Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
СБОРНИК ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫХ МАТЕРИАЛОВ
Интервью
Невозможно представить себе мировую цивилизацию, общежитие народов без диалога культур и благородного труда людей, не только занятых строительством мостов между народами, но и активно участвующих в этом бесконечном и жизненно важном диалоге.
Леонид Гуревич
Светлана Василенко: «СОЮЗ СОВЕСТЛИВЫХ»
«Нет пророка в своем Отечестве» – так говорят, когда сталкиваются с непониманием, вернее, с тотальным нежеланием понять и принять для общего блага нечто полезное. В то же время «Срочно требуется национальная идея!» – восклицают беспомощные правители.
А пророков спросить не пробовали? Они рядом: писатели – необыкновенно прозорливые, обладающие способностью приподняться над обыденностью, более того, смотрящие далеко вперед.
Писатель – это не профессия, да и законодательно она в России никак не закреплена. Писатель – категория нравственная. Ярко это проявлялось в разные исторические эпохи. Проявляется и теперь. Иначе никто бы не тянулся за Достоевским, Толстым, Ахматовой, Солженицыным. Никто бы не сверял себя и время с писателями, живущими рядом.
Светлана Василенко, современная нам писательница, первый секретарь Союза российских писателей, член жюри недавно завершившегося национального конкурса на лучшую книгу «Большая книга» отвечает на наши вопросы.
|
|
|
На снимке: Светлана Владимировна Василенко. |
– Союз российских писателей отпочковался, как известно, в начале 90-х прошлого века от официального писательского Союза и существует до сих пор. Это удивительно, поскольку множество появившихся тогда альтернативных творческих организаций мало помалу исчезло. Почему, на Ваш взгляд, это произошло?
– Думаю, потому, что наш Союз был создан в 1991 году, «снизу», то есть, самими писателями, – естественно, – в отличие от Союза писателей СССР, который был создан в тридцатые годы искусственно, «сверху», для идеологического давления на писателей. Я помню, какая атмосфера царила в Союзе писателей СССР в конце восьмидесятых годов: в здание на улице Воровского, где сидели секретари, страшно было зайти, как будто ты заходишь не к своим же товарищам, таким же, как и ты писателям, а к недоступным чиновникам, бонзам. И в 91-ом, когда секретариат Союза писателей СССР поддержал ГКЧП, писателей во многих городах России, мысливших уже по-новому, демократически, это возмутило, они создавали свои самостоятельные писательские организации, и сначала это происходило стихийно, без всякого руководства этим процессом из центра (с августа до октября все это бурлило, пока не вылилось в учредительный съезд Союза российских писателей, состоявшийся в Москве). Просто эту советскую проржавевшую плотину прорвало: река нашла свое естественное русло и потекла и течет до сих пор.
– Кто ушел в новый Союз вместе с Вами, кто пришел сегодня?
– Прежде всего, это так называемые «шестидесятники», то есть писатели, чье творчество и деятельность и подготовили «перестройку»: Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава… Фронтовики Григорий Бакланов, Андрей Турков, Александр Ревич… Репрессированные писатели: Дмитрий Лихачев, Анатолий Жигулин, Феликс Светов… «Деревенщики»: Виктор Астафьев, Сергей Залыгин… «Городские» писатели: Владимир Маканин, Анатолий Курчаткин… «Дети подземелья», то есть писатели андеграунда, которых многие годы не печатали, не издавали, не ставили: Евгений Попов, Андрей Битов, Людмила Петрушевская... Я всегда повторяю, что наш Союз писателей – это союз интеллигентов. То есть людей образованных, совестливых, думающих и неравнодушных. И пополняется он по этому же принципу.
– Недавно на телеканале «Культура» показывали встречу Тимура Зульфикарова с читателями. И он сказал следующее: настоящая культура (золотые россыпи) могут появиться только в условиях тоталитарного режима, как только появляется свобода – исчезают таланты. В качестве подкрепления этой своей мысли он привел высказывание Иосифа Бродского, который якобы говорил, что литература – при тоталитаризме, при демократии – макулатура. Что Вы думаете по этому поводу? У нас в стране 15 лет действительно не было хороших писателей и поэтов, а сейчас, когда мы почти возвратились в 1975 год, они появятся, уже появились?
