| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск девятый
Изящная словесность
Оригинальный писатель – не тот, который никому не подражает, а тот, которому никто не может подражать.
Франсуа Рене де Шатобриан
Александр Аханов
ЛЁША
Из цикла «Легенды Карской экспедиции»
Ровная и спокойная погода установилась в тундре. Время от времени буровую навещала пара сов – наверное, лемминг стал выбираться на снег, но, может быть, сов привлекали и обычные домашние мыши, завезённые в тундру с Большой земли. А что, если есть тараканы, кое-где и клопы, то отчего же паре десятков «залётных», в прямом смысле, грызунов, не обжиться в экспедиции?
Те короткие
два-три часа, когда солнце немощным светом где-то далеко-далеко обозначало своё
присутствие, приводили всё обозримое сверкающее снежное пространство в
движение. Прилетели и глуповатые куропатки, может быть, и они привлекали сов к
буровой. Кто знает.
Пришли два «КРАЗа»
с базы и привезли различные припасы и откуда-то «сверху», если смотреть на
карту Ямала, на 67-ю буровую пришёл на лыжах ненец Лёша. Ему были безразличны
громадные расстояния – дитя тундры, он много ходил по Ямалу, знал его так, как,
скажем, ленинградец знает Невский, москвич Арбат, а тюменец улицу Республики.
Вот и сейчас, Лёша, отмахав только одному ему известное количество километров,
заглянул «на огонёк». Его уже давно перестали спрашивать, где он живёт, получая
в ответ космополитное:
– Мой том Ямал,
шиви кте хочеш...
Лёша заглянул в
несколько балков, свободных мест там не было, лишь в жилище Доцента оказалась
свободная кровать.
– Досент, спирт есь?
– Ну... Леша, спирта как раз и нет...
давно...
– Хм. А вотка?
– Нет и её родимой, сами маемся, а вот
чая, сколько хочешь, даже «Серый герцог» есть! Варенье!
– Ну, латно, шяй так шяй! Потумаешь –
герсок! Пил я и «герсока» в Амтерме! Хотил тута летом.
Он сказал это так свободно, будто летал
в соседнюю область на крыльях – до Амдермы, если идти по берегу, километров не
менее шестисот! Если, конечно, напрямую, то есть через Карское море, то вдвое
меньше…
Пришелец после чая улёгся отдохнуть, не
забыв, правда, протереть отпотевшую в тепле малокалиберную винтовку, с которой
не расставался ни зимой, ни летом, ни, тем более – осенью, когда работы
винтовке было невпроворот. Немного поспав, Лёша помог населению балка прокопать
траншею в снегу, который после недавней непогоды занёс невеликий посёлочек по
самые крыши. Из-за снежных брустверов мелькали лопаты, слышались забористые
шутки, смех. Копали «до вечера», то есть до тех пор, пока стрелки часов не
показали, что где-то там... в Москве куранты пробили восемнадцать часов.
А потрудились славно – даже соорудили
«центральную площадь» – небольшое пространство, где сходились траншеи от всех
балков и через которую шла тропка на буровую. Поужинав, кто лёг спать, кто
пошёл далее, дырявить землицу в надежде доковыряться-таки до газоносных
пластов, кто в карты дулся, словом, всё шло, как обычно.
В балке Доцента проснулись от того, что
вагончик скрипел и потрескивал во всех углах, а что-то большое и, видимо,
тяжёлое, нечто вроде слона с крыльями шуршало на крыше, топало, снова шуршало,
отчего снег кусками падал к окнам.
– Вона, какая напасть! Что это может
быть, туды его в качель, зевая, спросил себя Игорь и посмотрел на стену, на
которой красовался фотопортрет его уже не тайной страсти поварихи Верки.
– Действительно, – буркнул Глеб, –
летающий объект прикрышился? Нашёл место! Э! Ты чего на неё смотришь? Думаешь,
она на крышу залетела, изнывая от страсти? Вообще-то с её весом... так
сказать...
– Да ну тебя на хрен! Что, плохая баба?
– Да нет, конечно, это я так, от
зависти. Лёша, ты не в курсе? Что это может быть? Слон из зоопарка сбежал? Или
компалэн – снежный человек в гости за спиртом пожаловал?
Алексей, не вставая с кровати,
пробурчал:
– Не снаю, никово я тут не вител, а
слон уше стох пы от мороса, а я спать кочу... ставать неохота...
Доцент, любопытство которого
подогревалось настоятельной необходимостью сбегать кое-куда, высунул нос на
улицу и сейчас же влетев в балок, хлопнул дверью так, что едва не вынес её из
косяка:
– Медведь! Да здоровый! Воо! – он
показал руками это – воо!
Все посмотрели друг на друга, не зная,
верить или нет, но мягкая сила на крыше, от которой дрожал потолок, как будто
подтверждала факт.
– Паразит! – Доцент погрозил кулаком
потолку. – Людям тут выйти нужно, а этот расселся! И доволен, гад!
Игорь посоветовал:
– А ты дверь маленько открой и дуй...
