| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск пятый
Изящная словесность
В наши дни спрос на слова на мировом рынке падает.
Лех Валенса
Александр Аханов
ГЛЕБ
(из цикла «Легенды Карской экспедиции»)
Три дня тому назад Глеб приезжал на сотую буровую помочь одному из водителей отремонтировать электропроводку на машине. И хоть он не был автоэлектриком – напротив – его специальностью было электрооборудование грузоподъемных кранов различного достоинства, его часто просили водители «посмотреть» то реле, то радиоприёмник. Получалось неплохо, и сейчас, отремонтировав забарахлившее реле и пообедав, отправился «домой», на полпути вспомнив, что забыл в балке сумку с инструментом. Что ж, бывает и такое. Возвращаться было поздно, да и не хотелось, и он решил отложить повторный визит «до лучших времен».
Эти «времена» наступили через три дня после посещения «сотой», когда потребовалось срочно разобраться, с отказавшимся подчиняться краном Доцента. Машина стояла как «железная» – стрела не двигалась, потому что генератор вдруг отказался выдавать напряжение. Быть может, из-за солярки, лужа которой растеклась вокруг трактора.
А, может, и не солярка, которую Доцент неосторожно пролил на генератор, тому причина – всё оборудование было основательно подношено нещадной эксплуатацией в нетепличных условиях.
Как бы там ни было, ремонтировать «сердце» крана было необходимо. И как назло, на буровой не было ничего, на чём можно было бы съездить к соседям, и Глеб решил пойти на лыжах. Тут каких-нибудь десять или двенадцать километров, а, может, и восемь – кто измерял расстояния на севере?! Тем более, что сотую отлично видно с бугорка, на которой расположилась шестьдесят седьмая.
Он вышел из балка мастера, где слушал рацию, скрипящую и шуршащую от атмосферных помех. Кто-то кричал в эфир, что на Базе с перепою преставились четыре человека и потому из Главка вылетает комиссия... Затем все утонуло в скрипе и скрежете атмосферных разрядов – наверное, где-то в дальней дали готовилось разыграться северное сияние. Ничего себе – «сразу четверо». Это сколько же нужно выпить? По ведру на брата? Неплохо повеселились...
Глеб взял воткнутые в снег возле балка лыжи, застегнул крепления, постоял возле буровой, послушал мерный рокот дизелей, лязг труб и звон инструмента, свист и рев газа в отводной трубе. Издалека эти звуки слышались совершенно иначе, привлекательнее и музыкальнее. И пошел себе дальше. Оранжевая и шершавая, как марокканский апельсин, Луна подсвечивала дорогу, и она от буровой до буровой просматривалась хорошо. Морозец был слабеньким, ветра не было вовсе. Правда, там, где вроде бы находилось Карское море, столпились темные тучи, готовые обрушить на притихшую тундру холодную свою ношу. Пока они были неподвижны и не представляли особенной значимости.
Цель его путешествия приветливо помаргивала огоньками, на фоне сизо-серого неба видны были какие-то холмики, а дальше всё сливалось в один сплошной темный фон, незаметно переходящий в те самые тучи на горизонте.
Успешно скатившись с пригорка, Глеб «удало», как ему казалось, зашаркал по блестящей, как полированный алюминий, дороге. Ноги то и дело разъезжались, Глеб с досадой пожалел, что на буровой не держат коньков – как раз по насту! Впереди, слева, открылась широкая ложбина, заросшая высокими (до груди!) карликовыми ивами, сплетённых меж собой корнями и ветвями таким причудливым и невероятным образом, что вырвать их из земли, или хотя бы из снега, не смогла бы никакая мыслимая сила, кроме, разумеется, Человека Разумного.
В ложбине залегли глубокие, резкие, густые как мазки китайской туши тени. Глеб свернул с дороги. Снег под деревьями был истоптан, но не людьми. Странные следы... Крестики, точки, борозды, вмятины! Ух, ты! Сейчас из снега поднимутся (и будет их непременно трое!) мерзкого вида бандиты и... А собственно, что им тут делать? Скорее всего, это местечко хорошо для пристанища волков, например. Он поёжился и похлопал по унту, в котором грелся нож. Тот был на месте. Конечно, им можно уложить одного волка, но если их будет несколько? Полярные волки крупнее обычных «тамбовских» или «брянских». Правда, мало их. Пока что в экспедиции никто не пострадал от их зубов, а вот под Уренгоем, Салехардом случаи были. Там больше волки-полукровки, помесь овчарок и «санитаров леса», орудуют. Они не боятся человека.
