Литературно-художественный альманах

Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.


 

 Выпуск седьмой

 Сибирь - Восточная Европа

Всякая благородная личность глубоко сознаёт своё кровное родство, свои кровные связи с отечеством.

Виссарион Григорьевич Белинский

Мирослава Метляева

ПЕРЕВОД КАК ПОСЛАНИЕ,

или

ЗНАЧЕНИЕ ВЫХОДА НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ КНИГ ШИМОНА ТОКАРЖЕВСКОГО

Чем отдалённей от нас прошлое, тем своеобразнее наше отношение к нему. С одной стороны, ранее всего уходят в небытие свидетельства материальной культуры и связанные с ними аромат и дух исторической эпохи, и мы можем только догадываться о деталях быта, нравов и тонкостях взаимоотношений причастных к ним людей, и так как не все рукописи горят, мы восстанавливаем прошлое не столько по руинам творений рук человеческих, сколько по страницам сохранившихся хроник, документов, писем и т.д.; с другой стороны, – мы бесстрашно оперируем историческими фактами и занимаемся их толкованием, т.к. рассуждать о днях вчерашних гораздо проще, чем о том, что происходит здесь и сейчас, ибо уже не существует реальных препон для свободы оценок, и чем дальше от нас отдалены события, тем смелее мы препарируем их с позиций дня нынешнего, опираясь на свидетельства несовершенной человеческой памяти.

Множество заблуждений современности находит свою опору в размытых абрисах прошлого, имеющего порой весьма приблизительное идеологическое сходство с настоящим. Письменные же источники, включая документы, разнообразную литературу, переписку, проходят бесчисленное количество «правок», начиная от самого автора, свидетельств современников, издателей и редакторов, до последующей затем «корректуры» бесконечных режимов и сопутствующих им течений и направлений философской, исторической и общекультурной мысли.

Во всём этом проявляется парадоксальное свойство человеческой натуры – представить «истину» в стерильном, т.е. в наиболее удобном виде, и в то же время – докопаться до неё с максимальной дотошностью во имя её же торжества.

И поэтому чем больше свидетельств об одном и том же событии, об одной и той же эпохе, тем всё же реальнее вероятность приближения к наибольшей достоверности об исследуемом явлении, эпохе, произведении искусства, личности в пространстве и во времени. Хотя каждый раз срывание очередной маски приводит к созданию другой, более приемлемой в новом контексте. Мы ожидаем от воспоминаний точности факта, но факт – это не только момент истории, это ещё и очень личное впечатление, где автор выступает и как эмоциональный свидетель события, и как его интерпретатор, и как лицо, ответственное за сказанное им слово.

Во все эпохи наблюдались удивительные совпадения, когда одно и то же событие заставляло браться за перо совершенно разных людей, чтобы оно сохранилось в памяти потомков. Это так называемое явление витания идей в воздухе. Редкий случай подобного рода произошёл более полутора веков назад, когда два молодых человека, оба рождённые в 1821 году, но один из них поляк, а другой – русский – оказались на сибирской каторге. Один – польский политический и общественный деятель XIX в. Шимон Токаржевский, другой – великий русский писатель Фёдор Достоевский. Однако в те годы это были молодые политические заключённые – каторжане, каждый из которых своим путём попал в своё сибирское лихолетье.

И каждый из них оставил для потомков свои воспоминания о неописуемых страданиях в Омском остроге, а затем и в поселениях, о сохранении человеческого в человеке, вопреки чудовищным обстоятельствам.

«Записки из Мёртвого дома» Фёдора Михайловича Достоевского создали ему славу великого русского писателя, хотя ещё до каторги он уже был известен своим романом «Бедные люди», повестями «Белые ночи», «Неточка Незванова». Творческая судьба Шимона Токаржевского сложилась несколько иначе. При жизни его книги не публиковались, их польский вариант увидел свет только в 1907-1918 гг.

Выход его книг произвёл в Польше сенсацию. Артур Оппман в «Иллюстрированном еженедельнике» писал: «Книга “Семь лет каторги” заслуживает особого внимания. На то есть несколько причин. Во-первых, в ней описана очень мало известная эпоха, во-вторых, автор точно описывает то, чему был непосредственным свидетелем, что видел собственными глазами, и, в-третьих, вся книга проникнута отпечатком совершенной правды. Трудно найти нужные слова, чтоб достаточно восхищённо пригласить читателя к ознакомлению с литературой такого типа».

