| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск пятый
Свет рампы
Автор пишет одну пьесу, актеры играют другую, а зрители видят третью.
Шарль Баре
Валентина Кизило
ЛЮСЯ, ИЛИ ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ МОСКВЫ В ПЕТЕРБУРГ
(пьеса в 2-х действиях, четырех сценах)
Страница 3 из 3
Полина. Денис рассказывал.
Люся (распаковывает рулоны с обоями, Полина ей помогает). А Денис всё равно его любит... Вот с этого пустого угла и начнем украшать. Он вернётся, а у нас все изменилось!
Некоторое время работают молча.
Полина. Денис вас очень любит.
Люся. На руках носил! Вальс танцевали... Мы два года не танцевали... Соскучился. Мы ведь никогда не разлучались, всегда вместе, вдвоём, зимой и летом, одним цветом... Как орешек в скорлупке. Как Васятка ушёл от нас, мы закрылись.
Полина. Хорошо, что вы приехали. Он развлечётся.
Люся. Вы целовались, когда я вошла.
Полина. Моя зависимость от него сильна, Людмила Петровна. Я чувствую себя беспомощной. И как с этим бороться?
Люся. Не надо бороться. Надо целоваться как можно чаще, пока молодость. Срастаться. Жизнь быстро проходит.
Полина. Это так тяжело, когда мужчина входит в твою кровь. И ты без него уже не можешь. Не существуешь.
Люся. Но это же всегда взаимно происходит. Он в твою, ты в его. Циркуляция.
Полина. Любить очень трудно. Всё время хочется держать человека в руках. В буквальном смысле. А он ускользает.
Люся. Я, Полина, человек бесхитростный. И Деня тоже. Говорим, что думаем, думаем, что чувствуем. Без подтекстов, словами. А вот вы человек с тонкой душевной организацией. И умная.
Полина. Я не умная.
Люся. И умеете молчать. Это хорошо, что вы умная, Полина. Дениска ведь у меня дурачок, вы заметили? Кидается, вспыхивает. Но зато ласковый, правда?.. Он ведь ласковый, да?
Полина. У него нежная и тонкая кожа.
Люся. Он с детства впечатлительный. И привязчивый. Я рада, что вы так хорошо его чувствуете и понимаете. Ему именно такая женщина и нужна: умная, чуткая, серьёзная. Маяком быть привлекающим... Я рада, что вы появились в его жизни и сможете ввести его в берега.
Полина. А я думала, вы меня невзлюбили.
Люся. Вам показалось, что вы. Вы прекрасная пара! Я заметила, какими глазами вы на него смотрите, как он ответно вам в глаза заглядывает... И целованья эти...
Полина. Он скучает со мной, Людмила Петровна.
Люся. Как это он скучает? Ничего он не скучает... Это от климата, наверное. Климат-то другой, небо низкое....
Полина. Он садится у окна, и молчит, и смотрит, смотрит... А на что там смотреть? Двор-колодец, ни деревца, ни простора, неба кусочек...
Люся. Я и говорю: небо у вас низкое, надо привыкнуть.
Полина. И назвать его глаза не умею, но... страшно становится.
Люся (беспечно). А вы отвлекайте его от окна. Гулять ходите. Целуйтесь. Вы же умная, придумайте что-нибудь.
Полина. Я и думаю постоянно... Людмила Петровна, а в Москве он в окно не смотрел?
Люся (смеётся). Вы что же, полагаете, мы там без окон, без дверей, как огурцы?.. Ну как же не смотрел?
Полина. Я имею в виду... Такими стеклянными глазами?
Люся. Вы, Полина, тонкий человек... Слишком тонкий для моего понимания. Говорите прямо, если хотите спросить. Я не понимаю! И как у живого человека могут быть стеклянные глаза?
Полина. Это я виновата. У нас не заладилось. С самого начала.
Люся (торопливо). Я помогу. Вам сейчас пока трудно материально. Поездом денег пришлю, с проводником, чтоб не голодали, как цыплята.
Полина. У нас любовное голодание, Людмила Петровна. Вот вы говорите: Дениска такой, Дениска сякой, трогательные истории детства, ключица, бабочка, нежный, привязчивый, глаз не сводит, добрый... А он другой. Он закрытый. Все время куда-то убегает, места не находит, прячется. Вроде рядом, а будто его и нет. Как волк на цепи! И я никак не могу выманить его оттуда, где он прячется... И эти глаза, как он в окно смотрит, будто тесно ему, будто воли ищет и вот-вот завоет... Оно не зацеловывается, понимаете? Ни днём, ни ночью. А давит, давит...
Люся. Ну, какой же он волк... Он не волк.
Полина. Волчонок, который остался без матери.
Люся (помолчав). Я вижу, вы его любите.
Полина. Люблю, да. Но не справляюсь.
Люся. А когда любишь, стараешься, чтобы было хорошо... Чтобы он всегда прав... Нужно закрывать глаза и прощать.
Полина. Я устала. Потому что всё повторяется.
Люся. Повторяется что?
Полина. У меня был муж. И тоже из дома бежал. Пока не погиб.
Люся. Я вас научу. Все мужчины одинаковы, Полина! Все – дети. Ищут нас, чтобы прильнуть (смеётся). Прикидываются волками, а сами дети. Младенцы. Романтики. Абсолютно все.
Полина. Не все. Бывают другие.
Люся. Ну, если вы других встречали, вам повезло. А я не встречала. Мужчине нужно что? Чтоб он на порог, а у нас в скорлупке чисто, прибрано, жратва на столе, подающие руки, в глазах понимание, покой. Чтоб он сбрасывал на нас свои мужские взрослые проблемы, а мы бы его вдохновляли, утешали, сглаживали, равновесие удерживали. Мужчина – ребёнок, и относиться к нему нужно как к ребенку.
Полина. Да не нужен мне ещё один ребенок, у меня Маша есть. И потом, дети вырастают, а мужчины – нет. А мы старимся в этой борьбе. Вот он сидит и смотрит в окно, а мне страшно! Жизнь проходит, а я вечная нянька в ней?
Люся. Он податливый. Сделайте из него мужчину, Полина. У вас получится.
Полина. Разве с помощью вот этого газового баллончика.