– Не согласна, что шедевры создаются людьми несвободными. А как же весь наш Золотой век? Ведь Пушкин, Лермонтов, Толстой, Тургенев, Достоевский были людьми относительно свободными. То же самое и с веком Серебряным: в начале 20-го века от обилия первоклассных поэтов аж зашкаливает. Да и русскую монархию я считаю системой, далекой от тоталитарного режима. Или взять французскую, немецкую, английскую литературу? Чем свободней становилась там система, тем интересней, значительнее, разнообразнее становилась там литература. А Древняя Греция? Между прочим, ей правили демократы. И это не помешало древнегреческим поэтам, художникам, скульпторам, архитекторам, которые являлись в этом демократическом государстве свободными гражданами, вдохновенно творить и выдавать шедевр за шедевром. А вот в тоталитарном Древнем Риме на смену вдохновенному творчеству античных художников и поэтов пришло унылое и скованное подражательство да эзопов язык. Да, в годы тоталитаризма в России возникла литература стоицизма и сопротивления режиму, связанная с именами Андрея Платонова, Анны Ахматовой, Осипа Мандельштама, Александра Солженицына и многих-многих других прекрасных писателей. Это говорит только о том, что дух дышит там, где хочет, и что во все времена литература, как и человек, стремится к свободе. Настоящая литература, возникшая при тоталитаризме, создана на крови, и потому свята и бесценна. Она говорит о жизни и смерти напрямую, с места казни, расстрела, тюрьмы, и поэтому сильнее всех выдумок. Но что из этого следует? Что тоталитаризм лучше, продуктивнее, полезнее для человечества? Мысль опасная. Но если же это непременно так, то все же лучше жить в свободные времена, и не читать вовсе. Потому что выше и самоценней литературы жизнь человека. Это, во-первых. А во-вторых, действительно, когда смотришь на книжные прилавки, заваленные детективной литературой, фэнтэзи, любовными романами, хочется немедленно согласиться с Зульфикаровым. А тем более с Бродским. Но я знаю, сколько прекрасных рукописей талантливых писателей не находит издателей, потому что настоящая литература – не коммерческий продукт. В условиях относительной свободы, без цензуры мы прожили всего 15 лет. Маловато для того, чтобы делать такие глобальные выводы. Давайте подождем.
– Современная литература – живая литература, живая словесность, поскольку существует рядом с нами. Это мой взгляд. Или все-таки правильнее говорить о хорошей и плохой литературе?
– Во времена всеобщей грамотности очень многие научились довольно-таки хорошо писать. Уже не встретишь откровенной графомании. Поэтому критерий сместился. Я предпочитаю говорить о живой и мертвой литературе. Посмотрите, ведь действительно, уклад всей жизни за последние пятнадцать лет перевернулся, обществом были пересмотрены многие ценности: духовные, мировоззренческие, материальные, открылись архивы и границы, жизнь стронулась с места и несется неизвестно куда, – а многие писатели этой новой жизни просто не знают, и, закрывшись в своих кабинетах, пытаются писать по-прежнему, как будто ничего не произошло. Я выискиваю книги, пусть написанные неуклюже, но зато говорящие о сегодняшнем дне, правдиво, взахлеб, это такая первооткрывательская литература.
Они открывают наше время и современную Россию, как когда-то открывали Америку. Если писатели об этой жизни не пишут, то начинают писать о ней сами персонажи. В Подмосковье живет и работает писательница Раиса Белоусова. Она ночью подрабатывает извозом (этим она зарабатывает на жизнь), и потом описывает разговоры с попутчиками в своих книгах. Это такая многоголосая книга о сегодняшней жизни, где героем может стать каждый, кто поднимет руку, чтобы тормознуть проезжающую машину, в которой за рулем сидит сама писательница. Или недавно в Союз писателей пришла бабушка из Саратова с изданными за свой счет, на собранную пенсию, четырьмя томами прозы о своей жизни. Безумно интересно! Её в Саратове ни в один из Союзов писателей не приняли, а читать интересно. Это так называемая непридуманная, создаваемая самим народом, литература. Как раньше народ создавал народные песни и сказки, так сейчас пишет народные романы. Люди чувствуют, что они прожили уникальную жизнь.
– Не из этой ли серии другое явление: женская литература?
