| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск четвёртый
Сибирь - Казахстан
Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности.
Владимир Сергеевич Соловьев
Мэри Кушникова
ПЕСНИ ПЕСКОВ
КРАЙ ДИВНЫЙ, ГДЕ ЖЕНЫ ПРЕКРАСНЫ И ГРОЗНЫ…
Ветеран. – Шел год 324 до дня рождения Исы-праведника. Как всякий полководец, отличающийся воинскими доблестями и недостойными деяниями, прославленный в веках Александр, правитель Македонский, направил взор свой к востоку, и войска его наводнили край, лежащий по ту сторону Понта Евксинского и моря Каспанейского, и разлились по степи и пескам, и направили тяжкие свои стопы к цветущим берегам Инда.
Много чудес встретили иноземцы в благодатном, но и суровом краю, где сами достоинства преувеличены настолько, что превращаются во враждебные для человека силы. Синева неба синеет чересчур, равно чересчур долго не рождаются на ней облака летом. Все здесь необычно, и потому не нравилось пришельцам и их страшило. Кованным шагом прошли они по степи и не вслушивались в сказы поющих песков, и много лет спустя седые ветераны в который раз рассказывали внукам необыкновенные истории о горе Каспинус, которая находилась около страны Индов, а от нее начинается Каспанейское море, «а между горой и морем великим наш господин и повелитель Александр – да пребудет над памятью его благословение богов, - встретил в той стране солнечной два племени, Гог и Магог, кои жили как звери жестокие, а в голод ели даже гнусное и скверное – комаров, мышей, кошек и змей. И потому запер их Александр меж гор северных, и горы сомкнулись, а в день страшного суда нечистые эти народы выйдут из своих узилищ на устрашение всего сущего».
Впрочем, про племена Гог и Магог, едящих змей и комаров, равно как и про устрашение всего сущего, и про страшный суд, вряд ли мог рассказывать любознательным внукам седой ветеран, побывавший в персидских походах. Это уже добавил от себя сладкоречивый автор дивной книги «Лусидариус сиречь златый бисер», равно как и составители «Славянского сборника» в XVII веке, - а до того времени тысячи дней и ночей ветер перебирал песчинки в дивном краю, поразившем старого воина.
Зато ветеран не раз божился за кружкой кислого дешевого вина, что сам видел в далекой той стране «людей дивных, жены коих долговласы, с очами как звезды», равно как и «человеков с песьей головой и человеков, кои от пояса люди, а от пупа кони, нарекаются они именем «исполины». И еще пленял воображение слушателей подвыпивший старый воин рассказами о «девице Горгоне, лицом и персями прекрасной, у коей на главе вместо волос змеи, а лик ее оттого притягателен и страшен».
Афин, Ахыни, или… Акын. – И, конечно, рассказывал он о необыкновенной встрече своей с неким старцем, назвавшим себя сказителем, хотя он не только сказывал, но и пел, а имя его было трудно выговариваемое и необычное, под стать всему тому краю… - сейчас, сейчас он постарается вспомнить. Что-то вроде Умаянос, а, может, Умаханос, но может быть и не так. Соплеменники же его обращались к старцу, называя словом, похожим Афин, а, может, Ахин, сейчас уже не вспомнить…
Да, так вот, встретился как-то этот старик на пути доблестных Александровых войск в некоем месте, обильном пропастями, в ущелье широком и глубоком. И рос там густой лес, названный Анафиет, и увидели там усталые воины цветущие деревья, и деревья, на коих обильно рдели яблоки. Около яблонь чужеземцев молча встретили люди могучие, опоясанные кожами. Не было у них ни копей, ни стрел, но ясно, что лучше обойти их с миром, ибо решимость видна во всей их повадке и ясно было, что готовы биться без стрел и без копей. Далее же «подошли мы к некой реке, - рассказывал участник славных персидских походов, - и росли возле той реки деревья, и сок их был сладкий и приятный, а запах словно у персидского перца. И повелел Александр рубить деревья и губками собирать их сок. Тут-то неизвестно откуда возник некий старик. Встал перед господином нашим Александром и не то заговорил, не то запел на странном, гортанном наречии. И первое чудо свершилось пред нами. Ибо, не зная того наречия, мы поняли слово в слово все, что старик нам рассказал. А рассказал он следующее.
