотников.
- С этим надо детально разбираться. Оптимальный вариант – накрыть всех во время просмотра кино. Кино подберем такое, чтобы на него как можно больше народу собралось. Но нужно оружие. Этим надо озадачиться во Владике. Надо хотя бы три-четыре пистолета. Пару ружей охотничьих неплохо. Тогда реально все обставить по-тихому – без жертв. У нас мирная операция. Да, кто-нибудь знает наверняка – у мастера[ 3 ] оружие есть?
- Вроде нет, – ответил Чаплин, - мы же в загранку ходим, там все декларировать надо. Не дай бог, найдут – тюрьма!
- Но все равно надо исходить из того, что может и быть. Поэтому мастера надо в первую голову на просмотр завлечь.
- Да он и так почти все время в кино ходит.
- Ну, это нам на руку.
- Хорошо, дошли мы до Таити, а дальше что делать будем? – спросил Глюк.
- Вопрос резонный. Мысль такая – выберем островок помельче, осмотримся, затем попробуем пароход продать, а если получится, то и груз.
- Груз вряд ли, – сказал Чаплин. – На Тикси будем брать цемент, шифер. Кому он за кордоном нужен!
- Цемент наш в легкую пойдет, любая стройконтора с удовольствием заберет, по демпинговым то ценам. С шифером, согласен, сложнее, но мы торопиться не будем – зачем нам всем рассказывать, кто мы и как здесь оказались. Назовемся обычным трампом, название перекрасим, под каких-нибудь югославов закосим. С них спрос поменьше. Наши советские начальники тоже эту ситуацию сильно афишировать не станут – вдруг будет нежелательный политический резонанс! Если в море не перехватят, то постараются найти нас по-тихому, без всемирной шумихи. Идеологическую борьбу еще никто не отменял – на командирских совещаниях об этом постоянно напоминают, и на политзанятиях. А тут такой случай – целый пароход сбежал! Нет, наши это дело раздувать не будут! Сами посудите – сообщат они, к примеру, о нашем побеге или пиратами нас объявят, америкосы не вжись не поверят и сразу попробуют нас найти, чтобы мы на их мельницу воды подлили. А то, что американцы найдут нас скорее с их-то возможностями – к бабке ходить не надо!
- То есть, получается, если мы на юга проскочим, то нас уже не достать? – спросил Золотников.
- Абсолютно! Тем более, что пока мы будем на связи, пусть и формально, наши не смогут объявить о том, что пароход пропал! Их по радиоперехвату наших позывных вычислят и не поверят.
- А запеленговать нас по выходам в эфир не смогут? – вполне обоснованно задал вопрос Глюк.
- Смогут, если заподозрят неладное, но в том-то и задача радиста, чтобы не заподозрили. Тем более, что прецедентов не было. Одиночки сбегали, помните случай с рабочим склада в Японии. Еще мой однокашник группу захвата возглавлял, когда того парня хватились, и искать по Японии бросились.
- И чем там закончилось?
- Да все просто! Этот рабочий пришел в полицию и попросил политического убежища. В Японии! Его для порядка спросили, кто он. Он говорит: «Я рабочий продовольственного склада с пассажирского лайнера». Ему ответили: «Нам таких не надо!» Он им снова: «Позвоните американцам». Джапы для очистки совести позвонили. Те, конечно, задали вопрос, кто он. Узнали про рабочего с продовольственного склада и сказали, что им такого тоже не надо. Ну, под утро наш болезный из полиции вышел, а на улице уже зондеркоманда дожидается. Им его даже ловить не пришлось – так, ночь на улице просидели перед полицейским участком. Но зато все премию за поимку беглеца получили, как выразился еще один мой однокашник – свои тридцать серебреников!
- Понятно, что рабочий склада не Беленко, который МИГ угнал!