– Проза, написанная женщинами, молчавшими тысячи лет, тоже любопытное явление. В этой прозе жизнь увидена женским глазом, почувствована женским сердцем, проанализирована женским умом. Женский взгляд – новый взгляд в литературе, и поэтому иногда вещь написана слабее, если бы ее написал мужчина, но читать опять же интересно. Это новое. Как сказал один из героев детской книжки о светлячке: он живой и светится. Вот я такую литературу предпочитаю, чтобы она была живая и светилась. Потому что мастерству можно научиться, а чувству любви и сострадания к человеку никогда.
Конечно, если попадается действительно высокохудожественная вещь, написанная мощно, смело, новым языком, если у писателя есть свой, ни на кого не похожий стиль, если это произведение говорит о нашем времени, то эта вещь захватывает. Как захватила недавно меня неизданная еще книга «Ай-Петри» молодого писателя, неоромантика, последователя Паустовского – Александра Иличевского.
– Честно признаюсь, я бы никогда не дочитала до конца Ваш роман «Дурочка» (из-за названия), если бы не первые строки: «Скрып, скрып. Скрып-скрып…» Еще не зная, что Надька качается на качелях, я эти качели (на веревках, с дощечкой-сиденьем) увидела. Потому что они скрипели правильно: не скрип-скрип, а скрып-скрып… Почему Вы отказались от литературно правильного скрипа?
– Я писала «неправильный» роман, про «неправильную» немую девочку, которая живет в «неправильном» времени (она и в тридцатые и в шестидесятые года остается маленькой девочкой, не меняется), девочку-дурочку, которая становится святой и спасает мир от ядерной войны. Поэтому в романе много «неправильного», мир увиден глазами (и услышан ушами) не совсем обыкновенной девочки. Этот прием в прозе открыл еще в двадцатых годах Виктор Шкловский и назвал его «остранением». Самое важное в нем, чтобы главный герой современной прозы смотрел на мир «странным» зрением, видел то, что другие не видят. Потому что современный читатель устал от «правильного» объективного, скучного (как все) взгляда. Поэтому и моя героиня слышит неправильное «скрып-скрып». Видите, и вы были пойманы: ваш взгляд и ваш слух эта неправильность остановила, заставила читать дальше.
Но это не все. Помимо того, что я пишу прозу, я еще работаю в кино. И вот я заметила, что на стыке этих двух жанров, или даже шире – видов искусств: прозы и кино, – происходят интересные вещи. Как в химии: когда соединяешь различные химические соединения, то происходит диффузия, проникновение частиц друг в друга, и на стыке двух элементов появляется новый сплав, так и в искусстве: например, при соединении разных приемов прозы и кино, появляется новое качество прозы. Можно применить в прозе, скажем, метод монтажа, и твои герои сольются в многоголосии, можно убыстрить время, а можно «озвучить», как в кино, дать вещи свой, ни на что другое не похожий голос: «скрып-скрып».
– Какая она, хорошая книга сегодня?
– Мне нравятся книги, где как раз и достигается переплетение жанров. Я недавно работала в жюри конкурса на лучшую книгу года, который так и называется «Большая книга», прочитала большое количество романов, повестей и рассказов и для себя определила, какая книга меня, что называется, «держит» (естественно, я говорю сейчас не о развлекательной литературе, а художественной в буквальном значении этого слова). Так вот, книга, которая привлекла мое внимание, называется «Быть Босхом». Автор – бывший пермяк, ныне столичный житель – Анатолий Королев. Книга о том, как молодой человек отправляется после университета служить в армию, причем попадает на самое дно армии – в дисциплинарный батальон – и пишет там роман о средневековом художнике Босхе. Вот это переплетение и сопоставление, казалось бы, непохожих, не имеющих отношения друг к другу, двух миров, времен, двух народов, где все же есть главная точка соединения – серьезный и страстный, без дураков, разговор о добре и зле, существующих во все века, – и держит в напряжении до самого конца. Если же автор играл бы со временем просто так, ради самой игры, – это сейчас после Борхеса стало среди молодых писателей занятием модным, то, наверное, я отложила бы эту книгу на середине.