К. Раковский отметил следующую особенность книг Токаржевского:

«Сразу же, с первой страницы, нами овладевает некое знакомое уже настроение, как светлое воспоминание юношеских лет, где о тех, что впоследствии шли тернистым путем, рассказано как бы приглушённым голосом. Это настроение сохраняется до последней страницы. Помимо исключительных своих литературных заслуг, воспоминания Токаржевского являются произведением, к которому надо подходить с иной мерой, чем просто мерой литературной ценности: с мерой почитания…

Эта книжка должна находиться в каждом польском доме».

В России книги Токаржевского полностью никогда не переводились, хотя многие знали о рукописях Токаржевского задолго до их публикации. Выдающийся польский историк Тадеуш Корзон в своих воспоминаниях писал, что держал в руках часть рукописей Токаржевского, которую тот подарил польским студентам Московского университета. Рукописи ходили по рукам, пока, наконец, не попали к Тадеушу Корзону. Некоторые современные польские авторы, к чему мы ещё вернемся, выдвигают гипотезу, что с рукописями Токаржевского мог ознакомиться и Фёдор Достоевский, как раз в период, когда работал над «Записками из Мёртвого дома».

С другой стороны, существует версия «вторичности» сведений, приводимых Токаржевским. Язык не поворачивается повторять эти домыслы: и та, и другая книга глубоко личностны как в духовном, так и в творческом плане, и можно предполагать всё, что угодно, но «не заметить» того, что оба автора являлись непосредственными или косвенными участниками одних и тех же событий и находились в одно и тоже время в одном и том же месте в определённый период своей жизни, довольно сложно. А совпадения, на наш взгляд, только подтверждают реальность происшедшего.

Эти, и не только эти, загадки мог бы помочь разрешить полный перевод на русский язык книг Шимона Токаржевского.

И вот спустя столетие после первого издания книг Токаржевского на родном, польском языке, в 2007 году в далёкой Сибири в издательстве «Кузбассвузиздат» вышел первый полный перевод восьми книг этого удивительного автора на русский язык, осуществлённый литературоведом и писателем Мэри Кушниковой.

Подвигли её на такой труд как художественные, так и познавательные достоинства книг польского революционера. Кроме того, и это безусловно, любая строчка о гении русской литературы Ф.М. Достоевском бесценна, а в воспоминаниях Токаржевского личность писателя предстаёт в ярком описании очевидца трагического бытия каторжан.

Следует отметить, что, возможно, более взвешенному анализу текстов Токаржевского в России мешал тот самый пиетет перед «великим классиком», о котором пишет Виктор Вайнерман: «Характеристика Токаржевским Достоевского очень любопытна, особенно для читателя, привыкшего к пиетету по отношению к классику. Для такого читателя любые не парадные, а житейские, бытовые подробности поведения знаменитых людей порой производят впечатление разорвавшейся бомбы…».

Необходимость переводов на русский язык книг Токаржевского назревала давно.

Как отмечает автор нынешнего перевода, не очень удачная попытка перевода двух глав наследия Токаржевского была предпринята семь десятилетий назад В.Б. Арендтом. О качестве означенного перевода красноречиво свидетельствует тот факт, что эффектно поданная в книге «Каторжники» история о покушении в Омском остроге на жизнь Токаржевского вдруг превратилась в переложении В.Б. Арендта в покушение… на Ф.М. Достоевского. И эта легенда, пущенная в ход переводчиком, неверно понявшим текст Токаржевского, вошла в научный оборот и даже упоминается в первом томе академической «Летописи жизни и творчества Ф.М. Достоевского».

Уникальность первого полного перевода восьми книг Шимона Токаржевского заключается в том, что попутно с переводом осуществлялся и первоначальный сопоставительный анализ как текстов первых изданий на польском языке 1907-1918 гг., так и текстов мемуаров других авторов и, конечно же, «Записок из Мёртвого дома».

Читая теперь книги Токаржевского на русском языке, русские исследователи получают возможность разобраться во многих вопросах взаимоотношений политкаторжан между собой.