чего- нибудь и получится... а?
– Ага, получится, – Доцент поёжился, –
оторвёт вместе с рукой... тогда только и останется, что песни петь у
Центрального рынка! Советчик! Сам попробуй!
На крыше снова завозилось, зашуршало,
заскрипел потолок, потом стало тихо. Глеб аккуратно выглянул в дверь –
здоровенный белый медведь шёл по брустверу, образованному выброшенным с дорожек
снегом, к следующему балку. Его ничуть не смущали ни грохот дизелей бурового станка,
ни свет прожекторов, тут и там висящих на опорах электролинии, напротив, мишка
будто специально улёгся в свете ближайшего, свесив толстенные лапы в траншею.
– Ах, ты, скотина, разлёгся как в
зоопарке! – вернувшийся с прогулки Доцент запустил в него пустой консервной
банкой – ещё сожрёт кого-нибудь! Надо его как-то отогнать, но как?
Так прошло некоторое время, мишка
переместился ещё куда-то и всё было как будто в порядке, бывало и раньше –
медведи приходили на буровую и, покрутившись вокруг и подобрав с помойки то,
что считали съедобным, спокойно удалялись. И вдруг – крик! Жуткий, звенящий,
перекрывший и бормотанье дизелей и бульканье чайника на плитке, и хрип
замученного атмосферными помехами радиоприёмника.
Все из балка выскочили на улицу, из
других тоже выбежали, и... с проклятьями, матом и воем отступили назад. Как
позже выяснилось, один из помбуров пошёл зачем-то в свой балок, и тут-то его и
подстерёг невидимый снизу медведь. Да и что увидишь в бледном рассвете и
рассеянном зареве прожекторов на изрытом и пятнистом снегу. И кто вообще будет
смотреть по сторонам?!!
Медведь выхватил парня из траншеи так
же легко, как выхватывает из лунки нерпу. А может, он думал, что это нерпа, кто
его знает, что он думал... Парень лежал на снегу, а медведь слизывал кровь, что
пропитывала снег… Всё в балках пришло в движение, люди бестолково сновали
туда-сюда, кто-то притащил ружьё, кто-то патроны, но ружье оказалось
двенадцатого калибра, а патроны двадцать четвёртого. Кто-то предлагал «окружить
эту сволочь» с топорами и изрубить в лапшу... Словом, была та бестолочь и
суматоха, что возникает от бессилия и невозможности в данный момент
контролировать ситуацию.
Да и как не быть суете, если связи
между балками и буровой кроме как пешеходной, отродясь не было. Да и с Базой иной
раз тоже, то радиостанция отчего-то откажет, то погода не позволяет – нет
прохождения радиоволн. Меж тем «эта сволочь», в которой, как минимум,
килограммов триста костей и мышц, стал рвать одежду на помбуре, добираясь до
тела.
– Задавить трактором, – предлагал
Доцент, – задавить, чтобы в лепёшку! Я попробую!
– Как ты к этому трактору подойдёшь –
он ведь, гад, сел именно на пересечении дорожек. Он тебе живо скальп снимет!
– Даже ракет нет, – сказал Глеб, –
ну... дела-а... мать едрёна – ...патроны и то «левые»!
Он напряжённо всматривался в то, что
происходило на границе света от прожектора и начинающего тускнеть небосвода.
– Так састрелить еко и всё... тумать,
отнако не нато, – раздался тихий Лёшин голос. Лёша сидел у окошка. Он, вынув
затвор из винтовки, рассматривал его, поворачивая и так, и этак.
– Чего!? Из «мелкухи» такую дуру
завалить?! – Игорь подскочил на месте. – Да тут пулёмет нужен, карабин хотя бы!
– Шаль, патрон нет, – невозмутимо
продолжал Лёша, – вчера все стрелил, ни отин не остался, шалко!
– Слушай! Есть патроны! Штук пять есть,
– Доцент схватил Лёшу за руку, – вот только не знаю, хорошие или нет... давно
лежат.
– Так тавай? – Лёша протянул ладонь.
– Ты с ума сошёл, парень, – Игорь
изумлённо смотрел на ненца, а тот невозмутимо уставил взгляд на Доцента. –
Тавай!
– Да мишка устроит тут Варфоломеевскую
ночь! – Игорь переводил взгляд с Лёши на Доцента и обратно.
– Ничево он не устроит, никакой ношь!
Это мы ему сакроем класа! Тавай патрон!!
Доцент нырнул в недра своей кровати,
откуда немедленно полетели по всему балку тряпки, провода, гайки:
– Да где же они, чёрт меня возьми!! Ну,
были же! – бормотал он, выбрасывая всё новые и новые ключи, свёрнутую сеть,
сапоги. – Ну, чёрт побери! Он глубже залез под кровать и вскоре воскликнул: –
Ага! Есть! – и выполз на свет.
На бурой его ладони тускло мерцали три
патрона калибра
– Тавай! – Лёша быстро протёр патроны
краем занавески, вытащил из ножен нож, надрезал все пули и, открыв затвор
винтовки, загнал патроны в магазин. – Ну, посол я...