Понравился роман Александра Кабакова «Всё поправимо» (читатели должны помнить «Невозвращенца» этого автора). Понравился своей угрюмой музыкой, которую слышала, читая, от первой страницы до последней. Это большая редкость: написать словами ноты музыки и тут же ее исполнить. Видимо, этот автор знает тайные приемы, как соединить прозу и музыку, как я соединяю прозу и кино, а Анатолий Королев – прозу и живопись. Кабаков мне нравится еще тем, что описывает мой родной город Капустин Яр, город ракетчиков, где служил его и мой отцы в разное время. В романе я не узнаю свой городок, Саша Кабаков жил в нем на десять лет раньше, но чувствую и слышу музыку своего родного города. Понравился мне исторический роман Алексея Иванова «Золото бунта». Но так не хватало книг авторов, которые пишут о непридуманной жизни сегодняшнего «маленького» человека с его радостями и горестями, с его убогой «шинелишкой» (из которой мы все вышли): Нины Горлановой и Вячеслава Букура, Олега Павлова, Алексея Варламова, Владислава Отрошенко, Михаила Тарковского, Александра Яковлева, – той натуральной школы русской литературы, которая есть ее кровь и плоть. Вообще хотелось бы, чтобы «Большая книга» стала национальной премией, объединяющей все направления и школы современной русской литературы, а не премией одной «тусовки».
– Сейчас много говорят о книге Владимира Сорокина «День опричника». Успели ли Вы прочесть это произведение? Насколько Вам близка мысль, там ярко выраженная: без работы культуры во всех без исключения областях мы не будем двигаться вперед, будем ходить по одному и тому же историческому пространству, по одной и той же исторической парадигме?
– Нет, не читала. Я не читаю Сорокина. Он мне претит. Что-то в нем есть от Чикатило, глубоко больное и преступное одновременно. Я однажды присутствовала в Литературном музее при чтении им рассказа о человеке, который, лежа в ванной, испражняется и играет со своими фекалиями, приделывая к ним парус. Я видела, как восторженно внимали ему чистенькие мальчики и девочки, студенты филфака, какую устроили ему овацию, – и поняла, что такое чтение и такая литература есть растление малолетних. Поддерживая такую литературу, «понимая» ее, исследуя и изучая, – мы растлеваем своих детей. Мы внушаем им, что в литературе можно все. Что все позволено! Помните, откуда это? Из «Преступления и наказания», где герой мочит старушек и беременных женщин, укачивая свою совесть этой фразой: «все позволено…» Нет, в литературе, как и культуре в целом есть система запретов, табу, убирая которые, мы оказываемся в том же диком состоянии, как и были в самый начальный период своего развития. Потому что культура, как ни странно это звучит, и есть выработанная веками всем человечеством система запретов, система табу. Как в этике: если убираешь заповедь «не убий», то становишься убийцей. Уж лучше ходить по кругу, знаете ли…
– Читают ли теперь в России книги? Или верить социологам, которые утверждают следующее: читают лишь 17% россиян, еще 17% покупают по одной книге в год? Впрочем, «читают» и «покупают» – разные вещи?
– Я верю не социологам, а своим глазам: читать стали больше. В московском метро все сидят с книжками. Но вопрос, что читают? В моем родном городе Капустин Яр раньше было два прекрасных книжных магазина: «Военная книга» (поскольку городок был военным), и «Астраханская книга», где продавались книги всех жанров, направлений и родов, от классики до «Кройки и шитья». В близлежащем селе был также прекрасный книжный магазин, где я, помню, купила маленький стихотворный сборничек Току Боку и всю дорогу, шагая по щиколотку в белой пыли, проплакала, прочитав одно из его стихотворений. Сейчас все три магазина закрыты. Книги, а вернее детективное чтиво, в котором так поднаторели современные писатели и читатели, продаются в киоске, наряду с другими товарами. И это я говорю о городке, в котором живет военная элита, военные интеллектуалы – ракетчики! Офицеры моего детства читали очень много, обсуждая книги в застолье. А теперь хорошие книги даже негде купить. К сожалению, разрушена вся российская книготорговая сеть и почему-то не поддается восстановлению. Мне кажется, что нужны не только государственные издательства и государственные издательские программы, нужна (и срочно) государственная программа по книготорговле и государственная поддержка по распространению художественной современной литературы. Это делается во всем мире. Там министерства культуры занимаются культуртрегерской работой, а не распределением денег неизвестно на что.
– Верно ли утверждение, что современных авторов потому мало знают, что ими никто не занимается, их никто не взращивает и не воспитывает?