Люся. Это плохое оружие. Женщина не должна вооружаться и воевать, это против голоса природы. Мы должны беречь своих мужей, Полина. Чтоб ни один волос с их головы. Лелеять, нежить. Ухаживать за ними. И если мы будем поливать их по правилам, они распускаются, как цветочки. О, теперь я знаю! Теперь я научилась, как надо, чтобы в мире был порядок. И вы научитесь постепенно.
Полина. Я не хочу постепенно, я хочу сейчас, я живу сейчас! И жизнь проходит!
Люся. Вот и растите сейчас себе мужа, Полина. Поливайте свой цветок. Там благодарная почва, он зацветёт пышным цветом, поверьте. Я вас научу... Я умею теперь...
Входит Денис, вынимает из сумки вино, продукты, ставит на стол.
Посмотри, сынок, у нас почти все готово! Нравится тебе?
Денис. Праздник! У нас сегодня настоящий праздник, да, Полинка? Ты рада?
Садятся к столу, Денис наливает вино.
Люся. Ты себе чуть-чуть, Деня, тебе нельзя... Полине налей полнее.
Полина. Я не пью.
Люся. А я выпью. За вас. Берегите друг друга, заботьтесь, понимайте с полувзгляда-полувздоха... Полина, вы такая красивая пара вместе! Денис, ты должен изо всех сил беречь свою жену! Она красивая, умная!
Денис. Знаю. Полинка – лучше всех.
Люся. Мне нравится, Полина, что вы не пьёте вина. В доме должна быть трезвость, иначе дом разрушится.
Полина. У меня желудок.
Люся. У всех желудок, а все почему-то пьют. Дениске вот совсем нельзя, у него отец... Дурная наследственность.
Денис. Тебе тоже нельзя. Ты буйствовать начинаешь.
Люся. И мне нельзя... А знаете, Полина, Денис в детстве букву «л» не выговаривал. Вместо «в» произносил: Повина, Повина...
Денис (подхватывает). До шести лет. А потом артистом решил стать, как отец... Он у меня талантливый мужик, отец. Спился потом. Я выпивать опасаюсь, чтоб не увлечься, как он... Я ведь на него весь похож, да, мама?
Люся. Однажды прихожу с работы, а Дениска навстречу кричит: лампа! Что случилось? Какая лампа? Разбил? Сломал?.. Потом только дошло, что ребёнок букву «л» говорит, чистый такой звук: лампа!
Денис (смеётся). Лампа, да! Заставил себя, и научился, сам. Родителям не до меня было, я сам... А отец был замечательный всё равно. И кое-чему я у него научился.
Люся. Вино пить. Разбудить ребенка ночью и налить ему стаканчик. Для компании поговорить.
Денис. Ага, я выпил, представляешь, Полина? Вкусно было. Только рвало потом.
Люся. Совсем забыла! Я же вам кольца привезла, вот (роется в сумке). Вот, серебряные. А внутри имена ваши. Чтоб навек вместе.
Денис. Сюрприз за пазухой?
Люся. Не сюрприз. А просто подарок... Ну-ка, примерьте, Полина... Вы такая молчальница у нас...
Денис. Нет, мам, она бывает весёлая! Да, Полинка?
Полина (примеряет кольцо). Великовато чуть-чуть. Потеряется.
Люся. Нежные ручки, как у принцессы. Вы, Полина, вообще вся красивая, гармоничная. В вас сразу влюбляешься. И навек. Теперь я тоже влюбилась в вашу невыразимую словами красоту!
Денис. А что я тебе говорил? Я говорил, что Полина необыкновенная!
Люся. Да, теперь я вижу, что необыкновенная! Именно такая жена тебе и нужна.
Денис. Ты правду говоришь?
Люся. Я всегда говорю... Полина, вы должны беречь свою красоту и гордиться ею. Потому что красота – дар, который вы несёте в мир. Как потрясение для окружающих, как света источник. Для меня. Для Дениски. Для всех, кто к вам приблизится...
Денис. Никому, никому её не отдам!
Люся. Дениска, тебе повезло. У тебя жена и красивая. И тонкая. И нежные ручки.
Денис (прижимает Полину к себе). Знаю, всё знаю. Я ценю! И добьюсь! Ты, Полинка, не обижайся: я бываю резким, грубым, взрывным, я знаю... Как отец... Я потом сам же страдаю, как тебя обижу, как будто ребёнка обидел... А ты такая хорошая у меня! Жена моя!
Полина (беспомощно). Если бы вы знали, Людмила Петровна, как я завишу от этих перепадов! Как на каруселях: вверх-вниз... Дух захватывает!
Люся. Карусели укрепляют душу, ничего... Я научу, я умею кататься на этих каруселях... Поделюсь с вами всеми секретами... Только живите дружно.
Денис. Две самые мои дорогие женщины рядом – и поладили, и вместе... Нет, Манечка ещё... Немедленно заберём Манечку, слышишь? Папой меня зовет, девочка моя, доченька... Все вы мои доченьки, а я... добрый великан, и так хорошо мне!
Полина. Да. Да. Ты тоже не обижайся на меня. Все получится. Я... буду стараться.
Денис. Мы вчетвером, вместе, семья, и никого больше нам не надо...
Звонок в дверь.
Люся. Наконец-то мой сюрприз!
Денис. Твоя лягушонка в коробчонке во время царского пира, да? Ну, мама, ты фокусница!
Люся. Что же вы? Открывайте дверь, встречайте сюрприз. Или я сама?
Полина. Я открою.
Идет к двери, открывает. Входит Герц.
Да что же это? (После паузы). Проходите... сюрприз.
Денис. Мама, я не понимаю...
Полина. Людмила Петровна, вы очень остроумны!
Люся (счастливо смеётся). Пришёл! А я в секрете держала. Волновалась, вдруг не получится... Познакомьтесь, это Герц Иванович. Мой самый лучший, самый сказочный друг!
Денис. Твой фотокорреспондент?
Люся. Мой! Единственный!.. Видишь, Герц, он тебя не узнал. А ты боялся.
Герц. Это ты боялась. А я жизни не боюсь, отступать не привык. За спину не прячусь. Тем более за женскую.
Люся (смеётся). Витязь! А вот попробуйте угадать, кто у нас Герц Иванович по профессии? Даю подсказку: а) к моему журналу он не причастен; б) я сразу догадалась, кто он... Ты скажи что-нибудь, Герц, чтоб они поняли, кто ты есть.
Денис (враждебно). Кто он – у тебя на лице написано, фокусница... Надо было сразу понять...
