| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск шестой
Изящная словесность
Насколько меньше происходило бы всего на свете, если бы не существовало слов.
Станислав Ежи Лец
Ирина Юсупова
НАУЧИ СЕБЯ ЛЮБВИ
Повесть
(Окончание)
Дома она без сил рухнула в кресло. В голове был полнейший сумбур. Что она хочет? Если бы она сама знала… Согласиться – и всё, о чем она так мечтала, сразу же исполнится… Квартира, Москва, работа… А если нет? Она даже не спросила, что же – если нет? Он и её убьёт? Или он всё-таки говорил правду? И, главное, с кем теперь посоветоваться? Её загадочные посетители, конечно же, будут обвинять его… Но и в его словах есть доля правды. И кто бы сказал всё так, как оно есть на самом деле?
– Ладно, – сказала она сама себе. – Всё равно пока я ничего не чувствую и не понимаю. Будем волноваться по мере поступления неприятностей…
И решила пойти на озеро. И, конечно, позвать соседа. Подошла к забору, а там… Там опять была куча народа. «И что у него за страсть – делать из дома притон?» – подумала с досадой. А иначе эту картинку и назвать было нельзя. Опять несколько полуголых девиц расхаживали по полянке. И не поймешь, какие позируют, а какие просто так живут… Мужики, которые, слава богу, были нормально одеты, не обращали на них никакого внимания. Только на надувном матрасе одна из девиц взасос целовалась с лысым очкариком в одних семейных трусах и было видно, что этот очкарик уже готов и ко всему остальному… Она поискала глазами Юлия: «Может, и он с какой-нибудь девицей развлекается? А мне впаривает про чувства?»… Нет, он сидел в самом дальнем углу, в кресле, в шортах, с большим планшетом бумаги. Что-то рисовал. Но не смотрел ни на кого, видно, по памяти… Только улыбался или хмурился иногда. Один из мужчин, немолодой уже и довольно седой, подошёл к нему:
– Юлич! Это кто? – он посмотрел на бумагу. – Спорю, что твои фантазии.
– Нет. Это реальный человек, – он всё продолжал рисовать.
– В наше время таких не бывает, – мужик отхлебнул пива из бутылки. – У нас сейчас всё просто – бабу от мужика можно отличить только по наличию или отсутствию члена. И то не всегда.
– Да нет, встречаются ещё экземпляры… – Юлий улыбнулся. – Только не проси, знакомить не буду.
– Нет, ты серьезно? Она есть на самом деле? – мужик повнимательнее присмотрелся к рисунку. – Тогда ты – свинья. Потому, что знакомить не хочешь.
– Она ещё молодая девушка, и видеть ваши пьяные, гнусные и развратные рожи ей совсем ни к чему… – Юля улыбался, и, несмотря на такие слова, никто не возмутился и не обиделся.
«Это что? Про меня, что ли? – подумала она. – Меня, что ли, рисует?» И стало совсем грустно. «Знал бы он всё…» Ну и пусть… Кто он ей, в конце концов? Даже этот Стас сказал, что ему до неё нет дела… А кому, как не этому колдуну всё знать лучше…
На озеро она не пошла, а засела за книги. Читала вслух, даже пытаясь с выражением… Ничего не происходило. Может, это оттого, что был день? Она лишь изредка прерывалась на чай, кофе, обед, и всё читала, читала и читала… Она упрямая. Ведь должно же когда-то количество перейти в качество! Только пока что-то не очень. Просто, видно, она, действительно, не способна к этому. Все они так говорят. А жалко… Наверно, здорово быть настоящей колдуньей, летать на помеле… Она рассмеялась. Это, конечно, сказки, домыслы людей. Было что-то непонятное в мире, люди сразу же напридумывали всякой всячины… А на самом деле есть наука. Неизвестная, непонятная пока, но всё же наука. И когда-нибудь, наверно, её основы будут проходить в школе… И все способности-неспособности к этому тоже будут объяснять просто, как сейчас на пении: есть слух или нет…
Вот так, в рассуждениях, чтении и раздумьях прошёл весь день. Она и не заметила, как подошла ночь. Пошла в спальню, приняла душ и хотела лечь… Нет, опять потянуло в сад. В сад, так в сад… Она теперь, зная всё про себя, решила не сопротивляться и только внимательнее прислушиваться ко всему в себе… Опять, как и вчера, вышла на лунную лужайку, опять хотела скинуть рубашку… Только вдруг почувствовала, что на неё кто-то смотрит. Леший? Хорошо бы… Но она всё-таки рассуждала трезво. Мало ли жуликов и грабителей? Перелезть через забор ничего не стоит… Испугалась. Взгляд шёл от беседки.
– Кто здесь? – спросила как можно спокойнее.
В ответ услышала смех:
– Нет, я глазам не верю! – конечно, Юлий. – Ты и на лунной поляне! Действительно, чудеса иногда случаются…
– Ты что здесь делаешь? – она подошла к беседке, он лежал там на надувном матрасе, поверх одеяла.
– Пытался переночевать, – он улыбался смущенно. – Уж извини, без твоего на то разрешения.
– А почему здесь? – у неё всё ещё колотилось сердце, и голос был взволнованный.
– А… – он махнул рукой. – У меня там такой бордель устроили… Тошно смотреть…
– Надо было подключиться, тогда бы и не было тошно, – усмехнулась она.
– Я же говорил, как к этому отношусь…
– Но ведь это не нормально… Ты взрослый мужчина… и без женщины…
– Я йогой занимаюсь, – улыбался он. – Вполне хватает.
– Глупости какие-то… А чего тогда их не выгонишь?
– Да пьяные они все, и на машинах… Ведь побьются... И вообще… Такой уж я нескладный… – он опять засмеялся. – Мягкотелый…
Она сделала несколько шагов, чтобы подойти ещё ближе, но он вдруг сказал:
– Стой! Вот так, не шевелись… С ума сойти… Ты вся просвечиваешь сквозь рубашку… Красотища… Стой, я подольше посмотрю… запомню…
– А потом рисовать будешь?
