|
На правах рекламы: |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск пятый
Изящная словесность
В наши дни спрос на слова на мировом рынке падает.
Лех Валенса
Виктор Вайнерман
МИНИАТЮРЫ
ШОКОЛАДНЫЙ БЛЮЗ
(пародия)
Муж: Я люблю тебя!
(Вскрикнув, отворачивается и закрывает лицо согнутой в локте рукой).
Жена: Нет! Нет! это я люблю тебя! я люблю тебя сильнее! глубже!
(Всплеснула руками. Муж подбегает к открытому окну и вскакивает на подоконник).
Муж: Я докажу!
Жена: Нет! Нет! подожди! я с тобой! (Запрыгивает на подоконник рядом с ним. На мгновение замирает. Взглянула вниз). Постой! Я сейчас! (Выскакивает из квартиры, и вскоре появляется внизу с большой охапкой соломы. Исчезает и возвращается снова и снова, пока под окном не вырастает настоящая копна сена). Вот теперь можно прыгать! (Она снова стоит рядом с мужем на подоконнике).
Муж: Что ты делаешь! Зачем! Я докажу по-настоящему! (Бросается в ванную и возвращается оттуда с открытой опасной бритвой). Вот! Вот! Я вскрою себе вены! никогда и никто не знал такой любви! я благословлю вас! Ты будешь счастлива с ним! а я!.. я!
Жена: Что ты говоришь? Я не приму такой жертвы! И Он, Он тоже не примет! Правда?.. Правда?
(Появляется Он. У Него глаза безумного человека. Волосы всклокочены. В руках внушительных размеров топор).
Он: Я люблю тебя! Отойди от него, или я убью вас обоих!
Жена: Нет! Нет! муж согласился благословить нас!
Он: Как???
Жена: Скажи, милый, скажи!
Муж (мрачно): Будьте вы все счастливы!..
Он (истерично): Мы так не договаривались! Бей меня! угрожай мне! не отпускай её!
Муж: Я слишком люблю её, чтобы удерживать…
Жена: Ах! ах! как это благородно! я полюбила тебя ещё сильнее!
Муж: Похоронишь меня, и живите в этой квартире. Я завещаю её тебе.
Жена: Я не стою такой любви! Так сейчас не любят!
Он: Тогда и мне ничего не надо! Вот топор – руби мне голову!
Муж: Шёл бы ты от греха…
Жена: Мальчики, мальчики, помиритесь! – мужчины вопросительно смотрят на неё, потом друг на друга. Жена замечает их взгляд. – А что! Правда! сядем, поговорим… Отдай мне бритву… Бри-итву отдай! А ты верни мне топор – в хозяйстве пригодится. Ну!.. Вот так… (пауза).
Он: У меня есть два сникерса. Хотите?
Жена: Почему два? нас же трое.
Он: Я не рассчитал…
Муж: Я сбегаю. (Исчезает в дверном проёме и вскоре возвращается с коробкой в руках). Вот здесь на всех хватит. (Все трое склоняются над коробкой. Слышны звуки разворачиваемых обёрток, чавканье. Постепенно их спины распрямляются. Мы видим всех троих. Он и Муж стоят лицом друг к другу, прогнувшись назад. Между ними стоит Жена. У каждого в руке по сникерсу).
Жена: Мальчики… ИК! не хотите ли ча-аю?
Он (с трудом разлепляя челюсти): Просто воды, и побольше!
Муж: Вам не понравились мои шоколадки?..
Жена: Ну что ты, милы-ИК-й! очень понрави-ИК-лись…
Он: Лучше бы ты зарубил меня топором… Знаете что, я пожалуй, пойду… (уходит).
Муж (смотрит на жену, в раздумьи): Слушай, тип, с которым ты вчера полтора часа болтала по телефону – он кто?..
(занавес)
ШОКОЛАД «ОСОБЫЙ»
Плитки шоколада продаются в ярких обёртках. Это хорошо. Иначе как узнаешь, какой шоколад у тебя в руках?
Отламываю кусочек. Вкус горьковатый и чуть солёный. Я знаю, что это – «Особый». Почему-то мне нравятся именно эти привкусы шоколада – горечь и соль...
…Меня берут за руку и выводят на крыльцо. Кто-то в белом халате одной рукой держит мою руку, другой показывает в даль. Там, за высокой чугунной оградой санатория движется какая-то женщина. «К тебе приехала мама, – говорит Кто-то. – Она привезла тебе передачу. Постой здесь и никуда не уходи». Кто-то возвращается с большой сеткой. Запахи, исходящие от сетки, щекочут нос. От них рот наполняется слюной. Мама привезла мне полную сетку апельсинов! Я протягиваю руки, но Кто-то строго говорит мне, что я получу свою долю за ужином. Меня ведут в дом. Я оглядываюсь, и вижу, что женщина всё ещё стоит у ограды и машет мне рукой.