Люся. Узнал? Тогда молчи, пусть Полиночка скажет... (Полина молчит.) Герц, ну скажи им что-нибудь! У тебя хорошо получается!
Герц. Что же вы молчите, Полина? Испугались?
Люся (смеётся). Ага! Тепло, тепло...
Полина. Почему я должна бояться? Я вас не боюсь.
Люся. Видишь, какая у тебя храбрая жена, Дениска! Так и надо. Женщина не должна бояться мужской тоски, она должна выжимать её из мужчины... По капле, как у писателя Чехова!
Денис. Я узнал... Вы на лавке сидели, когда я в Питер на машине приезжал, да? Летом зелёным на солнышке грелись, да?
Герц. Так точно. А ты возражаешь?
Люся (Полине). Ни в коем случае не бояться, страх заедает до бесчувствия!
Герц. Людмила Петровна, ты не права. Женщина должна бояться. Иначе всё будет нарушено. Весь порядок мира. Так заведено.
Люся. Это мы с Полиной о своём, девические секреты... Мы подружились, правда, Полина? Она меня пленила, она умеет... Герц, садись к столу. Я вас познакомлю. Мы вино пьем!.. Это Полина, замечательная моя невестка. А Дениска... Представляешь, на руках носил, до того соскучился!
Денис. Перестань ты вибрировать!.. (Люся замирает.) Откуда у тебя этот глупый смех появился?
Люся. Глупый?
Денис. Глупый и фальшивый: хи-хи! Ха-ха! Хи-хи-хи! Слушать противно! (Наливает себе вина, пьёт.) Хи-хи-хи! И речь другая. И запах. Всё чужое.
Герц (осматривается). Что-то я не вижу хрустальных бокалов. Вино нужно пить красиво. Водку хоть из стаканов, хоть из банки, но вино...
Люся (благодарно). Мне так нравится это в тебе, Герц! Как ты любишь во всём порядок. Нам всем недостает упорядоченности, а ты появляешься, и становится, как должно. Устроитель!
Полина. Хрустальных бокалов нет.
Денис. А почему они должны быть? Всё-таки, пусть если и о порядке говорить, то каждый по-своему понимает. У каждого свой порядок. В одном буфете есть бокалы, в другом нет.
Люся. Герц считает, что общая гармония состоит из маленьких, малюсеньких таких мелочей. В квартире мне ремонт сделал, двигал-двигал, примерялся, менял ракурс – и добился таки уюта! А я цветы опять воплотила, и даже традесканцию, и они у меня теперь не гибнут! Я и орхидеи ещё разведу или что-нибудь такое же нежное... Можно лимоны – и лимоны будут жить! Потому что Герц меня научил всему, научил, как надо... Живу как перед большим светлым праздником: всё на местах, всё блестит, а в душе скрипочки поют – нежно так, благодарно...
Денис. В нашей с тобой квартире скрипочки?
Люся (смеется) В душе, Дениска, в душе моей!
Денис. Он что же... Герц этот... у тебя проживает?
Люся. Ремонт сделал, обои новые поклеил... Не знаю, как бы я без него в пустоте...
Денис. Вы что же... И мой письменный стол передвинули?
Люся. К окну. Так удобнее. Правда, Герц?
Герц. Да, стало гораздо светлее.
Денис. Но ты же знаешь, что я люблю свободный подход к окну! И терпеть не могу, когда роются в моих вещах! Могла бы хоть угол мой оставить в покое! Угол!
Герц. А мы ликвидировали все углы. У вас всё из углов состояло, а теперь стал дом для жизни.
Денис. «Мы»! Они называют себя «мы»! Да кто вы такие, чтобы трогать чужое?
Люся. Деня, не заводись. Ну что плохого? Мы только ремонт. Чтоб чисто было.
Денис. Чистоту вдруг полюбила, да? Не любила, не любила, разбрасывала всё, раскидывала, а на старости лет взяла вдруг и полюбила?
Герц. Она не старая для жизни.
Денис. Старая! Старая! Старая!
Люся (после неловкой паузы). Пусть и старая. Но именно теперь я научилась, как сделать человека счастливым. Дать ему что-то такое важное, что помогает жить.
Денис. Когда всё стерильно, как в операционной, это, по-твоему, счастье? Какие страшные перемены в тебе случились!
Люся. Раньше мир вокруг был в порядке, а теперь война, разруха, грязь, нищие в переходах... Хочется, чтобы хотя бы в собственном доме, в скорлупе этой был порядок и цвела гармония. И не только у меня, но у всех, у молодых и старых, у каждого чтоб всё, как положено: тёплый очаг, уют, дом без острых углов, цветы... Помнишь, сам же учил меня: проснулся – скажи «доброе утро».
Денис. Как прекрасно вы устроились! Ладно, раньше в жизни был порядок изначально, и вы в нём жили. А у нас порядка нет изначально! У вас идеалы и разговоры на кухне, а нам – ненормированный рабочий денёк, и не из высоких идеалов-пристрастий, а ради денег, чтоб не унизительно было жене и детям в глаза смотреть. Работай, работай, работай! Так? А жить когда?
Герц. Вы молодые, всё ещё будет для вас. Правда, Полина?
Полина. У меня уже всё есть, спасибо.
Денис. Хорошо, мы молодые. Перед нами пути-дороги. Кто поудачливее и побашкастей – в бизнес, дело своё заводит... ну, неважно, можно до смерти извозом на хлеб для продолжения жизни добывать, я машину люблю. Пусть так, согласен. Но если мы все, молодые, займёмся бизнесом, извозом, обслугой – все, всё поколение как один, то кто будет покупать и кого мы станем возить? Вас? Так вас нам не надо!
Герц. Я и не завидую молодости. На вас все новшества и эксперименты. Хотя уверен: вы что-нибудь придумаете, найдете выход из этой западни. Быть не может, что выхода нет.
Денис. О порядке рассуждаете, а разве порядок, что вы матери так голову морочите?
Люся. Он не морочит, Деня. Он заботится обо мне.
Герц. Людмилу Петровну я ничем не обидел и не обижу. Сам рассуди: должен же ей кто-нибудь помогать. Я помогаю. Одной трудно быть. Вот и Полина скажет. Хрусталь бьётся, а купить некому.
Денис. Людмила Петровна всю жизнь одна, и ничего!
Люся. Я не одна, мы вдвоём всю жизнь, Дениска!