– Конечно.
– А чего не с натуры? Мне не жалко, попозирую…
– Темно…
– А днём?
– Нет… Пока не надо… Просто постой ещё чуть-чуть…
Она стояла, чувствовала его взгляд и не смущалась. Почему? Да, видно, потому, что и ей, как и ему, нет до него дела… Просто сосед, просто знакомый… И просто, конечно, без всякой любви, ей уже нужен мужчина… Она была слишком женщина, чтобы так долго оставаться одной… Да разве от него дождёшься? Вздохнула:
– Ладно, хватит смотреть, пошли лучше в дом. У меня одних гостевых спален четыре штуки, не говоря уже о многочисленных диванах по всему дому…
– Вообще-то, мне и здесь неплохо… Погода хорошая…
– Погода через час-другой изменится… – сказала и удивилась сама, с чего бы это?
– Прогноз слушала?
– Почти… – теперь она уже точно знала, что скоро подует холодный ветер, а к утру будет дождь. – Так как, идёшь? А то насморк тебе точно обеспечен…
– Иду, конечно. Очень не люблю, когда насморк!
В гостиной он удивлённо посмотрел на букетище из роз, стоящих в напольной вазе, потом хмыкнул:
– Стас? Угадал?
– Ну да…
– И чего на этот раз хотел?
Она думала, рассказывать всё или нет? И решила, что не стоит… Уж слишком всё фантастично. Да и зачем вообще его сюда впутывать… Поэтому вслух сказала:
– Да просто на машине катал… В Москву…
– А… – он теперь смотрел иронично, потом тихо сказал. – Значит, всё-таки чудес не бывает…
Вместо ответа она спросила:
– Кофе хочешь? Или чаю?
– А не поздно? Ты ведь, вроде, спать собралась…
– Тебя смущает моя рубашка? Могу переодеться.
– Нет, не надо, и потом… – он подошёл поближе, но в глаза не смотрел. – Знаешь… я всё-таки домой пойду…
– К своим голым и пьяным девицам?
– Ага, – он засмеялся. – А ты что, подглядывала?
– Ничего я не подглядывала! – возмутилась она. – Я тебя на озеро пригласить хотела, купаться… а там такое!
– Так что же не пригласила? – он даже расстроился. – А я не знал, куда бы от них всех сбежать…
– Всегда можешь ко мне, запоминай код на двери: пять, восемь…
– Нет, не надо. Неудобно как-то… – вдруг увидел книгу на столе. – А это что? Можно глянуть?
– Конечно, смотри… И, всё-таки, что хочешь?
– Лучше кофе, – он уже листал книгу, удивлялся всё больше и больше. – Это что, ты читаешь?
– Да нет, – решила соврать она. – Просто полистать решила… Там картинки… А так ничего не понятно.
– Врёшь, – он внимательно посмотрел ей в глаза. – Так не листают. С закладками по всей книге…
– Скажите, какой Шерлок Холмс выискался… А, может, это не мои закладки?
– Опять врёшь. Такие фантики ты вчера крутила, когда мы пили чай… Только зачем? Врёшь зачем?
– А потому, что ты всё равно не поверишь…
– Во что?
– В то, что мне нравится эта книга… – всего она всё-таки решила не говорить. – Ничего не понимаю, а нравится…
– Нравится… – сказал он задумчиво и потом начал читать сам. Прочитал четверть страницы и сказал удивлённо. – А ведь и правда, красиво! Как музыка… Это Анны Алексеевны?
– Да. Там много, наверху. Хочешь – тоже возьми что-нибудь почитать.
– Что же это такое? – он вертел книгу, вглядываясь в корешок, в пожелтевшие страницы. – Ни автора, ни названия… А этот, твой… Стас… что говорит?
– Он такой же мой, как и твой…
– Я с ним на машинах по Москве не разъезжаю…
– Пригласишь – буду с тобой разъезжать. Я просто кататься люблю.
– Да нет у меня машины, – он задумался. – Хотя, наверно, надо бы купить…
Потом они почти молча пили кофе. Юлий сидел задумчивый.
«Господи, ну какая глупость! – вдруг подумала она. – Почти голая женщина, и почти голый мужик… одни в доме… И вроде не тошнит друг от друга… И чем занимаются… Книги, кофе, машины…» И вот тут она почувствовала что-то. И поняла, что с этим можно сделать… Встала и тихо сказала:
– Пойдем.
– Куда?
– Наверх, покажу твою комнату…
Он удивился – вроде вечер только начинался – но послушно пошёл за ней. Она дошла до спальни хозяйки, вошла, подошла к огромной кровати. Потом молча скинула рубашку, легла прямо на покрывало:
– Иди ко мне.
Он удивлённо посмотрел и вдруг, казалось, сам себе не веря, пошёл к ней. А она все держала в уме это что-то. И опять сказала:
– Иди же, и хватит заниматься ерундой… Займёмся другим…
Он всё ближе подходил к ней, и удивление в его глазах сменялось ужасом.
– Да что же ты так боишься меня? Неужели я тебе не нравлюсь?
Он, наконец, подошёл к кровати, лёг рядом и обнял её. Она старалась не смотреть в его полные ужаса и непонимания глаза. Вернее, в один глаз. Его, настоящий. Второй, мутный, как всегда не выражал почти ничего…
…А любовником он был бесподобным… Она никогда и ни с кем не испытывала такого. Почему? …Может, от его чутких и нервных рук художника, в которых она таяла, как воск? …Или от сильного и такого безупречно гибкого тела? Или от ласковых губ, которые, несмотря на его, более чем странное, состояние не только не причинили ей никакой боли, но и дали столько нежности?… Только глаза… Теперь ужас ушёл и уступил место безысходной тоске и отчаянию… А, может, дело было и вовсе в другом… Он ничего от неё не требовал и наслаждался только тем, что давал сам… Вся череда её любовников прошла вдруг перед ней… Ведь даже самые лучшие из них на самом-то деле просто вытирали об неё ноги… Она до последнего держала в уме своё что-то, и только под конец окончательно потеряла над этим контроль…
…Он медленно сел, повернулся к ней. …Боль и тоска…
– …Что ты сделала со мной?… Как?…
– Можно подумать, ты недоволен, – она пыталась улыбаться, но понимала – глупо…
– …Как ты это сделала… – он взялся руками за голову, сидел, облокотясь на колени. – И… главное, зачем…
– Да хватит мальчика из себя строить!