Я сижу за столиком. Дымится каша, лежат свежие аппетитные булочки. Из чайников нам налили густое какао. Мне хочется кушать, но я не могу. Никак не дождусь, когда мне дадут мою долю. Ещё я хочу узнать, куда же денут всё остальное из такой большой передачи.
Вот, наконец, выносят мамину сетку. Кто-то в белом халате ставит сетку на свободный стол и громко говорит, что к Вите приехала мама. Она привезла ему апельсинов и кое-что ещё. Витя хочет всех угостить. «Правда, Витя?» – Кто-то опускает тяжелую руку мне на затылок, от чего моя голова склоняется, как будто я киваю.
Перед каждым ребёнком кладут по одному апельсину. Затем Кто-то берёт в руки пакет, который она заранее вынула из сумки, и открывает его. На свет появляется шоколадная кукла, зайцы и несколько шоколадных поездов. Я не могу понять, как это всё делится на всех. У меня в руках оказывается целая куколка и оторванный от шоколадного состава вагончик. Я рассматриваю куклу, потом откусываю от неё маленький кусочек, и кусочек – от вагончика. У горечи во рту странный привкус. Я откусываю ещё раз. Шоколад почему-то мокрый. Наверное, мама привезла солёный шоколад…
С тех пор в «Особом» шоколаде, кроме его собственного вкуса, для меня таятся невысказанная обида, невыплаканные слёзы и не разъясненная несправедливость. И если меня тянет купить именно этот сорт, я понимаю, что со мной не всё в порядке…
ЭТЮД В КРОВАВЫХ ТОНАХ
оя жизнь дала трещину. Низы хотят и требуют мяса, а верхи не могут им его дать.
С чего это я, взрослый человек, с недавних пор вдруг стал на рынке обходить стороной мясные ряды? От вида сырого мяса и продавщиц, деловито раскладывающих на прилавке кровавые куски, мне становится дурно. Я начинаю понимать скрытые мотивы создателей фильмов ужасов и триллеров – от «Кошмара на улице вязов» и «Челюстей» до картин о сексуальных маньяках, вампирах и садистах.
Вид аппетитного куска мяса с овощным гарниром меня теперь не вдохновляет. Но ведь раньше-то!..
Назрела революционная ситуация… Кто виноват и что делать?
Говорят, все мы «родом из детства». Видения из прошлого давно уже преследуют меня. Однажды сижу, читаю что-то юмористическое, никого, как говорится, не трогаю.
Вдруг слышу, как глухо чавкает топор, и вижу, как в корзину отлетает голова с красным гребнем и раскрытым клювом. Курица бьёт крыльями, кровь хлещет. Мясник отпускает её. Безголовая птица пробегает круг, другой… на третьем падает.
Мама слишком поздно замечает, что со мной происходит…
Курицу я кушать отказался.
Тогда.
Теперь лопаю за милую душу.
Точнее, лопал. Пока не начались эти видения…
Отец редко, но тоже принимал участие в моём воспитании. Однажды мы купили живых карпов. Набрали полную ванну воды и выпустили туда рыбу.
– Она должна быть свежей! – сказал папа.
Пришла мама и попросила принести карпов. Мы сачком отловили их и выгрузили в раковину на кухне.
Карпы взывали о помощи безмолвными ртами и отчаянно таращили глаза, пока мама счищала с них чешую. Я то уходил в комнату, где папа читал газету, то возвращался на кухню. Совсем уйти было невозможно. Последнее, что я запомнил, был мамин крик. Обезглавленный карп, обвалянный в муке и уложенный на сковородку, вдруг с силой плеснул хвостом в кипящее масло…
Что это было? Отчаянная попытка безмозглой рыбы защититься и наказать обидчика?..
Впечатлительный я был юноша, однако… Но детство всё же далеко. Что делать с фортелями, которые откалывает психика сегодня?
На днях я купил курицу. Просил продавца выбрать помясистее. После того, как она пролежала полдня на подоконнике, я решил, что мясо разморозилось, и приступил к разделке. Согнутые в полных коленях розовые куриные ноги в мелких пупырышках никак не хотели раздвигаться. Их вид смущал меня всё больше и больше… Что-то такое знакомое было в этих изгибах, что-то нестерпимо манило в таинственную глубину между ними… Тушка переваливалась с боку на бок и отчаянно пыталась высвободиться, выскользнуть из моих рук. Я покрепче ухватился за лапки, приложил усилие… И вдруг ощутил себя насильником, пытающимся преодолеть сопротивление жертвы. Зубы заскрипели. Рука схватила разделочный нож и стала кромсать мёртвое тело. Захрустели тонкие кости. Массивное лезвие не хотело разрезать кожу. Тогда я стал срывать её пальцами и отбрасывать в сторону. Перед глазами плыл туман, и всё тело сотрясала крупная дрожь. Вдруг я увидел торчащие из гузки два пёрышка, развернул курицу, и одним движением снёс и гузку и пёрышки…
Отдышавшись, разложил разобранные куски по пакетам и сунул в холодильник. Если сейчас приготовить всё это и съесть – отравишься. Организм не примет! Я только что совершил магический ритуал… Да меня околдовали! В меня вошла сущность из далёкого прошлого!
