| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск девятый
Изящная словесность
Оригинальный писатель – не тот, который никому не подражает, а тот, которому никто не может подражать.
Франсуа Рене де Шатобриан
Виктор Медведев
ИЗ КНИГИ «ПИЛИГРИМЫ»
СЕКСБАРТЕР
Детство моё проходило в деревне, в большой семье. Я из
братьев самый меньший, шестой. А брат Андрей старше на десять лет был, только
из армии пришёл. Шофёром работал в колхозе имени Свердлова, который в деревне
нашей. Каждый колхоз имел ещё участки далёкие – пашни, поля зерновых, покосы
километров за двадцать-тридцать. На покос взрослые ездили без желания. На
полевых станах поварихи готовили на всех завтрак, обед и ужин. Там жили,
ночевали. Но, в основном, молодежь. Старики уезжали домой.
На одном из таких участков была
маленькая мастерская для техники, пара амбаров для зерна и изба с двухъярусными
нарами, где механизаторы отдыхали, спали.
И вот однажды мы с другом детства
Вовкой Кармановым решили прокатиться до этого участка с моим братом. Но просто
попросить его взять нас с собой боялись. Мог брат и подзатыльник отвесить по
праву старшего. Решили незаметно. Пока он садился в кабину, мы запрыгнули в
кузов. Там валялось много пустых мешков. Под них и спрятались. Брат сел за руль
своего ЗИС-5 и поехал. Мы не знали, куда он направился, но прокатиться
хотелось. Ехали долго. На месте оказалось, что это как раз тот участок, о
котором я выше говорил. Незаметно выпрыгнули, спрятались за амбар. Брат дальше
поехал.
Мы остались на участке одни. До деревни
километров тридцать. Уже вечереет. Увидели мы на улице кострище, над костром
котёл с похлёбкой висит. Мы с Вовкой поели. Теперь сыты, жить можно. Но надо
найти место для ночлега. А темнеет быстро. На дворе сентябрь, уборочная страда.
Забрались мы в избу, улеглись на верхние нары, притихли, заснуть стараемся.
Приходит в избу повариха, пожилая баба,
лет под пятьдесят ей, полная такая и глуховатая, причём хорошо глуховатая.
Слышать – слышит, но на ухо орать надо. Ложится она на нижний ярус отдыхать.
Легла, засопела. Значит, засыпать начала.
Открывается дверь, входит Сашка
Стариков – мой сосед в деревне, в соседнем доме жил. Он только окончил
десятилетку и рвался в город правдами и неправдами. А дед его не пускал. Не хотел
оставаться без помощника. Жили-то они зажиточно, большим хозяйством.
Снимает с себя Сашка телогрейку, штаны,
остаётся, в чём мать родила. Парень он крепкий и здоровый, видный, под метр
восемьдесят ростом. И лезет к поварихе. Баба его учуяла и, ни слова не говоря,
ногой как пихнёт. Сашка на другие нары, напротив, улетел. Но не сдаётся.
Поднимается, опять к ней лезет. Она снова его толкнула, но теперь он не так
далеко отлетел. И в третий раз отталкивает, а он уже успел уцепиться за нары. И
давай повариху тискать, залезать на неё.
А луна во всю светит и хорошо видно,
что они там делают. Нам с Вовкой интересно, мы друг другу затыкаем рты, чтобы
не выдать себя.
Барахтались они, барахтались. У бабы
силы иссякли, и она Сашке:
– Мешок пшеницы дашь, дак дам. Шомшу
варить.
Шомша – это пареная пшеница. В неё
курицу кладут и та в ней преет. И очень вкусная, наваристая такая получается.
– Дам, дам, – говорит Сашка. Чего в
такой момент мужик не наобещает!..
Слышим, запыхтели. На полную катушку
секс пошёл.
Сашка с поварихой расправился, надел
штаны, телогрейку, сел за трактор и поехал под озимые пахать.
Мы с Вовкой уснули. А утром, когда её
сменила другая баба, повариха запрягла телегу и поехала домой. Мы – с ней.
Приезжаем в деревню. Живёт она на другом конце деревни, а повернула в наш. Мы
решили, что собирается заложить нас нашим родителям. Ан – нет. Подъезжает прямо
к воротам Сашки Старикова. Подъезжает, по-хозяйски. У них ограда была большая,
с лужайкой. Заводит повариха под уздцы лошадь, во двор. Выходит дед Осип и ей
сердито:
– Ты чего припёрлась?
А она не слышит, говорит:
– Здравствуй Осип, здравствуй.
Берёт мешок. Он у неё развязался, часть
зерна просыпалась. Она его бросила и деду Осипу:
– Насыпь полный! Сашка велел.
Куда старому деваться: не насыплешь,
сбежит внук в город. Берёт дед Осип мешок, идёт к амбару и бубнит под нос:
– Етит его вертит, третий мешок за неделю протрахал!