– …Зачем… – он сидел всё так же, словно и не слыша её. – Зачем… Ведь до этого оставался только шаг… даже меньше… Зачем… Я сам был почти готов к этому… Может, не сегодня… Но скоро… И тогда всё было бы на самом деле… Что же ты наделала… Зачем…
– Затем, чтобы ты научился жить по-настоящему, а не со своей дурацкой йогой!
– Лучше ты научи себя… Сама себя… И жизни, и радости… И любви… Научи себя любви, Таня… Может, тогда поймешь, что ты делаешь…
А потом он, взяв себя в руки, откинулся на подушку, сказал иронично:
– Ну, и что дальше, господин Карабас?
– Это почему Карабас? – нахмурилась она.
– Я твоя марионетка. Кукла. Надувной мальчик. Что прикажете ещё? Кофе в постель? Сказку на ночь? Или ещё любви? Увы, придётся немного подождать… Физиология-с…
– Да иди ты к черту!!!
– Уже можно? Чаевых не будет? – он всё ёрничал. – Покорнейше благодарю. Ну, я пошёл…
Он действительно встал, взял свои шорты, направился к двери.
– Стой! Ты сейчас пойдёшь в одну из спален. Ты только здесь будешь всё вспоминать. И то, если я захочу. За порогом этой комнаты – всё, как и прежде…
Он обернулся. Смотрел на неё грустно.
– Это ведь тоже всё наследство Анны Алексеевны? Я уже всё понял… Только тебе до неё далеко… Не по умению, нет… Здесь я ничего не знаю… По чувствам, по отношению к людям, по доброте… – и уже переступая порог, повторил: – Научи себя любви…
Утром женский голос ей приказал:
– Проснись!
Она проснулась, но, как всегда, не смогла открыть глаза.
– Значит, ты с ним? – сегодня женщина говорила очень грустно.
– Я не знаю. Вы мне сказали не всё, разве вы не знали, что её время истекает?
– Он наговорил тебе ерунды, а ты и поверила! – женщина повысила голос.
– Это не аргумент. Так сколько вы живёте? Это тоже ерунда?
– Откуда он знал, сколько она живёт? Этого никто и никогда никому не говорит, даже друзьям! Это табу, запретная тема!
– Так сколько? Лет триста? Плюс минус? Так вот, её портрету триста пятьдесят лет. И это не он, это Юлий мне сказал.
– Кстати, о Юлии… За что? Что же он тебе такого сделал?… Первое же своё умение ты используешь так отвратительно… Что же потом?
– Отвратительно? Да что же здесь плохого? Или это не он так орал, когда кончал?
– Не он! Тело его, а не он… Господи, да пожалей же его! Мало, что ли, ему в жизни горя досталось! Впрочем, ты не знаешь, расскажу… Мать с любовником во Францию сбежала, когда ему всего двенадцать было… Отца через год парализовало и он, мальчишка совсем, за ним ещё семь лет ухаживал… Потом с женой беда… С глазом тоже такие мучения перенёс… Он не сказал тебе всего, а ведь опухоль и дальше шла, на второй глаз! Если бы не Аня, совсем бы ослеп… А теперь ещё ты!
– А я ему ничего плохого не делаю! И помнить он ничего не будет…
– Да ты ничего не знаешь!
– Да, не знаю! Я и Стасу и вам говорю – я ещё ничего не знаю и не понимаю… Пойму, тогда и дам ответ!
– Как бы поздно не было… Когда поймёшь…
Она прогнала их. Мужчина так ничего и не сказал, но она чувствовала, что он вздыхает где-то рядом… Её они послушались или сами ушли? Это она тоже пока не могла понять…
Когда она умывалась в ванной, то вдруг, увидев своё отражение в зеркале, поняла, что её глаза чуть-чуть поменяли цвет… Стали немного светлее и немного зеленее… «Да… ведь и у неё, и у Стаса такие глаза… И у меня будут такие же…» – просто констатировала. И не расстроилась, и не обрадовалась. И ещё старалась не думать о том, кто в соседней спальне… И, по-прежнему не понимала, права она или нет… Да что здесь такого, если разобраться? За это деньги берут, между прочим!
Оделась и осторожно вышла в коридор. Спальня была приоткрыта. Юлий спал. Она подошла поближе. Хватило ли её умения, чтобы он ничего не помнил? Она пока не знала и сомневалась… Ему снилось что-то нехорошее… Длинные брови сдвинуты, меж ними складка. Ноздри вздрагивают… «Может, на сон моё влияние не распространяется?» Вдруг в густых тёмных ресницах блеснула слеза… Она решительно начала его будить:
– Юлий! Подъем!
Он открыл глаза и на миг в них отразилось такое… Но всего на миг. Он потряс головой:
– Ох, хорошо, что ты меня разбудила… Жуть какая-то снилась!
– Какая?
– Чёрт… Не помню. Но жуть, – он улыбнулся, глаза были добрые, кажется, и правда, ничего не помнил. – С добрым утром!
– С добрым, с добрым! Твои гости уезжают и ищут тебя по всему саду.
– Вот чёрт, – он засмеялся. – Ведь подумают бог знает что…
– Каждый думает в меру своей испорченности.
– Нет! Только не это! – он захохотал. – В таком случае на мне уже пробы ставить негде! Ведь испорченности у них – ого-го!
– С ними будешь завтракать? Или со мной?
– Я тебя не разорю? То ужин, то обед, то завтрак… А сегодня я вообще какой-то жутко голодный… С чего бы вдруг?
– Не разоришь, ведь сам говорил – богатая наследница… Да и моих денег у меня ещё предостаточно… Отпускных.