Я – не виноват…
Перед тем, как засунуть курицу в духовку, надо будет набраться положительной энергии. Вспомнить, что Бог создал людей и животных, рыб и птиц, деревья, траву и облака, чтобы образовать круговорот вещей в природе. Одни едят других. Так заведено! У растений ведь тоже есть душа – это доказано! В завершение пути люди удобряют собой землю, и всё повторяется снова и снова. В конце концов – люди победили когда-то в борьбе за существование! Если бы победили коровы или куры – они бы сейчас ели людей!..
Б-р-р… Представил – стало не по себе…
«Я – УЖАС, ЛЕТЯЩИЙ НА КРЫЛЬЯХ НОЧИ!..»
Ты пришла ко мне, молчаливая, как обычно. Нет… пожалуй, ты молчалива необычно. Совсем необычно. Ты, скорее, замкнута. Подавлена даже. Вот и глаза припухли…
– Ты плакала? Что случилось?
– Ничего. Всё нормально.
– Я же вижу! Рассказывай, не тяни! Я всё равно узнаю!
– У меня опухоль… Вот здесь. Наверно, злокачественная… Вчера сильно болела. Сегодня боль прошла, но опухоль осталась.
– Продуло где-нибудь. Пройдёт! Не бери в голову!
– Я прочла твою рукопись…
– И что?..
– Ничего, всё хорошо. Такие предложения красивые… Только меня в ней нет. Вот умру – вздохнёшь с облегчением…
– Ну, какие глупости ты говоришь? Разве можно так думать! Ты же знаешь, что это не так!
– (Вздыхает). Просто весна. У меня весенние обострения… Ты же знаешь…
– Не грусти! Слушай! Давай умрём одновременно! Оставим завещание, чтобы зарыли вместе!
– В одну могилку?
– Ну да!.. тогда нас с тобой уже никто не разлучит!
Ночью мне снится, что мы умерли. Перед смертью я попросил, чтобы нас похоронили не просто в одной могиле, а в одном гробу.
И вот мы с тобой лежим вместе, привалившись друг к другу. Лежим давным-давно. Жирные белые черви выползают из твоего носа, и заползают в мою пустую глазницу. Лезут из моего уха тебе в рот. Ткань одежды сгнила и почти рассыпалась. Кожа отстала от костей. Её общие ошмётки растасканы червями по разным углам нашего полуразложившегося деревянного жилища.
– Мы так, близки, что слов не нужно! Мы повторим друг другу вновь, что наша нежность, и наша дружба сильнее страсти, больше, чем любовь!..
А в это время наши бессмертные души тоскуют и озираются окрест. Моя – на Сатурне, где обитают души грешников. Твоя – в раю. Моей скоро предстоит отправиться обратно на Землю. Искупать карму. Я стану серийным убийцей. Мои кровавые злодеяния заставят содрогнуться весь мир. Повсюду я буду оставлять одни и те же слова, произнесенные в своё время Сальвадором Дали: «Не бойтесь совершенства, потому что оно вам не грозит!» Я буду убивать счастливые пары – мужчин и женщин, стремившихся обрести гармонию в союзе друг с другом. «Враг семьи» – под таким кодовым названием я навсегда войду в историю угасающего человечества.
А ты? Твоя душа в раю будет плести венки, и посылать их через ангелов на Землю. Ангелы будут относить эти венки на могилы моих жертв – если совершенство нельзя обрести, то к нему, по крайней мере, необходимо стремиться…
БУНТ
Сорвать с себя рубаху. Прилипла к телу, трёт ворот! К чёрту брючный ремень! Нацепить что-то такое, эдакое-разъэдакое! пусть раздобревшее брюхо вывалится на фиг! Нате!
Смотрите на урода!
Надеть что-то лёгкое, воздушное. Нет, не спортивные штаны. Элегантное, изысканное. Чтобы стало уютно, чтобы внутри зажегся огонёк удовольствия. И только тогда обратить внимание, что на тепло и свет этого огонька оглядываются люди.