Денис. Ей не трудно справиться, она умеет!
Герц. Но всегда хочется найти опереться на кого. Я прав, Полина?
Денис. У Полины есть я! Что вы лезете к Полине? У Полины всё прекрасно! (Люсе.) И смех твой новый меня просто раздражает... Неловко за тебя.
Герц. Матери стыдиться нельзя.
Полина (внезапно). Хрусталь бьётся, да. А купить некому. И не только хрусталь, и не только в нём дело. И... пожалуйста, ешьте. Можно выпить вина.
Люся (с облегчением). Действительно, давайте выпьем вина... (Герц ухаживает.) Полине не наливай, она не пьёт.
Полина. Отчего же. Выпью.
Люся. Герц всегда говорит мне смешной тост: со свиданьицем!
Полина. Со свиданьицем.
Денис. Если мама хочет, чтоб ей помогали и чтоб она не одна...
Люся (смеется). Я очень этого хочу, ежечасно, ежесекундно!
Герц. Все женщины мира хотят. Вы ведь тоже, Полина?
Полина (с вызовом). Разумеется. (Люсе.) А я разгадала ваш смех. Вы смеётесь, как смеются любимые женщины.
Денис. Я не возражаю.
Герц. Спасибо.
Денис. Нет, я даже... Рад, да.
Люся. Вот видишь, Герц, он согласен!
Денис. Меня только удивляет, что, оказывается, вы давно уже... помогаете ей справиться с одиночеством. А я один, как чужой посторонний, не знаю ничего, беспокоюсь, почему она не звонит. А она просто влюбилась и забыла, что у неё есть сын.
Люся. Сын! Мой! Как я могу забыть?
Герц. Взрослый женатый сын, который содержит свою отдельную семью.
Денис. Не успел освободить помещение, как вы всё переставили, изменили, угла лишили... Странно как-то. Скоропостижно. И считаете это в порядке.
Герц. У тебя есть возражения? Предложения?
Денис. Да нет... наверное, ты хороший мужик, Герц Иванович. Стратегический. Основательный.
Люся. Очень даже основательный!
Денис. А поскольку Людмила Петровна мне не чужая тётка на улице в берете, я не люблю, когда её притесняют. Тут уж извини! Тут я очень даже возражаю!
Люся (ухаживает за Герцем). Ты, Дениска, не бойся теперь... Ты видишь, он славный. Надёжный. За ним, как за крепостной стеной – такой покой и уверенность. И думать ни о чём беспокойно не надо.
Денис. Что я, не понимаю? Понимаю. Сын мешал, ты его женила в другой чужой город подальше от себя, сама не совсем ещё старая старуха, и с квартирой. Бабское счастье короткое: ещё года два, и на тебя никто не позарится, никому нужна не будешь, надо торопиться, хватать... Я понимаю.
Люся. Все понимает, милый! Дай я тебя поцелую. (Целуются.) Герц, Полина, видите, какой он добрый мальчик у меня, вырастила, и всё-то он понимает, всё!
Денис. Полинка, посмотри, как Людмила Петровна кормит своего мужчину! А ты сидишь, как каменная глыба... Можешь вот так же покормить меня?
Полина. Нет, я так не умею.
Герц. Вырастешь, поймёшь, что почем – и за тобой ухаживать будут.
Денис. А, заслужить надо, да? Дождаться, когда голова лысеть начнёт, а тогда уж грянет, да?
Люся. По-моему, мой сын меня немножечко ревнует...
Герц. Не просто ревнует – оскал показывает, так бы и разорвал.
Люся (подходит к Денису, оглаживает, шепчет что-то). Дениска добрый, Дениска не ревнивый, Дениска пригласил меня на танец.
Танцуют; в танце увлекает его на кухню. Герц и Полина, оставшись одни, некоторое время молчат.
Герц. А где Маша?
Полина. У моей мамы. Зачем вы пришли? Думаете, мне приятно?
Герц. Думаю, тебе очень неприятно.
Полина. Вот и не надо было.
Герц. Три года ты была безутешной вдовой, не способной выслушать.
Полина. Я и теперь не собираюсь ничего обсуждать. Ни с вами. Ни с кем. Никогда.
Герц. Но сейчас ты уже не похожа на убитую горем. Тебя неплохо утешают, как я погляжу?
Полина. Вам-то что?
Герц. Я всё думал: как она сможет жить после всего. После того, что случилось.
Полина. Не знаю, что вы там себе думали. А выживала я одна, с ребёнком на руках. Коркой никто не поделился. Я сама.
Герц. Полина, дело в том, что я всё знаю.
Полина. Что?
Герц. Я знаю, кто убил моего сына.
Полина. Мне это безразлично.
Герц. Я давно хотел прийти и сказать. Даже не прийти, а встретить тебя случайно на улице, в метро, в парке, посмотреть в глаза и сказать: я всё знаю, Полина.
Полина. Ну, если вам так хочется, говорите.
Герц. Это ты убила моего сына.
Полина. Вы прекрасно знаете, что его убили в поезде хулиганы.
Герц. Да. Так ты его не убивала. Ножом его ударили хулиганы. В поезде, в вагоне. Но почему он оказался в том поезде?
Полина. Он ехал ко мне. Домой.
Герц. Он ехал с тобой разводиться, Полина. Да, он любил тебя и Манечку. Но вы ведь не могли больше вместе, да? Ты такая маленькая и хрупкая, о тебе хочется заботиться, прижать к себе, не отпускать... Ты обманула его, Полина. Потому что когда к тебе подойдёшь очень близко, оказывается, что никакая ты не хрупкая, а стальная и холодная, как острый нож. Настойчивая. Агрессивная... И когда он приблизился и беспомощно понял это, ты его убила. Он хотел от тебя нежности, тепла и покоя, а ты не могла ничего этого дать, потому что не способна ни о ком заботиться...
Полина. Вы забываете о Маше.
Герц. Да, ты родила ему Манечку, но вас это не укрепило, наоборот, ты стала его шантажировать, выгонять, не пускать к дочери... И эти его путешествия по городам, этот разъездной бизнес… Ведь он зарабатывал деньги, чтоб хоть на час, хоть на минутку купить, выторговать у тебя немного любви, так?
Полина. Какую нежную и трогательную историю вы рассказали, прямо невольная слеза катится... А известно ли вам, что он меня бил? Настоящими своими тяжёлыми ручищами? По почкам? Не говоря уже о словесных оскорблениях!