– Тогда с тобой. Только пойду провожу, ладно?
– Валяй. А я пока всё приготовлю.
Она вышла из комнаты, давая ему одеться. В коридоре облегчённо вздохнула. Кажется, и правда, ничего не помнит… Хотя… Почему это она так переживает? Какая, в конце концов, разница? И разве она что-то сделала не так? Решительно отбросила все эти думы и пошла готовить завтрак…
К завтраку Юлий притащил огромную корзину клубники («Откуда? Ведь у тебя клубники нет…» «У соседей через дорогу купил. Мой вклад в завтрак») и… маленький букетик пушистого клевера…
…А потом к ним присоединился и Стас. Вошёл с охапкой бледно-зелёных орхидей, поздоровался со всеми, поцеловал ей руку. Опять между мужчинами началась безмолвная перепалка… Только Стас уже знал про неё всё… Она видела, как он, ещё при входе, всего за несколько секунд сосредоточив взгляд на ней и на Юлии, усмехнувшись, посмотрел на неё выразительно. Она покраснела, но быстро справилась с собой. Пригласила его к столу:
– Кофе? Чай?
– Пожалуй, чай. Кофе я уже утром пил.
– Сердце бережёте? – Юлий говорил серьёзно, но глаза смеялись. – Это правильно. А что это вы в наши края зачастили? Решили всё-таки отобрать дом у Татьяны?
– Нет, конечно, – Стас тоже взял весёлый тон, был само очарование. – Вот, предлагаю Татьяне интересную работу. В Москве, в солидном институте. А она сомневается… Может, вы на неё повлияете?
– Бухгалтером? – и, обращаясь к ней: – Таня, не соглашайся. Какой бы ни был солидный, а всё же институт. Будешь сидеть от звонка и до звонка. Лучше на фирме.
– Зачем бухгалтером? Нам математики нужны, программисты…
– Да какой я программист? – подала она голос. – Пользователь… И только по бухгалтерии… Без высшего образования…
– Научим, поможем. И образование можно получить. Вы ещё молоды и всё в ваших силах.
– А кто же вы по профессии? – Юлий уже заинтересовался.
– Биолог.
– Биолог… – протянул Юлий недоверчиво. – Что-то верится с трудом, уж извините…
– Это почему же?
– Из-за ваших машин. Я, хоть и художник, но в технике немного разбираюсь… И думаю, что, продав одну из них, можно будет смело кормить какой-нибудь небольшой институт пару лет…
Стас ухмыльнулся, помолчал, но потом всё же ответил:
– Биология биологии рознь… И потом… Я не только здесь работаю. Мой дом – вся Земля…
– Серьёзно, – Юлий с уважением посмотрел на него. – Люблю увлечённых людей, – и потом уже веселее. – И как там, на биологическом фронте? Руки-ноги скоро начнём выращивать?
– Скоро, – Стас уже смеялся. – Только вам-то зачем? В четыре руки рисовать?
– Нет, рук мне своих хватает… Глаз хочу нормальный, – Юля уже тоже смеялся. – А то вот Татьяна до сих пор боится, вздрагивает…
…Мужчины сидели и вели весёлую перепалку и, кажется, уже готовы были подружиться… А ей вдруг стало опять очень плохо… Ведь он ничего не знает, не помнит… А если бы вспомнил? Сидел бы также за столом? Принёс бы этот чудный клевер, который она демонстративно поставила на стол, тогда как орхидеи – в самый дальний угол?… Стас изредка бросал на неё быстрые взгляды и они были как рентген… Он видел её насквозь… И опять она пыталась привести мысли в порядок своей присказкой: «Да какое мне, в конце концов, дело…»
Юлий первый засобирался домой.
– Пойду я, – хмыкнул: – Вам здесь, видно, и семейные проблемы обсудить надо… Спасибо за завтрак, Таня. Я давно так вкусно и по-домашнему не ел, – посмотрел весело: – Так и хочется опять напроситься…
– Конечно, приходи! – она обрадовались. – Я в отпуске, а тебе от работы на готовку отрываться! И веселее вместе… Да! А как на счёт купания?
– Какое купание? – он удивился. – Ведь дождь на улице, как ты и говорила.
– После обеда кончится, – сказала она уверенно, знала, что так оно и будет. – Так как, а?
– А ты откуда знаешь? – опять удивился он.
– Приметы, – придумала она на ходу.
– Да ты прямо местное метеобюро! – засмеялся он. – Раз кончится, то сходим. Только ненадолго… Я и так уже из графика выбиваюсь… с этими обормотами… Ну, ладно, пока…
Он ушёл, и повисла тишина. Стас задумчиво сидел за столом, вертел ложку в руке, на неё не смотрел. Она тоже села за стол. Наконец, он сказал:
– Странно.
– Что странно?
– Проявляются. Способности ваши странно проявляются. Погода… Пиявки… И секс.
– Я всё равно ничего не понимаю, – она покраснела, опустила глаза. – Как это делается, и как передается…
– Я знаю. Но… – он заинтересованно посмотрел на неё. – Зачем секс?
– Да что вы все заладили – зачем, да зачем?! – взорвалась она.
– Но разве вам без этого плохо? Вы красивая, даже очень красивая женщина. Разве и так нельзя было найти партнёра? Честно говоря, я никогда не пользовался своим умением для этого… Ведь это как… – он подбирал слова. – Как муляж… как заводная кукла… Без чувств… без любви… И потом… – он даже как-то грустно посмотрел на неё. – Это не сможет длиться бесконечно… Поверьте. Он все равно всё вспомнит. Вы не сможете долго удерживать его. Даже я не смог бы… Может, чуть дольше, но не всегда…
– Всё вспомнит… – прошептала она. – Всё будет знать?