Он вышел на улицу и стал подниматься на
крышу балка. Постепенно все увидели его прямо стоящего на крыше и прекратили
суету. Ненцы – природные стрелки, и буровики наблюдали происходящее с чувством
злой радости: вот сейчас он всадит этому гаду! Вот сейчас!
Лёша... встал на левое колено, щёлкнул
затвором. Медленно повёл стволом. Стало так тихо, насколько может быть при
отдалённом гуле работающих дизелей. Щёлк! Слабый удар бойка громом отозвался в
ушах сдерживающих дыхание людей.
Лёша двинул затвором, выбросил патрон,
подобрал его, сунул в карман, дослал в патронник новый. Ствол медленно
поднялся, тёмной линией соединяя серую полоску неба, Лёшу и медведя. Щёлк!
Винтовка осеклась.
– Тьфу! Распретак, твою мать! – кто-то
из рабочих плюнул в снег. Лёша невозмутимо двинул затвором, выбросил патрон,
положил в карман, дослал последний, закрыл затвор. Переместился по крыше. Снова
медленно и, как показалось наблюдателям, неуверенно поднял винтовку. Очень
неуверенно… Опустил! Вытер ладони о свитер. Поднял винтовку, повёл стволом.
Остановил! Щёлк! Винтовка осеклась в третий раз! Толпа качнулась, вдохнула
воздух, а выдохнула порцию проклятий по поводу оружия, стрелка и патронов.
Медведь смотрел на Лёшу, медленно покачивая головой. Казалось, он раздумывал:
не взяться ли за этого настырного маленького нерпёнка, нахально торчащего на
виду?
Лёша спокойно передёрнул затвор, вынул
патрон, осмотрел... Достал те два, протёр краем свитера, не сводя глаз с
медведя и бурча под нос: – Ну и патрон у тепя, Досент! Книлой, как старый сеть!
Люди залезли на крыши, кое-кто сжимал в
руках топоры и багры, сорванные с пожарного щита. Казалось – ещё немного, и
толпа кинется-таки на белого убийцу... Лёша утопил патроны в магазине, двинул
затвором. Прислонил винтовку к колену, размял пальцы, поднял ствол. Щёлк!
Осечка! Лёша медленно потянул затвор, шепча под нос какие-то проклятия, сощурив
и без того узкие глаза, прицелился.
Ччч-чахх! сухой и негромкий выстрел
прошелестел над крышами, ушёл, потерялся в бормотании убавивших обороты
дизелей. Фигурка ненца едва заметно покачнулась. Лёша дёрнул затвор, сизый
призрачный дымок поднялся над ним, гильза упала в снег.
– Ну! Ну! Ну, давай! – толпа переводила
взгляд то на Лёшу, то на медведя, то на винтовку, которую Лёша почему-то
воткнул прикладом в снег... А медведь... вдруг выпрямился во весь свой немалый
рост, его передние лапы достали до прожектора, затем сделал шаг вперёд, коротко
рыкнул и упал!
Над тундрой пронёсся короткий выдох, в
котором звучало всё: надежда, радость, проклятия, неверие, досада, боль... Все
кинулись, было, к медведю, но Лёша прыгнул с крыши и закричал:
– Стойте! Мишка мошет шив! Стойте! – и
пошёл к месту трагедии, утопая по пояс в снегу. Вынул нож. Медведь лежал
неподвижно, но Лёша изо всей силы ударил его лезвием куда-то за ухо. А к ним
уже бежали люди...
Изломанный парень на тёмном от крови
снегу, медведь рядом с ним горой, Леша, вытирающий нож о шкуру зверя, вот что
сразу бросилось в глаза, но только спустя несколько времени Глеб заметил, что
из левого уха медведя тонкой струйкой текла кровь – Лёша своей единственной
пулей угодил точно в середину уха, попал, как в тире, в десятку, в слуховой
канал. Чего тут было больше – везения или умения?
Глеб посмотрел на Алексея с уважением,
и покачал головой:
– Ну, брат, рисковый ты мужик!
– Таа, польшой сверь отнако, – Лёша
покачал головой, – фитишь от ракеты слет. Вон ещё... Кто-то стрелил, сферь
сертился. И мушик сря умер. Мошет он и стрелил... тафно... А сферь сапомнил. Он
сам не напатает... Та, сря никокта не напатёт... Если пы винтовка не срапотал –
не снаю, как пы пыло…
Он повернулся и пошёл к балкам,
осмотрел лыжи, вычистил винтовку, встряхнул малицу, надел.
– Сатершался тут у фас. Пора, отнако.
Досент, а патрон у тепя книлой. Тумал, притётся сферя ношом пить. Эх! Страшно
отнако... А спирта нет – плохо отнако…
Взял винтовку, вышел на улицу, махнул рукой, и через несколько минут был уже далеко, держа путь то ли на Харасавэй, то ли на Мыс Каменный...
|
|