Хозяин. – «Чужеземцы, не уподобляйтесь неразумному человеку, который, послушавшись неразумного совета своей неразумной жены, нарушил запрет, чтимый нашим народом много веков. Он не пожелал вспомнить про некий заветный день, называемый «день хозяина» – а такой день приходится на каждую весну и на каждую осень, - и пошел на берег реки с острым ножом, чтобы срезать побольше гибких ветвей тех деревьев, что стоят перед вами. И звали этого человека Аман, и был он человек глухой, ибо ни разу не слышал, как растет трава. Он не понимал также, о чем поет ветер, но был домовитый хозяин, и хорошо ухоженный его скот славился на много и много дней пути. Жена сказала ему, что кормушка любимого его коня давно истерлась и что не худо бы сплести новую из ветвей прибрежных деревьев, именуемых тобылга.
При первом ударе из свежего пореза на ветке потекли слезы. Аман их не заметил, потому что он был не только глух, но и слеп. При втором – ветки застонали. Но Аман был глух! При третьем – старческий голос обратился к этому хозяйственному человеку:
- Сынок, - сказал он, - пощади меня. Сегодня мой день. Завтра я переселюсь в другой куст, тогда и руби себе на доброе здоровье и плети сколько хочешь плетней и кормушек.
- Я тебя не вижу, старик, - сказал Аман, - и раз я тебя не вижу, значит, тебя нет.
- Я «зеленый хозяин», - взмолился невидимый старец, - твой дед, наверное, рассказывал тебе обо мне, только ты забыл!
- Не помню, - бурчал домовитый Аман, продолжая рубить нежные ветви, - разве упомнишь все, что говорят старики!
- Аман, ты отрубил мою седую бороду и руки, которые вырастили все деревья в нашем краю. Край наш во многих местах безводен, и земля тверда и неподатлива. Мне стоило немалых трудов, чтобы зазеленели и зацвели на ней пастбища, цветы и деревья. Неужели твой дед не говорил тебе, как суха и тверда наша земля?
- Не помню, ничего не помню! – ворчал Аман, орудуя ножом. – Когда я сам стану старцем, никогда не буду попусту болтать с молодежью!
- Речи твои дерзки, сердце жестоко, а память, как у ветреной девушки! – ответил невидимый старец. – Ты забыл заветы своей земли и забыл, как почитается старость. Мне жаль тебя. Я помогу тебе сдерживать неразумные слова.
- То-то! – сказал Аман, собрал срубленные ветки, заткнул за пояс нож и пошел домой. Он сложил ветки у порога и хотел позвать жену. Но язык его стал твердым и толстым. Он потрогал его пальцами. Язык превратился в деревянный пенек. С этого дня до самого последнего вздоха Аман не сказал больше ни слова.
- Сегодня «день зеленого хозяина», чужеземцы! – смиренно сказал странный сказитель. – Послушайтесь моего совета и уходите с миром от этой реки и не троньте ветвей тех деревьев, что здесь растут.
Но господин наш Александр был упрям и крут нравом и не послушал сказителя. И еще раз повелел рубить те деревья и собирать их сок и утолять им жажду.
И тогда мы увидели второе чудо. Внезапно собиравшие сок были избиты невидимыми духами или бесами, что обитали в самих деревьях. И были слышны крики избиваемых и видны раны на их плечах, а кто бьет – не было видно.
И тогда свершилось третье чудо. Из чащи донесся до нас чей-то голос. И слова, сказанные им, были непонятны для нас, и все-таки все мы уразумели, что голос оповестил рубивших: «Не смейте ни рубить, ни сок добывать! Если же вы не перестанете, то станут все воины немыми!».
И только тогда приказал Александр, чтобы деревья не трогали, а губки, которые уже впитали сок срубленных веток, выбросили в воды реки.
И ушли мы от этого дивного места, а сказитель шел с нами, то исчезал, то появлялся, и вскоре все мы с ним подружились как со своим».
Наверное, участник персидских походов все это рассказывал не так. Может быть, иные нашел слова, чтобы передать удивительный случай, когда повстречался ему на пути старый сказитель, которого обитатели того края называли странным именем Афин, или Ахыин. Или – может быть, Акын? Ветеран так и не мог точно припомнить. Немало, немало позабыл он из того, что видел в те далекие годы, но многое еще помнил и охотно рассказывал по вечерам, сидя у очага.
А пески в то время, - за много дней и ночей конского лета от того мирного очага, - вихрились малыми и большими вихрями, и по степи в самом деле неслись удалые всадники, как бы сросшиеся с конем, и на плоской равнине казались они исполинами. И слагали стихи и песни искусные поэты солнечной той страны в честь дев, лик коих сверкал белизной подобно луне, в обрамлении тридцати трех косиц, заплетенных сразу же после мытья волос – с кислым молоком и утиным желтком. И походили косицы на змей, и были девы грозны своей красотой и неприступной гордостью…
|
|