Появилась возможность достаточно ёмко и точно разобраться в сути описанных Токаржевским разногласий между поляками и Достоевским, которые далеко выходили за пределы личной приязни или неприязни. Ведь это ни много, ни мало, тот самый «польский вопрос», в который упиралось противостояние Запада и Востока, а, вернее, России и Запада ещё с начала XIX века. И, с нашей точки зрения, здесь весьма уместно замечание С. Колчигина в его статье «Литературная классика в свете этической критики» (ж. «Керуен». №2(07) 2007, Алматы): «Чтобы между представителями разных культур возникло полное взаимное понимание, необходимо, чтобы эти культуры (литературы) отвечали высочайшим критериям человечности, или, говоря иначе, – всечеловечности, общечеловеческого духа. При этом если произведения отвечают началам только эстетическим, т.е. этически нейтральным, то взаимопонимание может и не состояться: эстетические представления у разных народов различны, тогда как единство между людьми способно возникать в первую очередь потому, что все мы – люди, существа духовно-нравственные».

В предисловии к «Сибирскому лихолетью» очень любопытны приводимые исследователями из Сибири параллели в биографии и творчестве этих двух литераторов. При сопоставлении текстов Достоевского и Токаржевского возникает удивительная картина: наложение текстов одного на другой создаёт, как нам представляется, поразительный эффект голограммы – многомерного отображения событий полуторавековой давности. Они приобретают видимый объём и разнообразные формы, оживая, что называется, на глазах.

Эти тексты, как уже говорилось нами ранее, не повторяют, а дополняют друг друга, как пазлы, воссоздавая неповторимый дух и картины далёкого прошлого.

И в этом заслуга перевода книг Шимона Токаржевского. Здесь весьма кстати применимы слова поэта и эссеиста из Молдовы Иона Хадыркэ о переводе и переводчиках: «В самом широком терминологическом смысле перевод является неким посланием. …Наивысшая цель переводчика состоит в понимании чужого и трансплантации неизвестного в живое и функционирующее поле».

Нельзя не остановиться и на потрясающем фактологическом аспекте воспоминаний Шимона Токаржевского. Ведь он исколесил всю Сибирь от Урала до Приамурского края и удивительно красочно описывает увиденные города, поразившую его незнакомую природу, быт и нравы многих народов Сибири; не без иронии, но без всякого зла пишет он о сибирском купечестве, чиновниках, с благодарностью вспоминает о хороших людях, повстречавшихся на его многострадальном пути заключённого. Он достоверно передаёт быт и нравы каторжан, а также подвиг многих польских женщин, последовавших за своими мужьями и пребывавших в Сибири долгие годы, повторив путь жён русских «декабристов».

Мы уже говорили, что К. Раковский написал, что книги Токаржевского должны быть в каждом польском доме. Но его книги должны быть и у всех тех, кто в любом жанре пишет о Сибири, если стремимся к правдивому описанию исторических событий ушедшей эпохи.

Как сказал Жак Маритен: «…Для человека создаваемое им произведение входит в разряд нравственных ценностей, где становится не целью, а средством. Если бы художник видел конечную цель своей деятельности и, следовательно, своё счастье, в служении искусству или в красоте произведения, он был бы просто-напросто идолопоклонником. Нет, он как человек непременно должен работать не ради произведения, а ради чего-то другого, что он больше любит». (Маритен Ж. Искусство и схоластика // Избранное: Величие и нищета метафизики. – М., 2004).

Этот перевод позволяет нам увидеть две страстные и искренние натуры, которые время объединило в главном – в страданиях мира, за что и нашли они отклик в сердцах тех многих, страдающих, как и они.

В предисловии к «Сибирскому лихолетью» сказано: «Сегодня книги Шимона Токаржевского по-прежнему вызывают пристальный интерес, о чём свидетельствуют десятки польских статей, на некоторые из коих мы ссылаемся ниже, очерк бывшего директора Омского музея Достоевского, Виктора Вайнермана, опубликованный нами в четвертом выпуске “Голосов Сибири”, перевод фрагментов книг Токаржевского на английский язык, напечатанный на страницах “Сарматского обозрения”…

Интерес к Токаржевскому проявляется ныне и в Казахстане и это неудивительно, поскольку он побывал в Усть-Каменогорске и в Семипалатинске, и посвятил им несколько глав своих воспоминаний».

Велико значение перевода Шимона Токаржевского на русский язык и в том, что он позволит познакомиться с книгами человека необыкновенной судьбы не только российскому читателю, но и читателям на всем огромном постсоветском пространстве, объединённом знанием русского языка, а также всем тем, кто посредством русского языка познает не только Россию, но и весь мир.