– Да, – он криво усмехнулся. – Хотя… дня три в запасе у вас ещё есть. Пользуйтесь пока. Любовник он, и правда, классный…
– Три дня… – только и смогла прошептать она…
Сначала он всё-таки предложил сходить на озеро, а потом обедать. «А то потом плавать тяжело будет!» А плавал, на самом деле, как топор. То есть вообще никак. Или нырял, или лежал на воде. Она, чувствующая себя в воде как рыбка – ведь всё детство на речке! – предложила поучить. Он смеялся, говорил – потом как-нибудь, когда с работой будет посвободнее… Когда они легли на полотенца, чтобы немного обсохнуть, он сорвал какую-то длинную метёлку и словно кисточкой принялся водить ей по лицу – рисовал… Придвигался всё ближе, она совсем рядом видела его добрый и лучистый голубой глаз… наклонился и улыбался… ещё и ещё ближе… «Какая улыбка…» – успела подумать она… Вдруг в глазах у него что-то промелькнуло… Всего на мгновение… Она поняла – что… Отстранился, и уже сам ничего не понимал. Вдруг удивленно сказал:
– Кажется мне, что ли?… Глаза у тебя вчера синее были…
Она сразу же их опустила.
– Просто это по сравнению. С озером, с небом… Не выдерживают мои глаза сравнения…
– Да нет… – протянул он задумчиво. – Мне ли цвет не чувствовать?… Ты не болеешь?
– Нет, нет… – поспешно сказала она, не поднимая глаз. – Так бывает…
– А вообще, я заметил тут одну странность, – он перевернулся на спину и задумчиво глядел на небо, – здесь часто встречаются люди с глазами очень редкого цвета. Бледно-зелёного. У Анны Алексеевны такие же были… На портрете… У Стаса… Кстати, он ничего про него не знает?
– Говорит, что дальняя родственница, – она так и говорила с опущенными глазами, чтобы не выдать вранья. – Просто сходство в поколениях…
– А убитая женщина?
– Вообще полная неизвестность… Он её совершенно не знает…
– Да… – протянул он. – Ещё, что ли, одна родственница?… Ну, дела… И чего только в жизни не бывает…
…А пиявкам она категорически запретила даже думать о ней. Подумаешь, польза… Ведь противно!…
За обедом они болтали о каких-то пустяках, Юлий нахваливал её стряпню, говорил, что, на самом деле, жуткий обжора… Она смеялась и говорила, что не верит – вот ведь – ни жиринки на теле… Он опять начинал про свою йогу… Она отвечала, что это некоторым легко стоять на голове, а вот у неё центр тяжести совсем не там… Он тоже смеялся и говорил, что как раз там, где надо, правильнее не бывает…
А после обеда, уже совсем собравшись уходить, он сначала поцеловал ей руку, потом вдруг, улыбаясь и глядя в глаза, взял за плечо, потом обнял и, нежно щекоча дыханием и бородой ухо, поцеловал в висок, и не отпуская, хотел, кажется, продолжить, но… вдруг вздрогнул, как от удара… Опять в глазах промелькнула боль… Он, опять ничего не понимая, смутился и отпустил её.
– Ты книгу хотел взять, – она решила затащить его наверх. – Пойдём, выберешь…
По лестнице он шёл уже как-то с опаской… А когда переступил порог… Дернулся, взялся рукой за голову, сморщился…
– Так… – посмотрел на неё. – Продолжение? Ну, что же…
Пошёл к кровати, насвистывая и на ходу расстёгивая джинсы. Сбросил всю одежду, растянулся на шелковом покрывале, смотрел весело и зло.
– Да что же ты тянешь? Валяй, запрыгивай! Твой резиновый мальчик готов! – скосил глаза вниз, издевался. – Ах, не готов? Прошу извинить! Поколдуй, что тебе стоит!
Она подошла, села на краешек.
– Не надо, а? Я виновата… Но ведь ты никогда сам не начнёшь…
– Теперь уж, точно, никогда! – сказал он зло. – Только как вот объяснить это тому идиоту, за порогом? Который чуть не поцеловал тебя на пляже, да и здесь, в доме? Однако, и ему что-то мешает… Ведь не поцеловал же!
– Да потому что я для тебя дура-провинциалка! – закричала она. – Тебе умных да возвышенных нужно! Как твои голые безгрудые хвощи! А что со мной? И поговорить не о чем!
– Господи, – он опять сидел, взявшись руками за голову и уперев локти в колени. – Господи, ну какая глупость… У любых людей всегда найдутся точки соприкосновения! Нужно только захотеть их найти… А ты не захотела. Ты сама всё испортила. Ладно, – опять зло посмотрел на неё. – Не тяни. Давай, колдуй. Мне работать надо. У меня нет богатого наследства.
– И наколдую! – закричала она уже в слезах. – Иди ко мне…
…И опять, несмотря на странность ситуации, он был так ласков и нежен с ней… И отдавал, кажется, всего себя, без остатка… И уже сам отворачивался, не давая заглянуть в безнадежные, тоскливые глаза – и здесь думал прежде всего о ней… И она потом, сама не зная почему, ревела, но в то же время уже не отпускала его, как вчера, и крепко держала и он, видимо, поэтому, гладил её по волосам, успокаивал и шептал что-то весёлое на ухо…
Она так и не отпустила его до самого порога. Заставила одеться, привести себя в порядок, сама оделась и дала ему книгу в руки… Когда вышли, он поморщился, как от боли, а потом стал прежним.
– Что-то у меня с головой последнее время, – тёр лоб и улыбался по-доброму. – Что сейчас было?
– Как что? – она изобразила искреннее удивление. – Книги ты смотрел. Выбирал. Я же говорю – странные книги. От них как будто пьянеешь…
– Точно, – он всё тёр лоб. – Прямо дурь какая-то… А ты что? – вдруг тревожно заглянул в глаза. – Что с тобой? Как будто плакала…
– Это от купания. У меня всегда реакция потом, через какое-то время… – опять она опустила глаза.