Что ещё? Ах, да! Сбрить к такой-то матери бороду! Нет! Не всю! оставить нечто зигзагообразное, витиеватое, эксцентричное! На голове изобразить невообразимое – разлохматить, разодрать прилизанную причёску! Обриться под ноль! Нацепить панковский гребень! Перевернуть всё вверх дном в квартире, размалевать обои и зеркала, вышвырнуть в окно компьютер!! Стать на уши! Дико заорать, выбежать на площадь, упасть на землю и валяться, вздымая клубы пыли, бросать куда-то камни, что-то крушить!!!
Что сделать?????
Всё надоело! Всё изменить. Всё!!!!!!! Улететь, улететь! Прочь отсюда! Не хочу никого ни видеть, ни слышать!!!
Нет! Не улететь, а улетать! нигде не задерживаться! Осточертели будни. Ос-то-чер-тели! Хочу бесконечного света, праздника! И не надо мне говорить, что нельзя всю жизнь праздновать! Зачем эта жизнь, если жизни как таковой нет? Если на каждый вздох приходится спрашивать разрешение, да не только у НИХ, у себя самого! Отпрашиваться у собственной внутренней цензуры… дооглядывался на неё, блин – аж шею на хрен свело! – нет уж! Задушили, зажали, достали! Не хо-чу!!! Хватит!
Но куда ты от себя-то денешься? Даже ТУДА улетишь, и то не свободен. Всё равно куда-нибудь, да направят…
Сколько тебе лет? Помнишь? Ещё бы… Пора угомониться. А ты всё в бунтари, в бунтари. Пора, пора бы уже угомониться. Ведь не приемлешь бунтарскую молодёжь? Не приемлешь. А почему? Да потому, что она тебя не приемлет. Козлы сопливые… Да не козлы, а козлики. Не знают, против чего, жизни не видели, а туда же…
А ты, значит, уже старый, заматеревший и вонючий…
…Хорош базарить. Надоело.
…Боже, какое пекло сегодня…
ВМЕСТО ЭПИТАФИИ
Светлой памяти М.М. Хахаева
Если завтра похороны человека, который почему-либо тебе близок, то последняя ночь, когда он всё ещё на земле – самая тяжелая и трудно переносимая. Горло душит спазм. Бесконечно жаль этого человека. Вот же, ещё пару дней тому, видел его бодрым, живым.
И вдруг – внезапно… сердце… завтра в час. И не потому тяжело, что известие настигло в одночасье, а потому что он ещё здесь, ещё НА земле.
И никак не верится, что уже ни у кого не вызовут никаких чувств его слова и взгляд, крепкое товарищеское рукопожатие или равнодушие, его настойчивость (если он от вас чего-нибудь добивается) или его неспешность (если Вы ждёте от него исполнения какого-то дела).
Всё. Больше не будет ни дел, ни звонков, ни встреч.
Вот здесь он обедал. За этим столом сидел со своими тарелками. Может быть, за обедом ты подносишь ко рту ту самую ложку, что когда-то держал в руках и он. Говорят, что если думаешь о человеке, то его дух откликается и незримо присутствует, смотрит на тебя. МЫ тщим себя иллюзиями, надеемся, что и мы когда-то не исчезнем бесследно, как вот он сейчас, а обязательно останемся. И, быть может, нас тоже кто-нибудь позовёт, и мы прилетим и незримо посмотрим за ним. А потом не останется никого, кто мог бы позвать. И, наверно, только тогда мы навсегда уходим от земли, по которой когда-то ходили, уносимся прочь куда-то, чтобы не видеть больше ни зелени деревьев, ни белизны снегов, ни разноцветья цветов и трав, не слышать голосов детей, леса, поля, реки, океана. Навсегда уходим оттуда, где мы уже никому не нужны, кто нас никто уже не помнит живыми. А наши дела… Что ж, если их кто будет помнить – значит, не напрасно мы прошли здесь свой путь от рождения до смерти.
Мы поднимаемся всё выше и выше… Туда, где синь неба сначала становится всё тоньше и тоньше, а потом густеет, густеет, и, наконец, превращается в странное, необъяснимое пространство. Как будто где-то в глубине сцены натянут тёмный задник с мириадами отверстий, за которыми установлены светильники. Идёшь вглубь, и кажется, что ты летишь в звёздное небо. Но тогда, в тот по-настоящему последний миг, ты отвергнешь и этот, последний земной образ.
О, как же хочется ощутить состояние беспамятства. Когда ничего не помнишь, ни лиц, ни теней, ни эха…
Тишина. Только звонкая тишина. Вот – истинное блаженство.
И оттуда, оттуда же – слова ещё живущего поэта:
Тишины хочу.
Тишины.
Нервы, что ли, обожжены.
Тишины.
Прощайте.
|
|