– Действительно, их по телевизору не показывают, сделать из них звезд не обещают. Но все-таки возятся. Не как раньше. Но все же… Союзы писателей (оба союза) раз в пять лет собирают совещания молодых писателей, и по их итогам принимают в союз. Очень много проводится семинаров и мастер-классов по регионам. Не так давно проводился такой семинар в Нижнем Тагиле, где Уральская писательская ассоциация двух союзов (СРП и СПР) собрала молодых писателей из 14 регионов Урала и Сибири. С ними проводили мастер-классы известные мастера. Есть всероссийский конкурс «Дебют». Есть Литературный институт им. А.М. Горького. Есть Интернет-конкурсы, например, Волошинский конкурс, где я имею честь быть председателем жюри по прозаическим номинациям, и где подведение итогов происходит в «волошинском» месте – Коктебеле, куда съезжаются молодые писатели России и Украины и для них проводятся мастер-классы такими известными поэтами как Юрий Кублановский и Евгений Рейн. Но конечно, этого недостаточно. Нужен и даже необходим журнал молодых для молодых (как раньше, если помните, таким журналом для молодых была «Юность»), вокруг которого и клубилась бы молодая писательская поросль, где создавались бы (и низвергались) молодежные кумиры. Но журнал на бумажных носителях кажется молодежи несовременным, и потому, думаю, что если он и возникнет, то это будет, скорее всего, Интернет-журнал. Под каким-нибудь таким модным кибернетическим названием. Например, «Флэшка»…
– Один из моментов, который подвиг меня на общение с Вами. В официальной (читай: властной) газете публикуется список претендентов на региональные творческие премии, в том числе в области литературы. И что мы видим? Член Союза писателей РФ Иванов выдвигает на премию члена Союза писателей Петрова, Петров рекомендует Иванова и Сидорова, а тот – Иванова и Петрова. Кажется, писателям не до литературы…
– Премии, даже если они даются за творческие достижения, – это деньги. Или иначе – кормушка, а к кормушке чужих не подпускают, – только своих. Мой любимый писатель Владимир Маканин однажды шутливо заметил, что премии – это доплата к тем нищенским гонорарам, которые существуют сейчас, а потому надо-де просто выстроиться в очередь за получением надбавки. И выстраиваются и получают. Для многих критиков, даже известных, распределение премий стало одним из главных занятий. Они уже не пишут о произведениях писателей, а ставят им, как учителя нерадивым ученикам, баллы. Приятно властвовать. Часто премиальное поле становится полем боя именно критиков из разных станов. Писателей, прежде друживших, разводят по разным критическим лагерям. «Кто не с нами, тот против нас»… Возникают смертельные обиды, вражда на пустом вроде месте: этому не дали, этой не дали, а этому дали… Картина неприятная. И небезобидная. Ведь читатель прислушивается к словам критиков, узнает из средств массовой информации, кому дали премию. Идет и покупает книгу этого автора. А книга плохая. Премия часто еще служит компромиссом между критиками: чтобы не давать премию двум ярким писателям, которые находятся в разных лагерях, дают премию третьему – середнячку. Все это идет не на пользу литературе. Постмодернисты не любят слово «иерархия». Но она существует в литературе. И когда дают премию писателю за слабое произведение, а сильное игнорируется, то в мире что-то важное нарушается, принцип справедливости что ли, как будто надламливается мировое дерево вселенского порядка.
Но в мире справедливого мало, так что простим им и премии, неправедно и субъективно выданные. Все равно есть высшая справедливость, и то, что действительно талантливо, остается на земле в виде книг надолго.
– Еще одно наблюдение местного значения (хотя говорят, что так на всем российском пространстве): толпы писателей осаждают со своими рукописями областные, городские администрации, представительства президента: «Помогите издаться, не дайте погибнуть литературе». Мне как налогоплательщику это не очень нравится. Во-первых, потому что используют, не спросив меня, мои деньги; во-вторых, издают в итоге то, что в силу бездарности (иногда – элементарной безграмотности и необразованности) издавать не следует. Ваше отношение к этой, на мой взгляд, однозначно порочной тенденции? Или это хорошо, что помогают писателям и «писателям», ведь проголосуют в конечном итоге читатели?