Глеб остановился, достал из кармана «ТТ», сунул за пояс. Пять патронов всего. Даже не постреляешь для удовольствия. Пистолет он достал на Большой Земле после того случая с белым медведем... а патронов ему обещали подкинуть попозже. Разумеется, оружие, тем более такое, носить и хранить чревато, но создатели законов сидят в основном в кабинетах, их охраняют, холят и лелеют.
Конечно же, не каждый день и даже не каждую неделю зверьё появляется на буровых, но лучше в таких случаях иметь «длинные руки», чем дрожать за свою или еще чью-то жизнь. Пистолет оружие универсальное – сигнал подать в случае опасности. Костер, в случае чего разжечь! Словом, многоцелевая машинка, нечто вроде всепогодного бомбардировщика. Ружьё вон какая габаритная штуковина, а этот «прибор» лежит себе и лежит. Поближе к сердцу... Американцы ведь живут с оружием, Швейцария полна автоматов и ничего – живут. И в России до 1917 года короткоствольное оружие купить было не большой проблемой. Официально. С ним ведь увереннее себя чувствуешь хоть в тайге, хоть в ночном городе, хоть у черта на куличках, где он, Глеб, собственно говоря, сейчас и находится...
Он улыбнулся, вспомнив небольшую историю, связанную именно с пистолетом. В тот вечер, когда он обменял «ТТ» на свою пятизарядку – МЦ-21-12, у одного знакомого, пока поговорили о том, о сём – он пропустил последний автобус в центр города и теперь ему нужно было с окраины выбраться на улицу Республики, где ещё можно было «поймать» какой-либо транспорт. Он шёл проходными дворами, думал о чём-то, пистолет приятной тяжестью оттягивал ремень. И тут услышал голос:
– Ты! Чё тут делаешь?
Как хорошо, что никакой вездеход не прокатился по этой долинке! А какая здесь тишина! Белое Безмолвие, описанное Джеком Лондоном. Безмолвие Аляски оно, конечно – безмолвие... относительное. А здесь и зимы посуровей будут, чем на Юконе и Клондайке и Безмолвие, соответственно, еще безмолвней... Здесь аж 71 параллель, ни горы, ни тайги, сдерживающих гуляку – ветер. Арктика – мачеха и пустыня – тёща! Костер здесь не так запросто разожжешь, как в тайге. Я-Мал – край земли. Так назвали это место хозяева этих мест ненцы и были совершенно правы. С этого самого края в буквальном смысле можно сверзиться по недогляду – высок!
Глеб однажды весной стоял себе на берегу, никого не трогал, любовался перелетом птиц и тут... «край земли» пошел трещинами, хрустнул, хрумкнул и поехал вниз, к морю. Глеб на четвереньках пополз в сторону – глыба земли величиной с самосвал ухнула с высоты на берег, разлетевшись вдребезги. Но и он не удержался и кубарем скатился вослед на прибрежный песок. Ничего, обошлось.
Глеб выбрался на дорогу. Ни с той, ни с другой стороны не доносилось ни звука, если бы не дорога, вихляющая меж холмов, да несколько вешек, притулившихся на обочинах – не подумать, что и сюда достала всесокрушающая цивилизация. Луна нырнула в белесые облака, но рассеянный свет и мелькающие неподалеку огоньки «сотой» не давали сбиться с пути. Через полчаса он подходил к железной елке. Все было нормально: буровой станок жил своей железной жизнью – шипела и гудела сварка, кто-то на самом верху гремел ключом, непринужденно упоминая всуе имя господне, сварочный кабель вправился в снег, а возле столовой спали несколько собак, пушистых, толстых и похожих на белых медвежат.