ПРЫЩ СЪЕЛ
В колхозе имени Сталина жила некая Фёкла Митрофановна –
знаменитая на весь район доярка, орденоносица, молодая, красивая недотрога и,
главное, комсомолка. Ждала она своего принца, мечтала, что вот он зашлёт к ней
сватов, они поженятся, и будут жить долго и счастливо. Но принц не объявлялся…
Не принцы тоже не спешили к ней с
предложениями. Простого мужика инженеры, врачи и прочая интеллигенция, равно
как и передовики производства, отпугивали от себя. Поэтому ни красота Фёклы, ни
производственные показатели должного эффекта на односельчан не производили. И
вот Фёкле Митрофановне перевалило за 24. Для невесты по старым меркам – уже старуха.
Время уходило, а жениха всё не было.
А тут ещё напасть – красоту её начал
есть прыщ. То на лице, то на теле появлялись прыщики. Обратилась Фёкла к
сельскому фельдшеру Сергею Петровичу. Он ещё в Гражданскую войну в коннице
Буденного коновалом состоял, лошадей кастрировал. Позже, обнаружив склонности к
медицине человеческой, окончил курсы и стал фельдшером. Много чего в своей
области знал и умел.
Так вот, пришла Фёкла к нему с жалобой
– прыщи заели. Сергей Петрович обошёл молодуху вокруг, осмотрел голую спину и
сказал:
– Да, Фёкла, дела твои плохи. Так прыщ
тебя всю съест. Это ж надо – такая напасть!
– Что делать? В чём причина? – она
спрашивает.
– Так, похоже, девка, причина-то одна –
мужика тебе надобно. В этом вся и беда.
Беда-то беда, только не пойдёшь же по
деревне, не станешь первому попавшемуся объяснять, что мужика ей надо – доктор
прописал. Впрочем, вся деревня и без того быстро узнала, что красоту Феклы ест
прыщ, спасение её в хорошем мужике, да только вот желающих вылечить её не
находилось.
Вскоре, однако, такая возможность
представилась. Каждый год с началом уборочной кампании в село присылали на
помощь горожан. Целые эшелоны машин из разных городов приезжали вместе с
прикомандированными в комплекте с ними шоферами. А шофера в шестидесятые года
были профессией престижной, элитной – на уровне нынешнего крутого бизнесмена,
скажем. Приезжали они отстиранные, отутюженные, фуражка набекрень, из-под неё
чуб вьётся, орлиный взор женщин поедает.
Одного из них Фёкла и присмотрела.
Бравый, статный, шустрый и на язык остёр. И она ему понравилась.
Села как-то Фёкла с ним зерно от
комбайна отвозить. Стали дружить, любовь началась. Он наобещал ей, что женится,
увезёт в Москву. Но закончилась уборочная. Машину погрузили на железнодорожную
платформу. Он сел в вагон и был таков.
Зато прыщ начал с лица и с тела
сходить. Фёкла – к Сергею Петровичу:
– Посмотри, как я?
– Да, девка, – говорит фельдшер, – дело
у тебя вроде как на поправку пошло. Только давай-ка мы проверим тебя по
гинекологии.
Проверил по гинекологии – всё так и
есть, как и предполагалось – шесть недель беременность.
– Ребёнок у тебя будет, Фёкла, ребёнок.
Так что прыщ совсем сойдёт.
И действительно, прыщ сошёл.
А по весне Фёкла родила сына. Потом
опять уборочная подоспела. И снова прыщ пошёл. Сергей Петрович снова
посоветовал:
– Мужика надо.
На сей раз присмотрела Фёкла
рыженького, косолапенького. Вроде бы ничего особенного, но обаятелен был,
каналья, и востёр, знал к бабам подход. В момент Фёклу окрутил. А когда уборка
кончилась, всё повторилось. Эшелон с машинами, среди которых была и его,
рыженького, укатил в Харьков, а Фёкла, помахав ему рукой на прощание, пошла к
Сергею Петровичу, и тот опять констатировал:
– Прыщ сошёл. Но шесть недель
беременность.
Фёкла по весне опять родила сына,
рыженького, интересного. А дальше была ещё уборочная, и ещё… И так, благодаря
борьбе с прыщом, Фёкла родила пятерых будущих колхозников.
И вот однажды стоит она в деревенской
лавке в очереди, а за ней Сергей Петрович. Обычно деньги у Феклы всегда
водились, не бедствовала. А тут начала подсчитывать вслух – и на это не
хватает, и на это. Сергей Петрович, большой любитель подначить, её и
спрашивает:
– Ты что, Фёкла, в
бедность впала? Куда деньги-то девала? Орден Ленина имеешь, а денег нет. Где
они?
Фёкла посмотрела
на старого фельдшера свысока и говорит:
– Прыщ съел!
Столько юных
прожорливых орлят дома – съест, конечно!
С тех пор в деревне за семейством Фёклы так и закрепилось прозвище – «Прыщи».
|
|