– Таня…– он осторожно взял её за плечо. – Я так рад, что ты меня понимаешь… Я, может, и правда ненормальный… Но мне кажется, что это должно как-то… созреть… проявиться, что ли… Ты такая… просто чудо!… но ты не торопи меня, ладно?… и у нас будет ещё очень много хорошего… – засмеялся, всё-таки обнял её и сказал на ухо. – Если не передумаешь…
Она держалась из последнего, провожая его до двери, и как только она закрылась за ним, рухнула на ближайший диван. «Это что же, я влюбилась? Зачем это мне? У меня есть работа, у меня есть… Да что у меня есть? Цель? Зачем она мне теперь? …И скоро он всё вспомнит… И что тогда? Да, подумаешь… Нет!!! Нет, не подумаешь! Он возненавидит меня! А как же я буду теперь без него?» Она ревела и кусала губы, которых он совсем ещё недавно так легко касался, доводя её тем до безумия… И вдруг вспомнила: «Стас! Я отдам всё, лишь бы он ничего не помнил…»
…Утром её никто не разбудил. Потому что она вечером этого потребовала или ещё по какой причине? Подошла к зеркалу. Глаза ещё бледнее и ещё зеленее. «Что я скажу ему про них?» Может, позвонить и позвать его на завтрак? А вдруг спит? Он допоздна работал – она видела свет и когда ложилась спать и потом, когда просыпалась ночью… Да и вообще… Он же просил не торопить… А как не торопить, если у неё совсем не осталось времени? …Походила по дому, есть не хотелось. И Стас не едет… Она даже телефон у него не взяла. Хотя… Есть ли у него телефон? Пожалуй, телефоны им вообще не нужны… А ей? И она попросила мысленно: «Стас, умоляю, ради всего святого, приезжайте…» …И он появился. Да так быстро, что она не могла не удивиться вместо приветствия:
– Вы что, на помеле?
– Почти… – он не поддержал шутки и был очень серьёзен: – Только вашу просьбу я исполнить не смогу. Я играю честно. Может, смогу несколько затянуть, но… всё равно он всё вспомнит.
– Что же мне делать? – она почти плакала.
– Я вас не узнаю, – он действительно удивлённо посмотрел на неё. – Перед вами такие перспективы, а вы… Зачем вам этот ненормальный?
– Прекратите его обзывать! – возмутилась она. – И почему это он у вас то чокнутый, то ненормальный? Вы что, ревнуете? Завидуете, что ваша неземная красота не производит на меня впечатления?
– Что? – он вдруг захохотал, и стал почти симпатичным. – Ревную? О, господи… А хотите знать, какой я на самом деле? Такой, каким меня, кстати, и любила Анна…
– А разве…
– Смотрите.
Он стал меняться на глазах. Как в клипе Майкла Джексона… И быстро превратился в очень немолодого, седого и усталого человека… Только глаза остались прежние – бледно-зелёные.
– Внешность – суета… Люди пока этого не понимают… Вот и приходится подыгрывать. Красавцам в этом мире жить проще. Анна понимала… Она ведь тоже была немолодой…
– Боже мой… – она была потрясена. – Но её спальня… Пропитанная негой и эротикой…
– Это обычные люди считают, что с молодостью и красотой кончается любовь… Глупость несусветная…
– А всё-таки вы ушли от ответа…
– Да… про Юлия… Ненормальный он потому, что жить не умеет, – он уже опять был прежним. – От таких выгодных предложений отказывался… И почему? Из-за своих моральных принципов. Какая разница что рисовать? Мог бы сейчас собственную галерею иметь, а не реставратором работать.
– От чего он отказался?
– Он уникальный портретист. Талант. Очень и очень солидные люди заказы предлагали. Был бы придворным художником, катался бы как сыр в масле. Так ведь нет. Отказался. И теперь иконы отскребает от вековой грязи…
– И почему вас Анна полюбила? – сказала она задумчиво. – Ведь Юля о ней так отзывается… А вот то, почему она вам своё умение не передала, я уже поняла…
– Да неужели? – с издёвочкой сказал он. – Какие же мы правильные! А что с Юлькой вытворяете? Не в счет?
– Я просто дура. Самая обыкновенная дурища. Я сначала делала, а потом начала думать… Если бы всё вернуть… Стас, а может… кто из ваших что-то может сделать? Я вас не обману, я всё отдам, как только пойму, как это сделать… только помогите мне…
– Если бы это касалось чего-то другого… – он уже не издевался, говорил грустно. – А вы посягнули на самое святое и самое загадочное чувство человека – любовь… Она неподвластна законам. Ничьим. И даже мы не умеем ею управлять… И если надо – лучше просто её давить, и не обращать внимания… Если это нужно ради дела. Страдания, в конце концов, пройдут…
Она молча плакала, когда он встал и протянул ей коробочку.
– Вот, возьмите. Цветные линзы. Это единственное, что я могу для вас сделать. Чтобы он до последнего ничего не понял…
Она опять засела за чтение, хотя теперь оно не доставляло ей такой радости. Просто она хотела ускорить развязку… И опять ничего не чувствовала и не понимала. Юлий появился со стороны забора с бидоном вишни и букетиком васильков. Немного смутившись, поцеловал её в висок при встрече. Потом приложил букет ей к щеке и довольно сказал:
– Ну вот. Порядок. Сегодня глаза нормальные. А вчера всё время что-то чудилось…
Она засмеялась и взъерошила ему волосы, старалась, чтобы он отвлекся от её глаз, вдруг, да заметит тонкий ободок линзы? Пошли на кухню, где она решила наделать из вишни вареников. Юлий не возражал, так как вареники, по его словам, любил безумно. Хотел помочь, но она сказала, что сама справится. Тогда он попросил порисовать её, пока она будет готовить. Она удивилась:
– Но ведь я не смогу замереть! Я же буду в движении!
– Вот именно это мне и надо.
Он сбегал за бумагой и пастелью и уселся в дальнем углу, лишь изредка кидая на неё быстрый взгляд. Она же непрерывно думала о своём. А вдруг всё получится? Вдруг он совсем всё забудет? И тут с ним произошло нечто странное. Хотя чего-то подобного уже надо было ожидать. Он вздрогнул и, расширив глаза, уставился на неё.
– Ты что? – робко спросила она.