- Ладно, мы отвлеклись! – призвал Казанцев к порядку. – В общем, как я узнал, после следующего рейса, в Тикси, мы должны идти в Штаты[ 4 ] за зерном. Поэтому снабжение во Владике будем принимать полное. Воду тоже. Топлива нам, как Глюк говорит, хватит. Поэтому в общих чертах так: Глюк – на тебе механическая часть, пока есть время, интересуйся, как у нас с машиной[ 5 ], чтобы не подвела на переходе. Один моторист у тебя точно будет, но все равно на том переходе скучать будет некогда, нас крайне мало. Будем стоять вахты шесть через шесть (часов – О.К.), но дело того стоит. Золотников – ты на стоянке меньше всех задействован – тебе решить вопрос с оружием. Деньги мы соберем. Чаплин – ты к информации ближе всех – сообщай, что к чему. Если какие изменения в планах рейса, мы должны оперативно реагировать. Собираться часто не будем. Все и так ясно. А то еще нас заподозрят. И с водкой поосторожнее – не хватало, чтобы языки под это дело развязались. Перед следующим рейсом, за сутки – не позднее, собираемся для окончательного планирования. Ну а сейчас любуемся Камчаткой и расходимся. Если кто вдруг посторонний сейчас попадется, мы про баб «травили» – самая нейтральная и востребованная тема. И вообще, делаем на людях вид, что основной наш общий интерес сорокаградусный! Ну, семь футов нам под килем!
Глава третья. ПОРТ ПЕВЕК
В Певек пришли рано утром. В прошлый рейс «Брамск» получил символический ключ от Севера, как первый ставший к причалу пароход в этой летней навигации. Был торжественный митинг, с флагами, музыкой и речами. На этот раз все было иначе – обычная процедура прихода в порт. Непродолжительные формальности, как обычно в непредусмотренном правилами порядке. Сперва начало разгрузки, а уже потом документальное оформление прихода в порт. Что поделаешь, штурмовщина – традиционный советский метод любого производства. Казанцев попал на стояночную двенадцатичасовую вахту в ночь – с 20.00. Дневную стоял второй помощник – все равно ему разгрузку обеспечивать, все, что связано с грузом - это его бизнес, как любил поговаривать штатный капитан «Брамска» Бакалович. День прошел под визг грузовых кранов, грохот разгрузки и матерщину грузчиков – грубый век, грубые нравы!
В восемь вечера Казанцев, облачившись в мундир, принял у второго вахту. Процедура носила символический порядок и заключалась в передаче ручной радиостанции для связи с вахтенным матросом у трапа и так называемой повязки «Рцы». Это сине-бело-синяя нарукавная повязка из горизонтальных полос, из которых средняя белая несколько уже крайних синих, являлась символом вахтенного офицера и носилась на левом рукаве в течение вахты. А называлась она «Рцы» по названию сигнального флага военно-морского свода сигналов, для буквенного обозначения которых были приняты дореволюционные названия букв русской азбуки. Повязка точно повторяла рисунок одноименного флага сигнального свода.
- Какие вводные задачи поставили нам сегодня? – спросил Казанцев второго помощника, внимательно оглядывая верхнюю палубу с открытыми крышками третьего трюма.
- Под выгрузкой третий трюм. Но сейчас у грузчиков пересмена, придут после двадцати одного. Следи за креном, а то эти ханурики все норовят быстрее побольше выгрузить, им за это премия светит, они и рвут с одного борта, где легче. Крен больше двух градусов не допускай.
- А если слушать не будут?
- Закрывай трюма. Только не забудь в судовом журнале запись сделать, а то повесят простой на нас.
- Ладно, иди, отдыхай.
- Спокойной вахты. Да, капитан на берегу. Не пропусти его приход – он чинопочитание любит, так что встречай у трапа.
- Спасибо!
Ни в 21.00, ни позже грузчики не появились. При отсутствии грузовых операций при стоянке у причала, вахтенному помощнику уставом разрешено в ночное время отдыхать (спать) не раздеваясь. Казанцев успел обойти пароход по верхней палубе и мостикам, заглянуть в трюма, плюнуть за борт. У трапа нес вахту Канайургин, матрос – чукча. Он до флота отслужил срочную службу в мотострелках – одно название, что мото-, пехота, короче. И этим обстоятельством страшно гордился. Закончил после дембеля шмоньку (ШМО – школа мореходного обучения - О.К.) и этот рейс был у него первым. У Канайургина была такая же ручная рация, как и у Казанцева, настроенная на шестой канал – для оперативной связи. Вообще-то вахтенный помощник вызывался к трапу двумя короткими звонками колоколов громкого боя – такой судовой звонок для подачи сигналов. Звонок этот слышен по всему судну. Но ночью, когда экипаж спит, чтобы не будить людей, связь осуществляли по радио. Казанцев проверил связь с Канайургиным, наказал тому смотреть в оба и заранее предупредить о приходе капитана. На трюмах в ночь стоял Золотников, обеспечивал грузовые операции – трюма закрыть-открыть, грузчикам подсказать чего, да мало ли дел во время разгрузки. Казанцев, закончив с Канайургиным, пошел навестить Золотникова. Тот как раз вскипятил чай.