Глеб с кем-то поздоровался, кому-то махнул рукой – на севере обычно не пристают с расспросами. Пришел, значит нужно. Он зашел в балок с надписью «Гостиница Желток», как явствовало из надписи на его стенке – здесь он проживал несколько дней назад – взял в тумбочке сумочку с инструментом. Затем поужинал в столовой и вышел на улицу. Тучи немного сдвинулись, редкие снежинки полетели вдоль «улицы», в растяжках антенны радиостанции засвистел ветер. Вот те на! Срочно бегом домой! Едва он прикрепил лыжи к унтам, как ветер резко усилился. Даа... Глеб завязал рот и нос шарфом – ветер хоть и не силен, но прохладен!
Вышел на дорогу и побежал, имея ветер в правый бок – 67-я была как раз в створе дороги, и видно ее было отлично, но снег шел все гуще и гуще, пока не превратился в снежный обвал. Нет! Нельзя доверять обманчивой и капризной природе Севера, сколько раз говорено! Тут погода может измениться по три раза на дню. Он достал из-за пазухи фонарь, включил.
Решил от поворота бежать напрямую, тут вообще рукой подать! Уухх! Нырнул в овраг, выкарабкался из него, снова попал на дорогу. Буровая загадочно посвечивала сквозь косые снежные струи, ветер пока был терпимым и Глеб остановился передохнуть. Жарко! Пока отдыхал, ветер вдруг стих, затем изменил направление, ударил будто огромной мягкой подушкой и так закружил, завыл, засвистел, швыряя ему снег в лицо, что перехватило дыхание, а огни буровой будто выключили! Мать честная! Это куда же идти? Он перевел дыхание. Подумал, побежал далее, имея опять ветер справа. Мятущийся свет фонарика то освещал путь, то уходил вверх, высвечивая мириады снежинок, хлопотливо ложащихся на свое ложе. Снова оборвалась снежная пелена – впечатление было такое, будто разорвали посередине здоровенную простынь, и в эту дыру стало видно, что к своей вышке он не приблизится ни на сотню метров.
Таак... И куда это он бежал, позвольте спросить, Глеб Иванович? Вот здесь где-то дорога,… поворот на Подбазу... далее на сотую, а вот и на нашу деревню... Проскочил... Ну, ладно, начнем сначала. Глеб, освещая путь фонариком, пошел не спеша, не тихо, не быстро – в самый раз – напрямую. Вот они – огоньки его буровой – километр? Два? Не прошел и половины расстояния, как налетел ветер, завертел снег и... пошло! Липкие, громадные снежинки размером едва ли не в пятак, казалось, с грохотом хлопались на снег, на шапку, на лицо, намертво приклеиваясь к ресницам.
– Заставь дурака богу молиться! – Глеб с раздражением стряхивал снег с фонарика. – Ну, сволочь!
Ничего не было видно, буквально ничего, кроме снега перед носом. То самое состояние, когда говорят: «Ни зги!». Влип. Он крутил головой, высматривая огни, но в мутной, кисельной плотности субстанции далее, чем на расстояние лыжи, не видно было ничего. Кроме снега, разумеется, и самих лыж. Может, в снег закопаться, пока не поздно? Черт его знает! Он насторожился: в шип ветра вмешался некий посторонний звук, непонятный, чуждый природе тундры. Глеб не мог понять, что это такое, вертел головой – гул уже стучал в уши, проник в грудь и живот и застрял там.
– Интересно – какая-такая зараза так звучит? На буровую не похоже. Вертолет в такую погоду не летает – если, конечно, летчик не самоубийца. Самолетов здесь сроду не наблюдалось, они летают восточнее. – Глеб, урча все это вслух, чтобы перебить нарастающее волнение, пошел вперед, на звук. Он почти ощупью взобрался на пригорок, кособочась и прикрывая лицо от назойливого снега. Гул стал сильнее, и все пространство перед пригорком засветилось огненным шаром, испуская сотни маленьких огненных же стрелок.
Красиво! Глеб оглянулся – сзади тоже светился воздух, и в этом свете огромные, наверное, величиной с чайное блюдце, снежинки неслись со скоростью ветра, вращаясь и покачиваясь, сверкая и помаргивая, как некие арктические атмосферные медузы.