Он молчал, жутко смотрел на неё, только руки, казалось, без его ведома, всё продолжали и продолжали в бешенном темпе свою работу…
– Юля… – она боялась приблизиться. – Юля, ты что?
Он опять вздрогнул, сморщился, потер лоб.
– Да что со мной такое… – и вдруг с ужасом уставился на свой рисунок.
Она тоже подошла. Боже… Это была она. И очень похожа… Но только одна её половина была нормальной, синеглазой и обычной, а вот другая… Сладострастная женщина, с томным бледно-зелёным взглядом, изнывающая от похоти и неги…
– Нет, нет… – он судорожно закрыл эту половину руками. – Не смотри… Что же это, боже! Это не я… Не я рисовал… Что со мной?…
– Юля, с тобой всё в порядке, – она сказала это как можно спокойнее. – Пойдём…
Она взяла его за руку. Он не сопротивлялся, шёл за ней как во сне…
Переступив порог, опять, как всегда, вздрогнул и взялся рукой за голову. Но теперь молчал, просто как-то сник, даже плечи, всегда такие прямые, опустились… В глазах была только усталость… Молча пошёл к кровати, молча начал стягивать майку…
– Юля, не надо! – она подошла ближе. – Прости меня, пожалуйста…
Он молчал. Прислонился к стене. Глаза опустил, на неё не смотрел.
– Так мне что, не раздеваться? – наконец, спросил глухо. – Прямо так? Что-то новенькое…
– Юля, не надо, ничего не надо…
– Тебе нельзя, что ли? Месячные?
– Юля… Прости… Я не хочу, чтобы ты всё вспомнил там, за порогом… Я больше ничего не буду делать… Ты можешь уйти… Только прости…
Он подошёл и, наконец, посмотрел ей в глаза. Даже его страшный левый и тот был полон тоски и боли… Долго смотрел, а потом также молча пошёл, не оборачиваясь, к выходу…
…Сколько она лежала без слёз, мыслей и желаний на кровати?… Первое, что она почувствовала – это линзы. Мешали жутко… Сняла. Как говорил Стас? Задавить в себе любовь? Она сможет… Она сильная… Она должна… Слёзы, наконец, потекли по щекам. Нет… Это раньше она была сильная. Это раньше она бы смогла… Но он попросил её научить себя любви… И она научила. И что? Что теперь ей делать? …Без него… И тогда она вскочила и начала яростно рвать и громить всё, что попадалось под руку… Шторы, покрывало… Пинала ногами подушки, пока из них не полетел пух… Разбила зеркало и стёкла в книжном шкафу… Запустила лампой в стенку и та глухо хлопнула, разлетясь на мелкие кусочки… Вазы, статуэтки… И вдруг наткнулась на его майку, которую он бросил на пол, да так и не взял с собой… Ноги подкосились, она взяла её и уткнулась лицом… Такой родной и знакомый запах краски, растворителей, химии… Так же пахли и его борода, и волнистые тёмные волосы… Помимо её воли из груди вырвался отчаянный стон:
– Да гори ты всё синим пламенем!!!
…О, оно, конечно, загорело…
Только не синим.
А настоящим, оранжевым и горячим.
Причём всё сразу. Как в мультиках на тему о соблюдении пожарной безопасности… Шторы, стены, шкафы… Всё. …Она сначала жутко испугалась и хотела таким же образом всё и потушить, но… Увы. Не получалось. Видно, это происходило с ней в особые моменты душевных потрясений. Но ещё она поняла, что пламя её не обжигает. Да, конечно, кто-то из них говорил, что убить таких, как они, не просто… А как же ведьмы на средневековых кострах? Она, несмотря на ситуацию, даже горько рассмеялась. Ведьмы… Как же… Скорее всего, это были самые обычные и несчастные женщины… А ведьмы… Поймаешь ведьму, как же… А, может, это просто дело времени? Как следует разгорится и её возьмёт? Вот и отлично. Она села на горящую кровать. Ничего ей больше не надо. Сгорит – отлично. А нет… что же, тогда и будем думать, что делать дальше… Сидела вот так и смотрела как подушки вспыхивают, подобно праздничному салюту, как пушистый ковёр стал похож на весеннюю траву после субботника, как оплывает и со звоном взрывается хрустальная люстра…
И вдруг в коридоре послышался какой-то шум. Кто-то, подобно трактору, ругаясь и отмахиваясь от пламени, пробирался к её комнате. Она ещё даже не успела встать, как на пороге появился Юлий. На нём горела куртка, тлели джинсы… Волосы и борода периодически вспыхивали, и он сбивал этот огонь руками. Она подумала вдруг с горечью, что он, конечно же, пришёл спасать картины… Что же ещё может больше всего ценить художник?… Он, видимо, в отличие от неё, плохо видел в этом дыму, и она сама подала голос:
– Юля, картины в шкафу, я сейчас достану…
– Какие, к чёрту картины!!! – он бросился на её голос. – Ты что расселась?
Он подлетел к ней и накрыл мокрым покрывалом, которое она сначала не заметила у него в руках. И потащил её к выходу. И тут она, наконец, совсем поняла весь ужас ситуации. Не её, а его надо было спасать.
– Брось меня! Мне ничего не будет! Беги! – она пыталась стащить с себя покрывало и перебросить на него. Но он был настолько сильнее, что её жалкое трепыхание у него в руках, пожалуй, и не заметил…
…С каким-то придыханием ухнул свод коридорного потолка. Юлий, оттолкнув её, и не успев увернуться, принял этот удар на себя. Она увидела, как его обожженная голова заливается кровью. И уже, едва держась на ногах, опять подбежал к ней и опять поволок её к выходу… По пути они один раз куда-то провалились и ещё пару раз что-то падало сверху и опять он прикрывал её всем телом… И когда уже выход был совсем близко, почти в двух шагах, крыша начала рушиться окончательно. Он, к тому времени уже просто прыгавший на одной ноге, так как вторая была неестественно вывернута в голени, вытолкнул её в дверь мощным и сильным рывком…
Она упала от этого толчка на землю, но сразу же вскочила и обернулась назад… Сплошной огонь и месиво. Вдруг увидела рядом Стаса.