Герц. Думаю, ему хотелось разбить твой лёд, твое великолепное бесчувствие... Увидеть, что ты живая.
Полина. Я живая!
Герц. Да живи ты, я ничего... Я просто хотел сказать, что всё знаю. Чтоб ты знала, что я знаю. Вот и всё.
Полина. Не всё. Пусть я холодная, расчётливая и от меня надо спасать людей. А если так надо, то почему вы не пришли и не спасли своего сына? Почему, кроме меня, он был никому не нужен?..
Герц. Ты знаешь, где я был.
Полина. Да, вас не было рядом, вы воевали за мир в мире где-то за пределами, за рубежами, а его убили здесь! Без войны! Какой в этом порядок?.. Почему вы его не уберегли, если вы такой сильный и умный, опора слабым и поддержка? Почему сын ваш, как колючка безродная, по жизни мыкался?.. Молчите? Только и умеете обвинять! И называете это порядком жизни! А я не убивала, не убивала, не убивала вашего сына!
Герц (удивленно). Нет, конечно, ты не убивала.
Полина. И я живая! И буду жить!
Герц. Я не против... Живи.
Полина. А вы пришли мне помешать!
Герц. Что ты, живи... Я понимаю.
Полина. А Дениска – мой! И мы будем вместе! И ни вы, ни Людмила Петровна, никто у меня его не отнимет! Я не отдам! Мы ребёнка родим! У нас будет семья, и двое детей, и мы их будем растить и учить музыке на скрипочке!.. И мне безразлично, что вы думаете обо мне!
Герц. Никто и не собирается отнимать у тебя твоего…
Полина. Вот зачем вы пришли и мучаете нас, Дениса дразните, провоцируете? Рогатые олени! Он мечется, места для жизни не находит, а вы ведёте, как хозяева жизни!
Герц. Ничего я не провоцирую. Это совпадение, что Людмила Петровна со мной встретилась. Ты не думай, у нас всё честно... Закономерно.
Полина. Какая честность – слабого обижать? Вы же видите, он маленький сын, видите, как он любит Людмилу Петровну – и дразните его!
Герц. Нельзя всю жизнь за юбку матери держаться. Ей тоже жить хочется.
В это время на кухне параллельно идет сцена Люси и Дениса.
Люся (нежно). Ты что, дурачок, обиделся? Разве можно на маму обижаться?
Денис. Почему раньше не сказала про Герца?
Люся. Так сюрприз же!
Денис. И не обиделся, а стыдно за тебя.
Люся. Стыдно? Чего же тебе стыдно?
Денис. Как ты сидишь и заискиваешь перед ним! Ты с отцом так не была, ни с кем не была... Кормишь его, сюсюкаешь, взгляд ловишь... Как рабыня.
Люся (смеётся). Это сладкое рабство.
Денис. И смех этот дурацкий! Шамаханская царица. Хи-хи-хи, ха-ха-ха! Весь насквозь фальшивый, и вся ты фальшивая, вот что. Ты была человеком. С тобой поговорить можно было, а теперь? Прикинулась бабёшечкой и сидит, с ложечки кормит чужого лысого дядьку!.. Это не ты, мама!
Люся (скромно). Это я.
Денис. Не узнаю. Понимаешь, гляжу во все глаза и не узнаю... Лживая, фальшивая... Может, ты и замуж собралась?
Люся. А ты против?
Денис. Значит, вон как далеко зашло.
Люся. Ты возражаешь?
Денис. Да мне дела нет! Только чтоб мне вас не видеть никогда! Не надо вот мне демонстрировать, как моя мать неизвестно перед кем унижается и пресмыкается!
Люся. Какой ты смешной. Да ни за что. Мне приятно, когда ему приятно.
Денис. И живите. Мне-то что? Ты там, в Москве, я в Питере!
Люся. Спасибо, родной.
Денис. Мы с тобой теперь каждый сам по себе... Угол мой разорили, окно загородили... Живите, пользуйтесь... Я только съезжу в Москву, даже в дом заходить не буду, порог не переступлю... В гараже тачку заберу, и – свободна! Хохочи себе, сколько выдержишь!
Люся. Я знала, ты меня не осудишь. Ты хороший.
Денис. А то! Заберу машину – и к Полинке. Буду здесь вкалывать. У меня жена, дочь. Манечке витамины, фрукты нужны, воздушные шарики... Видишь, сколько я ей шариков уже купил?
Люся. Ты добрый. Я горжусь тобой.
Денис. Ты в гараж не ходила, не проверяла, как там? Без машины мне нельзя: Полина меня разлюбит. Да и соскучился по ней. Лучший друг, последний мой друг... Да, надо ехать в Москву.
Люся. Хочешь сюрприз?
Денис. Не надо больше.
Люся. Выгляни в окно.
Денис. Хватит. Один сюрприз ты уже преподнесла.
Люся. Вон, стоит твой друг, твоя красавица, любимица твоя... (Денис изумленно смотрит на неё. Люся смеётся.) Так мы же на машине и приехали!
Денис. Приехали... на моей машине?
Люся. Она барахлила, а Герц её разобрал всю, починил, подправил, как новенькая стала...
Денис. Он... трогал... мою машину? Разобрал?.. И ты допустила? Да кто вам позволил? По какому праву вы так со мной? Что за подлость такая? Пришёл оккупант, ограбил, забрал мать, дом, машину... У меня же ничего своего не осталось! Может, он и на Полину глаз положил? А?
Люся. Никто не претендует, Дениска. И перестань драматизировать, не кричи на все этажи.
Денис. Меня лишают всего, грабят, а я молчи? Сиди с ним за одним столом и наблюдай, как тебя раздевают?
Люся. Ты просто яростно ревнуешь!
Денис. Я не хочу, чтобы Герцы распоряжались твоей жизнью! И моей! Ишь, присосался... Ты давай, выбирай: я или он! И если ты с ним, то у тебя больше нет сына, запомни!
Люся (быстро). У меня есть сын!
Денис. А если есть у тебя сын, тогда иди и скажи ему, пусть уходит. Пусть вынимает из своих поганых рук ключи от моей машины и катится отсюда, поняла? Или я, или он!
Люся. Ты, конечно, ты!
Денис. Ты все поняла?
Люся (после паузы). Как ты скажешь, так и будет.
Возвращаются к Герцу и Полине.
Герц!