– От, сволочь, да что же это такое?! Да, такого он ещё не видел, и сразу полезли на ум истории о Снежной королеве, снежном человеке, зеленых человечках, летающих тарелках и прочей мистике. Было не страшно, но очень неприятно. Неизвестность всегда страшнее, неприятнее, непонятнее самой жуткой реалии. Он стоял и смотрел, как световой шар, надрывно гудя со скоростью тяжело груженой машины, приближался к «его» пригорку.
Сотни полосок света вдруг разом слились в три луча и рыскали, качаясь и временами исчезая почти совсем, потянулись к Глебу. «Угол падения равен углу отражения» – почему-то вспомнилось ему.
Направил фонарик на звук и три раза включил и выключил его. Звук и свет замерли вдруг в нескольких десятках (или сотнях) метров, два луча погасли, а один медленно пополз прямо на Глеба. «Вот те на! А если и в самом деле летающая кастрюля приехала?» – Глеб вытащил пистолет, передернул затвор:
– Застрелю, если хоть один тарелочник агрессию проявит! Ах, вы, господа налетчики! Пистолет-то кстати оказывается...
Луч... меж тем пополз обратно, словно приглашая Глеба следовать за ним. Глеб сунул пистолет за пояс, застегнул ватник:
– Ну, ладно... Раз приглашают – пойдем! Отплевываясь от липнущего снега, последовал за лучом. Он не боялся, только озноб, или нечто в этом роде, забрался под одежду и мелкими мурашками бегал по телу. Но руки-ноги не дрожали, и это вселяло уверенность, что агрессивного инопланетянина он прикончит.
Луч погас, вспыхнул мягкий свет, и Глеб... буквально носом уперся в снежный сугроб, изображающий из себя мощный... «КрАЗ», или, как его называют – «лаптежник», за широченные и разлапистые колеса.
– О! Мать твою! А я думаю, кто это такой шустрый в пургу по тундре рассекает?! То ли ненец на «Буране», то ли самолет упал? –Вылезший на подножку водитель с удивлением рассматривал Глеба. – Ты что здесь забыл? Песца, что ли, промышляешь? Специалист, язви тя в душу! Откуда? С подбазы?
Глеб узнал говорившего – это был известный в Карской экспедиции водитель, по прозвищу «Полублатной», – матершинник, пьяница, но толковый и опытный «водила». Казалось, не было ситуации, из которой тот не находил выхода.
– Э! Какой там песец! – Глеб снял лыжи и забросил их в кузов. – Чуть самому «песец» не настал! Вышел с «сотой» на «шестьдесят седьмую», а метель как даст! Дохнуть не дает, стерва! Да ещё ветер направление изменил! Куда идти – хрен его знает! А тут ещё гул, свет непонятный! Мандраж в животе начался – кишки трясутся. Я уже на летающую тарелку грешить начал... А ты чего мотаешься, вон погода какая?
– Да вот... тоже... Выехал, тихо было. Думал быстро обернуться – на буровые кое-каких железяк подбросить, а вот как ты, в эту самую круговерть попал. Падло, а не погода! Снегу намело по самые подножки! Да моментом! А движок у меня будь здоров!
Полублатной даванул акселератор и двигатель взревел мощным, трубным звуком.
– Садись!
Машина тронулась, разбрасывая вокруг каскады снега и света, чем не НЛО!? А ещё минут через пятнадцать они въехали на территорию буровой.
Водитель пошел к мастеру, а Глеб к себе. Остановился на пороге, оглянулся на сплетенную длинными бинтами тундру, на вагончики, чуть не по крышу всаженные в снег, на «КрАЗ» с холмом снега в кузове, поежился...
Передразнил Лешу:
– «Отнако, мушик, талеко пы сашел!»
Распахнул дверь и с порога обратился к Доценту:
– Толя! Линейка есть? Подошел к карте области, приложил линейку к полуострову Ямал, крякнул:
– Ого!
Приложил еще раз, в другую сторону.
– Ого! Хороша была бы прогулочка! Туда сто пятьдесят... с гаком... туда триста с хвостиком! Или наоборот... Доцент, а завари-ка чай! Я сейчас Полублатного приглашу – если бы не он, я бы уже к Мысу Каменному подходил. Хватил бы Белого Безмолвия по полной программе! Ты видел, какой снег! Синяки набивает.
1988-1989
Тюмень
|
|