– Мне кажется, что налогоплательщики, коими мы все являемся, должны приветствовать все культурные программы, которые финансирует правительство. Знаете почему? Потому что денег на культуру выделяется очень мало, кажется, меньше одного процента. А в один год дошло до того, что министерство культуры вернуло даже эти мизерные деньги. Не смогло их потратить. И вот из этих денег министерство культуры не может потратить на литературу ни одной копейки, так как литература не прописана у них в министерском бюджете ни одной копейкой. Раньше Союз писателей СССР был государством в государстве, десять процентов отчислений от всех изданий шло на поддержание и деятельность Союза писателей. Поэтому министерство культуры и не закладывало никогда в бюджет затраты на издание книг, проведение конференций, совещаний молодых писателей, творческих семинаров и т.д. Когда же СССР рухнул, союзы писателей уже не смогли ни издавать, ни содержать самих себя, – отчисления на поддержку союза писателей теперь целенаправленно не соберешь. А министерство культуры «ушло в несознанку», притворилось не знающим о проблеме и якобы непонимающим: закона-то деньги давать общественным организациям, в которые из творческих союзов превратились союзы писателей, – нет. Вот и ходят бедолаги-писатели вокруг бастионов власти со своими рукописями, которые они, конечно, считают не графоманскими. А гениальными. И смешат и злят одновременно налогоплательщиков. Хотя во всех европейских странах каждый писатель может подать заявку на издание книги и получить его, если так решит экспертный совет. Знаю это от своей подруги, писательницы Ларисы Ванеевой, которая живет в Эстонии. На грант Культурного фонда министерства культуры Эстонии (а фонд этот как правило складывается не только и не столько из бюджетных денег – денег налогоплательщиков – а из частных пожертвований, министерство их только распределяет) она недавно издала свою книгу прозы. Так что просто надо навести элементарный порядок в своем доме, чтобы и налогоплательщики были спокойны, что их деньги идут не на графоманские книжки, на книги, из которых складывается культурная атмосфера государства, и писатели, у которых отняли буквально все. Даже статус. Поясняю: профессии писатель в нашем законодательстве нет, потому что президентом не подписан и возвращен на доработку в Государственную Думу Закон о творческом работнике и творческих союзах. Именно поэтому у писателей (и не только у них, но и у художников, композиторов, кинематографистов, артистов и остальных творческих работников) нет ни творческого стажа, а значит и достойной пенсии, не говоря уже о бюллетенях, санаториях и прочих радостях остальных налогоплательщиков. В то же время писатели, как и остальные налогоплательщики, исправно платят налоги со своих гонораров… Сейчас писатели получают пенсию размером в восемьсот рублей в месяц. Это происходит потому, что им не засчитывается творческий стаж. По сути, они приравнены к тунеядцам, никогда не работавшим. Известно, что Иосиф Бродский был осужден за тунеядство. Если бы он жил в России и дожил бы до наших дней, то его пенсия и составляла бы 800 рублей. То есть он был бы повторно осужден за тунеядство своим же государством уже в виде пенсии, хотя и получил за все свои творческие достижения (а значит, за труд) Нобелевскую премию. Вот такой заколдованный круг. Вот такая забота государства о своей культуре и людях культуры. Поэтому призываю налогоплательщиков сжалиться над бедными писателями и не сердиться. Сердитесь на государство, которое сознательно сделало из писателей отряд нищих, вырывающих из рук чиновников куски даже не хлеба для своего пропитания, а денег на книжку, которую вы или ваши дети будете читать.
– Есть серьезные (качественные) СМИ, и есть желтая пресса; есть серьезная музыка, и есть попса. По каким критериям Вы оцениваете, взяв в руки книгу, полистав ее, может быть, почитав немножко, что это попса литературная?
– К сожалению, в силу своей службы на посту первого секретаря Правления Союза российских писателей, я знаю, кто какую книгу написал. И попсу в том числе. Как говорится, от многого знания, многия печали… Часто происходит так: днем писатель пишет, чтобы прокормиться и прокормить свою семью, книгу на заказ (попсу, детектив, любовный роман), а ночью творит «нетленку». Но есть закон кармы: если ты каждый день пишешь эту муру, то твой уровень понижается и ты уже не сможешь так писать свою нетленку как раньше. Есть и закон денег: если у тебя получается попса, то ты уже не можешь остановиться. Заказ следует за заказом. Если ты выпадешь из обоймы, твое место убитого бойца займет другой. Почему я так уверенно это говорю? Да потому что сама побывала в этой роли поденщика, правда, не литературного, а киношного. Писала сериалы в начале девяностых после окончания Высших сценарных и режиссерских курсов, чтобы не умереть с голоду под руководством выдающегося кинодраматурга Валерия Семеновича Фрида, соавтора (с Юлием Дунским) сценариев к таким фильмам как «Служили два товарища», «Гори, гори моя звезда», «Как царь Петр арапа женил», «Экипаж» и многих других… Даже он в то время вынужден был писать сериалы. И вот я заметила, что после сериала не могу ни одной своей строчки написать. Рука уверенно поворачивает на халтуру… Так и отказалась от очередной работы и сидела в молчании целый год, пока не вернулось ко мне чувство слова и само Слово… Так что таким образом попса убивает самого своего создателя, не говоря уж о читателе.