Герц. Да, моя радость?
Люся. Герц, ты должен уйти.
Герц. Куда?
Люся. Навсегда. Мы расстаёмся.
Герц. Ты это только сейчас придумала? А... За тебя решили.
Денис. Она подумала.
Герц. Помолчи!
Полина. Денис, зачем ты?
Денис (Герцу). А ты не командуй. Видали мы командиров.
Люся. Герц, я всегда предупреждала, что у меня сын!
Герц. Ты так это произносишь, будто во всём мире у одной тебя сын. А мы... безродные колючки.
Денис. Не сметь оскорблять мою мать!
Герц. Это он тебя вынуждает?
Люся. Да... Нет. Я сама. Ни к чему нам.
Герц. Одна ведь останешься, Людмила Петровна. Пробросаешься.
Люся. Сегодня у ребят заночую, а завтра Дениска проводит в Москву... У меня собака у соседей некормленая и цветы... Я почти физически слышу, как они меня зовут: «Люся! Мы есть хотим! Мы пить хотим!» Мы, Герц, с тобой не должны...
Герц. Это мы им ничего не должны. Мы им все долги заплатили. На зубок положили, чтобы они – кусь! Пусть теперь сами. Пойдем! (Пытается её увести, Люся растеряна.)
Денис (напряженно). Мама!
Люся (плачет). Ты иди, Герц, один... Наводи в мире порядок. А я с детьми... Моё путешествие закончилось... Долгое такое путешествие, как сон... Я спать хочу.
Денис (гордо, в своём праве). Моя мать никогда меня не предаст! Я никому не позволю её обижать, никогда!
Герц. Да никто, кроме тебя, её и не обижает... Ладно, Людмила Петровна... Не ваша воля... Не виноваты вы ни в чем, раз так.
Денис. А ты думал, за тобой побежит? От сына откажется?
Герц. Я думал, ты взрослый, а ты маленький мальчик с игрушечной бабочкой... Прощайте, Людмила Петровна. (Полине, ласково.) Ты живая, Полина. Живи. Береги себя.
Денис. Полинка, что ему от тебя нужно? Он к тебе приставал?
Герц. Нужно мне только от тех, кто в моём вкусе. А чужого мне не надо.
Денис. А мать моя в твоём, да? Думал, отломится попользоваться? Думал, её защитить некому?
Герц. Да, мне всё в ней дорогое, всё по сердцу. Кроме тебя, волчонка.
Люся. Ты иди, Герц. Иди. Не надо разговаривать.
Денис. А я и не собираюсь тебе нравиться. Кто ты такой? (Бросается на Герца, получает ответный удар, падает.)
Люся (кричит). А-а! Вы что же это? Ты... сына моего ударил? Гадина какая!
Герц. Пусть проснётся, оглядится вокруг, ногами о землю обопрётся. Понимать научится. Пора!
Люся. Не сметь! Не сметь! (Хватает газовый баллончик.)
Герц. Сердечная вы женщина, Людмила Петровна. Ласковая. С вами как на облаке летаешь.
Уходит. Люся бросается к Денису.
Люся. Больно тебе? Сильно он тебя ударил?
Денис (поднимаясь). Козёл! Видела теперь?.. А ты всем веришь, все у тебя хорошие, дура ты доверчивая... Нужна ты ему, как же! Попользоваться только чужим!
Люся (суетится вокруг Дениса, они ведут себя, как в первой сцене первого действия, будто ни Полины, ничего не было). А думаешь, он мне нужен? На облаке он со мной летал! Да он не стоит мизинца...
Денис. Повтори.
Люся. Он будет на моего сына руку поднимать, сволочь такая! Да я его ненавижу! Надо было газовым баллончиком в бесстыжие глаза!
Денис. Видела, как он поспешно? Потому что понял, что я раскусил его замыслы! Сбежал!
Люся. И пусть себе убегает! Догонять не собираюсь!.. Не больно? Давай руку разотру, компресс... Ты приляг, сынок, ты устал... (Укладывает его на диван.) Может, врача? Нет ли сотрясения?.. Такие травмы ребёнку, вечные раны... Только и умеют, что раны наносить, зачем они нам? Пусть все уходят, а мы вдвоём, я тебе помогу, я тебя спасу... (Ложится рядом.) Покажи ручку, не больно? А левую?.. Сынок мой, Дениска мой драгоценный... Не надо было нам уезжать из Москвы, жили бы и жили...
Денис (спохватываясь). Полинка, этот Герц поганый тебя не обижал? Не приставал?
Люся. Такие, как он, не пристают. К таким сами булавкой пристегиваются.
Денис. Так я и подозревал, что ты сама навязалась. Сама? Навязалась?
Люся. Я? Да он у меня... В ногах лежал! Клятвы разбрасывал!
Денис. Утешитель нашёлся, помощник одиноким пожилым тёткам!
Люся. А я не нуждаюсь, правда? Я ему так и сказала: у меня единственный любимый мужчина в жизни – сын!
Денис. А зачем сюда притащила козла?
Люся. То была игра. Всё игра, развлечение, от начала до конца... А ты всерьёз? Неужели поверил, будто я...
Денис. А плакала зачем?
Люся. Фокус. Слёзы были ненастоящие. Фокус-покус, игра воображения, обман. Иллюзия. Единственное настоящее моё – ты.
Денис. И Полина. И Манечка.
Люся. Конечно, и Полина, и Манечка. Всё остальное пустое, как резиновый мячик... Помнишь, Васятка купил голубой мячик, как небо?.. Ты с ним даже ночью не расставался, так дорожил, так берёг...
Денис. Полинка, иди сюда, ложись.
Полина не реагирует.
Люся. Идите к нам, Полина, я вас обниму, мы прижмёмся, согреемся и уснём... Устала, спать хочу. И вы спите. Мы спасёмся, я знаю.
Денис (капризно). Расскажи сказку!
Люся (кротко). Жила-была девушка, и все её любили...
Денис. Принцесса?
Люся. Просто красивая девушка. А злой колдун позавидовал, что всеми она любима, и превратил черными своими чарами в белую лань. И стала она жить ланью, по лесам, по полям путешествовать... И такое это оказалось долгое путешествие... (Умолкает.)
Денис. А дальше?
Люся. Пришёл охотник, хотел убить, вдруг видит – перед ним не лань вовсе, а девушка красоты необыкновенной, как царица Тамара. А это колдун заколдовал так, что трижды лань может спастись, опять стать девушкой, но если три раза обманется в любви, то уж навек останется ланью путешествовать по жизни... (Умолкает.)