- Привет! – поздоровался Казанцев, входя в каюту Золотникова.
- Привет, чай будешь?
- Давай!
Они просидели за чаем с полчаса, неторопливо обсуждая судовые дела, когда на весь пароход раздались два звонка.
- Он, что, охренел совсем, малая народность Севера! – подскочил Казанцев и побежал к трапу.
У трапа с тупым выражением вечно нахмуренного лица, глупо озирался Канайургин.
- Ты какого звонишь?! – набросился на него Казанцев.
- Капитан, однако, пришел.
- А рация тебе для чего дана?
- Я в дырочку кричал-кричал, никто не отозвался!
- Капитан где?
- К себе, однако, пошел. Шибко пьяный!
- Я с тобой потом разберусь! – Казанцев помчался к капитану.
Капитан стоял в своем кабинете, опираясь руками на стол. Его покачивало.
- Ты где ходишь, вахтенный помощник! – протяжно пронудил он. – Ты где капитана должен встречать, а? По бабам шляешься? Не успел на судно прийти, службу нести не умеешь! Я тебе дырок в талоне враз наколю! Говори, где был?
- У дежурного по трюмам, обсуждали грузовые операции.
- Почему к трапу встречать не вышел?
- Матрос не вызвал, чукча, наверное, рацией пользоваться не умеет!
- Врешь, у Кладовкиной ты был, прелестями ее пользовался!
- Нет, я был у Золотникова, чай пил, там еще мой стакан недопитый остался!
- Я завтра у него спрошу, и смотри мне! Ступай! – капитана качнуло с еще большей амплитудой.
Казанцев вышел из капитанского кабинета и пошел к трапу.
- Показывай, в какую дырочку кричал? – обратился он к Канайургину.
- В эту, однако! – чукча показал на микрофон – Эту большую клавишу нажимал!
- Попробуй еще!
Канайургин нажал клавишу передачи и забубнил в микрофон. Рация Казанцева молчала.
- Дай сюда! – Казанцев взял у матроса рацию и поглядел на селектор каналов. Переключатель был установлен на третий канал.
- Ты вот эту ручку крутил? – спросил он Канайургина, показывая на селектор каналов.
- Крутил, однако, стоять скучно, нет никого! Крутить веселее, однако!
- Ты же канал переключил, дубина! Поэтому и меня вызвать не смог. А я из-за тебя от мастера фитиль получил ни за что! Больше не трогай ничего, и не крути! А то когда-нибудь тебе тоже чего-нибудь открутят. Смотри внимательно, грузчиков не проморгай! – Казанцев пошел к себе.
- А кто такой дубина, однако? – спросил Канайургин ему вслед.
- Да пошел ты!
Подымаясь к себе в каюту, Казанцев раздумывал над словами капитана.
«С чего ради он мне Кладовкину приплел? Весь пароход знает, что она со старшим механиком любовь крутит. Она баба тертая, с младшим помощником шашни заводить не будет, а то и его, и ее на каждом судовом собрании по любому пустяку долбать станут. А так полный комфорт – стармех на судне второй человек, - начальник обособленной службы, - кто против него пойдет! Но и капитан просто так болтать не станет. Неспроста это все». И тут Казанцева осенило! Он вспомнил случай из прошлого, первого его рейса, который произошел здесь же в Певеке. После того торжественного митинга, вечером, местное начальство собралось у капитана – праздновали открытие навигации. Засиделись они часов до одиннадцати вечера. А примерно в полдвенадцатого ночи к Казанцеву в каюту, - а он сидел и что-то печатал на утро, буквально влетела взъерошенная Кладовкина. Полчаса потолкалась, выпила кофе, а в полночь оживилась и упорхнула. Когда Казанцев в разговоре поинтересовался, что она делает на их палубе в это время, она пояснила, что убирала у капитана после его посиделок с гостями.
«Так она меня просто подставила! – понял Казанцев. - Капитан ее позвал в надежде, что она после уборки у него останется на ночь, а она от него свалила и в мою каюту зашла. Коридор из его кабинета свободно просматривается, там всего три двери – моя, помполита и хозпомощника. Увидеть, в какую дверь заскочила Кладовкина, несложно. Вот сука! Но капитан-то! Он, что, про стармеха не знал? А может наоборот – знал, решил, что если она стармеху такие услуги оказывает, то и ему не откажет! А она отказала, да еще и меня перед капитаном замазала! Вот тварь!» Казанцев вошел в каюту, проверил связь с Канайургиным, решил, что если представиться случай, он Кладовкиной непременно овладеет, - не зря же капитанский разнос выслушивал! - и, не раздеваясь, прилег на диван.