– Писатель и издатель. Каковы их отношения сегодня?
– Есть с десяток издательств, которые печатают настоящую литературу. Но там издатели или подвижники, любящие литературу, или люди, умеющие соблюсти в издательском деле баланс между массовой и художественной литературой. Для раскрутки имени они умеют запрячь и премиальный процесс, и книжные ярмарки, и художника, и конкурсы, и телевидение, и радио. Издать, а потом и продать хорошую книгу сейчас это целое искусство. Между писателями и издателями обычно складываются партнерские отношения. Размер гонораров в данном издательстве и других издательствах все примерно знают, нас не обманешь, юридические договора все уже читать научились, так что проблем особых нет. Главное, чтобы издатель твою книгу взял. Трудность как раз в этом. У издателей свой стереотип и свой набор имен, и прорваться новому имени на этот мавзолей, где стоит уже долгое время писательское политбюро, часто очень трудно. Но вот что замечательно: не возьмут в одном, приласкают в другом издательстве. Тут в ход идет все: знакомства, слухи, презентации чужих книг, собственная активность (волка ноги кормят), умение себя продать, рассказать издателю о своей книге так, чтобы у него слюнки потекли. Бывает и просто везение. Например, ко мне пришел издатель Виктор Гоппе и попросил разрешение сделать мою книжку «Русалка с Патриарших прудов» из… фанеры. И сделал. Правда, в одном экземпляре, потом ее купил известный коллекционер из Англии по фамилии Батлер. Так что теперь моя книжка находится в его коллекции. Как картина. Бывают случаи, что и деньги тебе выплатят, а книжку не издадут. И сидишь с деньгами, но три года без прав на нее, как написано в договоре. Самыми идеальными отношениями для меня были отношения с издательством «Вагриус». Редактор Лена Шубина позвонила, предложила издать книгу, я пришла, она взяла дискету и через какое-то время книжка вышла, «Дурочкой» называется. Конечно, лучше всего иметь своего литературного агента, который бегает вместо тебя по издательствам, предлагая твою книгу, а ты ему платишь за это процент. Такой литературный агент по имени Томас Видлинг у меня есть в Германии, и я им очень довольна: продал мою книгу в Германии, Польше и Франции. Приглашает на книжные ярмарки, аккуратно выплачивает гонорары и потиражные. Просто чудо! Такую бы систему завести и у нас. Я такие агентства знаю и в России, но они сделали ставку на русскую советскую классику: Борис Пастернак, Андрей Платонов… А мы, современные писатели, интересуем их постольку, поскольку.
– Не могли бы Вы назвать ваши литературные открытия последних 2-3 лет, как в русской, так и зарубежной литературе. Может быть, за несколько более длительный период – в русской поэзии. Есть новые талантливые имена?
– Имен так мало на самом деле, что они все более-менее известны. Я уже их назвала, поэтому не буду повторяться и назову еще двух-трех: Антон Уткин, романист, автор журнала «Нового мира», написавший несколько лет тому назад прекрасный роман «Хоровод», поэт Александр Радашкевич, живущий в Чехии, прозаик Софья Купряшина.
– Александр Архангельский говорит следующее: «Гете как-то сказал Экерману: «Современные люди не имеют мужества жить до старости». Я могу тоже самое сказать о современной литературе. Современным писателям не хватает мужества быть великими». Он упрекает писателей в том, что они без замаха: «Вижу хорошую, кропотливую вязь, рукоделие». Вам есть, чем возразить?
– Я полностью с ним согласна. Слишком мы робкие что ли. Робеем перед собственным талантом. Я недавно получила письмо от общества, которое учит уходить в астрал. Мол, приходите. Научим. Уходить и возвращаться. Вот и нам надо учиться уходить в творческий астрал и, может быть, без возврата.
Беседовала Елена Мухопад
Опубликовано в пятом выпуске альманаха «Голоса Сибири».
|
|