Денис. Мам, не спи!
Люся. ...И вот охотник увидел девушку-лань, пленился красотой, женился на ней... Она ему сына родила, пригожего такого да хорошего ребеночка... И стали жить. А потом он разлюбил её и бросил. И она опять стала ланью.
Денис. А сын?
Люся. А сына колдовство не касалось, он сам по себе, сам и отдельно отправился в странствия судьбу пытать...
Денис. А она?
Люся. И вот она опять белою ланью скитается. Второй охотник был настоящий принц с нежной кожей, поэтому не захотел в итоге жениться на лани, ему подавай принцессу из соседнего королевства... И вот настал час третьего охотника... А лань уже изнемогла в пути и поисках, похудела, подурнела, нервы сгорели в борьбе... (Умолкает.)
Денис. А дальше? Мама!.. Спишь?.. Вечно на самом интересном засыпает, всю жизнь... Никогда до счастливого конца ни одной сказки не скажет, рухает в сон... Полинка, иди сюда, что ты там одна?
Полина (с расстановкой). Я давно одна.
Денис. Я хочу, чтоб ты была рядом, как белая лань. Всегда рядом. Хочу, чтоб ты всегда была моя.
Полина. А я не хочу.
Денис. Шутишь?
Полина. Нет, обдумала. Не хочу.
Денис. Как это? Хотела-хотела, а теперь вдруг? Что случилось? Почему?
Полина. Потому что ты не муж, а вечный мамин сын. Ты только для неё создан, а она – для тебя. Вас двое в мире, и больше никто вам не нужен! Зачем вы сюда понаехали? Если вам никто не нужен?
Денис. Неправда, ты мне нужна... Я твой муж, мы семья!
Полина. Нет. У вас с Людмилой Петровной неразрывная семья на двоих, а люди вокруг только мешают вашей любви и привязанности друг к другу.
Денис. Никто нам не мешает, кто нам может помешать?
Полина. Кто поближе подойдёт, того вы и топчете! Вам без разницы. И даже не замечаете, потому что всё для вас игра, фокус-покус...
Денис. Ты нужна мне, Полина! Нужна!
Полина. А если мы вокруг и нужны вам, то только как подпитка – подпитать вашу на двоих великую любовь, сына и матери, матери и сына... Вы больны этой любовью, она вас выела!.. И ты никого не видишь, кроме Людмилы Петровны, потому и глаза у тебя такие слепые... Волчонок!
Денис. Ты мать мою не обижай, а то ведь и ударить могу сгоряча! Она о тебе заботилась, забыла? Кольцо подарила! А ты вот как? Белая она лань!..
Полина. Да не надо мне вашего ничего! (Снимает кольцо, бросает.) Возьмите всё, только уходите отсюда! Уходите, уезжайте!
Денис. Ты... выгоняешь меня? Куда? На улицу, как приблудную кошку?
Полина. В Москву! К маме! Вместе с мамой!
Денис. Я... ударю тебя, замолчи.
Полина. Ударишь, укусишь, да! Ты кусачий. Всех покусал, кто приблизился к тебе и к Людмиле Петровне... Приехали, всю радость из дома выдули!.. А у нас климат другой, у нас дожди и тускло, неба и так не видим из-под зонтиков, а тут ещё вы загораживаете!.. Живите вдвоём, посторонитесь, не подходите к людям! Не раньте нас! Раны – это не красные розы, это живая боль! Не игра! А от вас раны сплошные, укусы на сердце...
Денис (растерянно). Все ты врёшь... Это он виноват, не я... Мы жили хорошо, а он пришел и отнял – мать, дом, машину мою... А пока его не было, всё у нас с тобой хорошо!
Полина. У тебя навек невыросшая душа, Денис. Тебе без мамки-няньки никак нельзя. С тобой не может быть никому хорошо. Потому что тебе самому с собой плохо. Пойми это, и не мешай людям жить.
Денис. А, мешаю... Я тебе помешал!.. Я тебе что, небо твоё тухлое, вечно плачущее закрыл? Место занял? Да ты... Ты не женщина, ты амёба примитивная, ты матери моей мизинца не стоишь!
Полина. Пусть амёба, но я живу на земле. И небо какое есть люблю и хочу видеть. Я под ним родилась, привыкла жить. И выживу. А с тобой нельзя выжить! С тобой можно только умереть!
Денис (кричит). Мама! Мама!
Люся (сонно). Герц? Вернулся? Я знала, знала, что воротится...
Денис. Не нужна ты ему! Мы никому не нужны! Всем мешаем! Вставай! Нас выгоняют, понимаешь ты это? Выгоняют! Мы уходим!
Люся. Я к Герцу должна... Он зонтик вот забыл, надо отнести... Как он без зонтика будет?..
Полина. Уходите, уходите, Людмила Петровна!
Денис. Не трогай мать мою! Мы сами знаем, как нам!.. (Люсе.) Пошли!
Люся. Полина, что произошло? Дениска вас обидел? Вы поссорились? Все сегодня кричат и ссорятся вместо спать.
Денис. Ты глупая, да? Мы не поссорились – мы разженились! И... если ты сейчас же не осознаешь, я её ударю! Что она позволяет себе, амёба примитивная, фиолетовое ничто молчаливое...
Люся. Нет, ты не мой сын... Бить людей, кидаться с кулаками – я тебя этому не учила... Куда вы нас гоните, Полина?
Денис. В Москву! В Москву она нас гонит! Мы ей небо закрыли-заслонили собой!.. Ненавижу этот город, ненавижу Полину, ненавижу себя!.. Долго ты будешь меня мучить? От вас с ума сойти можно, все друг другу враги... Я сойду с ума, слышите?
Люся (быстро встает, берёт сумку). Я готова, Деня.
Денис мечется по комнате, собирает вещи. Постепенно его движения становятся всё медленнее. Наряжается в строгий, «свадебный» костюм, тщательно причёсывается, завязывает галстук, на глазах превращается в преуспевающего делового человека. Женщины молча наблюдают за ним.