Утром, сдав вахту третьему помощнику и позавтракав, Казанцев с третьим механиком Гришей Самопалом пошел в город. Это только так называлось на морском сленге – город, на самом деле небольшой поселок городского типа по меркам обыкновенной жизни, но для заполярья это был город, с трех-четырех этажными домами, магазинами и прочими благами цивилизации.
- Куда пойдем? – спросил Казанцев, когда они с Самопалом вышли с территории порта.
- Пойдем в местный универмаг, мне одеколон купить надо.
Они дошли до универмага, и зашли в парфюмерный отдел. Из одеколонов был только «Тройной». Гриша немного полюбезничал с девушкой-продавцом, что возымело действие - та наклонилась и достала из-под прилавка пузырек одеколона «Спортклуб» – совместное производство фабрики «Заря» и французской фирмы «Л’Ореаль», по тем временам – полный «писк»! После этого, по неписанным правилам, должно было последовать приглашение в ресторан, но Гриша, увы, был несвободен. На пароходе его дожидалась Света Облепихова, с которой Самопал составлял «судовую» семью. В Виннице у него была другая жена – законная, но до Винницы далеко, а хочется сейчас. Гриша и Света свою связь старательно скрывали, настолько старательно, что Казанцев вычислил их без труда. Он просто обратил внимание, что на всех совместных посиделках судовой молодежи, Облепихова и Самопал совсем не общались. Для сухопутных отношений это означало бы неприязнь, ненависть, что-нибудь еще, столь же наболевшее, но для флота в девяносто девяти случаях из ста это было свидетельством того, что ночи они проводят вместе. Поэтому приглашение в ресторан не последовало и Гриша, забрав одеколон, надежд девушки-продавца не оправдал. Казанцев был абсолютно свободен, даже и не до пятницы, а значительно дальше, но случайные связи его интересовали в последнюю очередь. Большой любви хотелось отчаянно, а по пустякам размениваться было лень. К тому же полноценного отдыха все равно не получилось бы, так как завтра с восьми утра ему снова на вахту. Механики стояли сутками, и у Гриши, также сменившимся с вахты этим утром, впереди был еще один свободный день. Поэтому Казанцев на призывный взгляд обманутой Гришей девушки не ответил, быстро купил в соседнем отделе сирийский галстук синего цвета в мелкую белую крапинку и вместе с Самопалом покинул универмаг. Делать было особо нечего, из исторических достопримечательностей в Певеке имелась только вечная мерзлота, рестораны в Заполярье традиционно открывались только после шести вечера, работая в дневное время, как простые рабочие столовые, кино надоело на пароходе, где его от нечего делать крутили каждый вечер. По дороге попался продуктовый магазин. Казанцев с Гришей вошли внутрь, где их внимание привлекла копченая колбаса – редкость даже для столь высоких широт. Правда, друзей несколько смутил внешний вид колбасы – она была неровно обмазана какой-то мутно-белой субстанцией.
- Это, что у вас с колбасой? – спросил Казанцев стоявшую за прилавком бесформенно располневшую тетку средних лет в замызганном халате.
- Что Вам не нравиться? – довольно миролюбиво спросила в ответ тетка.
- Вот это, белое, сверху!
-Так это парафин!
- Зачем? – удивился Казанцев.
- Как зачем? – еще больше удивилась тетка. - Чтобы не портилась!
- А чего ей портится, она же копченая?
- Так ей лет-то сколько, почитай с войны в бочках залитая парафином хранилась, спецзапас, с северных островов, со станций законсервированных. Вот срок хранения вышел, ее в продажу и пустили.
- Ничего себе! Получается, этой колбасе лет тридцать!
- Да чего ей сделается! Говорю же Вам, в парафине лежала залитая, без доступа воздуха. Вы не сомневайтесь – берите, все берут, и никто еще не умер!
Казанцев и Самопал, тем не менее, к заметному разочарованию тетки, рисковать не стали и колбасу, которую произвели задолго до их появления на свет, не купили. Не найдя в магазине ничего, чего не было бы в судовой артелке[ 6 ], они направились на судно, где Казанцев устроился у себя в каюте с книгой на диване, а Гриша незаметно, как ему казалось, прошмыгнул к Светке.
Продолжение следует…
|
|