Денис. Вы мои две любимые женщины, и я между вами. Ты, мама, учила разговаривать, чтобы построить башню до неба. Хочу поговорить!.. Я не думал, что всем вокруг мешаю и нет для меня нигде места. Небо закрываю собой. Считал, просто не получается устроиться... Голова есть, образование, руки-ноги, а работы нет, и думал, всё дело в этом, потому что мужчина непременно должен работать, чтоб что-то значить, чтоб его уважали. А и не в этом оказалось. Во мне самом. Во мне нет ствола жизни, полёта, какая-то тяжесть мешает взлететь... И вам жить мешаю. Да, мешаю! Ведь вот уехал я из Москвы с этими вечными гирями на ногах, на сердце, в печенках, и ты, мама, сразу ожила, обустроилась, цветы посадила, угол мой сгладила, мужа нашла... Ты не думай, я не возражаю – живи! Ты свободна от гирь! (Даёт Люсе воздушный шарик.) Хорошая ты у меня! Натерпелась со мной. И ты, Полина, хорошая... Старалась для меня, пыталась согреть... Всё ты правильно поняла, и правильно гонишь меня, чтобы я не раздавил тебя, хрупкую, своей тяжестью (Даёт Полине шарик.) И это справедливо, потому что кому же охота согнуться под бременем и рухнуть? Я должен вначале сам, сам построить башню до неба! Должен, потому что иначе задохнусь, душно мне (открывает окно), душно!
И вот я что подумал: если человек для всех тяжёлый и земля не хочет его носить, он должен летать! Если он хочет добиться мира, построить башню до неба, – должен снять с себя гири, освободиться и взлететь до самой её верхушки, показать миру фокус! Я вам покажу этот фокус, хотите? (Забирает у них шарики, как ребенок, прыгает с шарами по комнате.). Вот так, вверх! К небу!.. Пока плохо получается, но я научусь! Вырасту, стану большой великан, и всё смогу! И вы увидите мой прощальный фокус!
Быстро подходит к окну и прыгает. Шарики взлетают в небо. Из распахнутого окна слышен шум улицы и звук отъезжающей машины.
Сцена четвёртая. Москва
Квартира Люси, вся в цветах. Люся одна, перед зеркалом.
Люся. Детей нельзя любить. Их нужно кормить, растить до взрослости и отсекать. Иди в свою взрослую мужскую жизнь, женись, рожай детей, строй свой дом! А у матери своя жизнь, свой дом, свой муж! Так устанавливается порядок жизни. А если вся твоя жизнь брошена к ногам единственного сына, ты невольно воруешь у него свободу, ты пеленаешь ему ножки своей любовью так туго, что он задыхается на взлёте, и жизнь превращается в войну и гибель. Нашей любви оказывается слишком много, мы заполняем ею все прорехи и всё пространство, а наши сыновья отвечают на это беспомощностью и ненавистью, и уходят от нас навек... Где ты, сын? Куда улетел?
Я виновата. Теперь поняла. А поздно. Слишком любила своего мальчика, слишком одаривала. Он вначале сопротивлялся, пытался противостоять, но как можно вырваться, если ты маленький, а перед тобой гора?.. И он покорился, привык жить за горой. Наши дети привыкают брать подсовываемые нами сладкие кусочки, брать и кусать кормящие их руки! И кишки наши наматывать на свои маленькие ручки, на эту беспомощную левую – не ударься, сынок, бери всё! Я зацелую боль, пусть не болит твоё, пусть моё болит, ведь твоя жизнь – это моя жизнь, в которой я сильнее, выносливее, живучей... И получается ложь. Конечно, сын маленький, и ты защищаешь его ложью: ты самый лучший, самый красивый, самый добрый... И если ты это делаешь, то знай: наступит день, и сын твой затопает ногами и крикнет, что ты погубила, задушила его молодую жизнь; распахнет окно и улетит в небеса, за облака... Потому что не лги! Не лги! Потому что других не так много, они не могут столько дать, к ногам его принести, в них нет этой безусловной, безоговорочной нашей привязанности к нашим сыновьям, к нашим нежным мальчикам, и они не лгут, а требуют. Они ждут от него тепла, а он не умеет дать, он ждёт их встречного тепла. Ждёт и не получает. И злобится, злобится на тебя... на кого ему ещё злобиться? Мир, который его не принимает, – чужой, а ты – родная мать...
Живёт со мной, моим всем – и меня же за это ненавидит. Я должна была исчезнуть, чтоб ему облегчить, снять портрет со стены, посторониться... И тогда в этот дом вошла бы женщина... Пусть Полина вошла бы... А я заняла чужое место, меня оказалось слишком много для него, всех вытеснила, заслонила собой... Гора и гора... Надо было уйти и не вернуться. Оставить ему дом, к которому он привык, место, стол письменный не передвигать к окну, оставить как есть, только без меня, чтоб не было в этом пространстве меня... (Со стены падает Люсин портрет, она вздрагивает, некоторое время молчит.) Да, надо освободить ему пространство для жизни, чтоб он не задыхался в ней... А он задыхался, мальчик, от моей любви, от моей щадящей лжи... Я читала, что сыновья, которых слишком любишь, вырастают победительными... Ложь! Они улетают в небо на лёгких воздушных шариках, потому что своей любовью мы переламываем им хребты, и они не могут ни противостоять миру, ни прижиться в нём, наши победительные сыновья, мы своей собственной волей замедляем их в развитии, и они так и не успевают вырасти...
Нельзя привязывать и опекать своих хрупких мальчиков, потому что из-за этого они не умеют взлететь, и за эту незащищённость и ранимость ненавидят нас... Когда догадываются, что это мы с ними сотворили... Теперь я знаю: надо освобождать, отсеивать от себя ваши юные жизни, отдавать вас миру, Полине, городам, детям – живите!
Прежде чем углубляться в любовь, нужно спросить: а будет ли им хорошо от твоей любви? Нет, не так. Спросить: а кому от твоей безусловной любви хорошо? От твоей невозможной огромной любви?.. Я теперь знаю – ненависть остановить можно, а любовь нельзя. Любовь, как война, – когда её много, она разрушает, и каждый день не знаешь, выживешь ли, погибнешь ли, погубишь ли?.. Дениска! Где ты? Вернись! Я сама тебя отпущу! Ты вернись, а я отпущу... По доброй воле, легко... Сынок! Я знаю: чтобы в мире был порядок, цветы нужно поливать... Пусть в мире будет порядок!
Появляются Герц, Денис, Полина, Манечка, собака, окружают Люсю и застывают, как на семейной счастливой фотографии.
|
|