– Он там?
Вместо ответа она бросилась разгребать руками, которым, впрочем, ничего от этого не было, жуткий огненный завал. Стас, теперь уже молча, также работал рядом.
…Они вытащили то, что осталось от него, вместе…
Вокруг уже бегали пожарные, врачи, милиция и ещё какие-то люди…
Также молча и вместе они ехали рядом с ним в «скорой». Все возражения врачей Стас давил, даже не давая обрести им словесную форму. Она, уже молча, без слов, просила Стаса, и он также, без слов, отвечал, что они не боги…
…В больнице была суета. Слышались короткие приказы врачей по подготовке всего для операции. И тут вдруг рядом со Стасом начали появляться, словно из тумана, по одному или группами, люди, о которых она поняла всё по бледно-зелёным глазам… Впрочем, никто, кроме неё, этого не видел. Иногда казалось, что врачи даже проходят сквозь эти размытые фигуры… Стас молча просил их о помощи, видно, всё ещё помня про её обещание о передаче знания. Они сокрушённо качали головами. Наконец, они также незаметно растворились в воздухе…
– Увы, единственное, что я могу сделать – это убить его. Это было бы самое гуманное…
– Уйдите, – у неё уже не было слез. – Величайший гуманист… Были бы вы и все ваши друзья здесь, если бы не мой дар? Только о нём и думаете… Уйдите, я прошу…
– Что же… Как скажете. Но мы ещё встретимся…
Она уже не видела, как он ушёл – нормально, или тоже растворясь в воздухе… Она сидела рядом с человеком, для которого сейчас, не задумываясь, отдала бы даже жизнь… Но вряд ли это помогло бы ему… Половина головы была сплошным кровавым месивом, волос и бороды не было – одни чёрные пятна… Нога, видно, сломанная, так и оставалась вывернутой в голени… И руки… Чёрные и обуглившиеся, многих пальцев уже не доставало… они пострадали больше всего…
В палату забежали две сестры, но она, вдруг поняв, как это сделать, выпроводила их взглядом, не хуже Стаса… И ещё она поняла, как избавить его от боли. Не задавить, как это уже сделали, накачав его лекарствами, и не притупить… А просто избавить. Он сразу же открыл глаза, которые, на удивление, были целы. Увидел её. Смотрел без злобы, горечи, сожаления. Спокойно и просто. Потом хрипло прошептал:
– Он ведь хотел меня убить. Почему ты не дала?
– Юля, Юля… – только и могла прошептать она.
– Странно… но когда я был без сознания, я всё слышал… Все разговоры… Операция… Мне хотят ампутировать руки… Кто я без рук?
– Юля…
– Лучше бы ноги… Ведь мои небольшие сбережения когда-то да кончатся… И что я буду делать?
– Зачем ты полез меня спасать… – она по-прежнему не могла заплакать. – Ведь мне бы ничего не было… Ведь ты уже всё знал про меня… Почему не отпускал там, на пожаре… Ну, почему…
Он вдруг улыбнулся. Страшной, но доброй улыбкой, от которой треснула обожжённая губа.
– Ты так и не научила себя любви… Научи – поймёшь…
Он закрыл глаза, видно, его силы кончались…
– Но я люблю тебя! – закричала она. – Может, я делаю это неправильно, но люблю! – она уткнулась лицом в его обугленную ладонь и, наконец, заплакала: – Прости меня за всё… И поверь – это правда…
Он лежал, закрыв глаза, молчал, дышал всё тяжелее и тяжелее…
И вдруг она поняла.
Поняла всё.
…И про то, что любить, это не значит требовать…
…И про то, что любить – это, скорее, – давать…
…И если давать, то просто так, а вовсе не для того, чтобы ждать чего-то взамен…
А еще про знание, и про то, как его передать.
И ещё кое-что.
Картина вдруг прояснилась настолько, что она даже мысленно рассмеялась. Два клана… Колдуны и волшебники… Знахари и экстрасенсы… А в целом – все самовлюбленные болваны! Передавали своё знание из поколений в поколение только избранным, особым… И не могли понять, что надо, хоть изредка, иногда и нечасто, но делать это неправильно и передавать дар и другим, далёким от всего этого людям! Да, она никогда не будет даже просто колдуньей, не говоря уж о сильной… Да, не дано. Но сейчас, в момент прозрения, этот дар, не найдя в ней ничего своего, особого, обострил тогда то, что она умела больше всего – математику – и открыл ей и ещё кое-что… Формулы и логические цепочки мелькали в голове, быстрей чем в компьютере, все чудеса не были таковыми, была лишь наука и мысль… Извечный спор физиков и лириков… И она, наконец, разрешит его и «проверит алгеброй гармонию»… Да, она не будет колдуньей. Не дано, ну и пусть! Но она никому и ничего не передаст. Она, в отличие от избранных, видимо, всё ещё не знавших, что это возможно, могла теперь преобразовать, трансформировать непосредственно сам этот дар, который был на самом деле своеобразной, неизвестной науке Земли энергией, в то, что ей сейчас больше всего было надо. И ещё она понимала, что надо торопиться. Именно сейчас, когда этот дар готов был принять любую форму, когда она была в состоянии ещё управлять им… А момент озарения, хоть и не был мгновением, но был не бесконечен…
Она сдернула с него все простыни, руками рвала одежду, какие-то повязки, уже наложенные в машине «скорой помощи». Он приоткрыл глаза, смотрел удивлённо:
– Сейчас, сейчас… – она торопилась. – Нельзя терять время… Пока я всё понимаю… Именно сейчас… Потом будет поздно…
– Боже, Татьяна… это извращение, – он ещё был способен шутить и улыбнулся. – Прямо здесь?… В таком виде?… – а потом даже тихо засмеялся: – Хотя знаешь… именно там, кажется, как раз всё в порядке…
– Молчи…
Она, наконец, окончательно освободила его от одежды… Руки… Конечно же, она начнёт с них… Она начала водить своими руками по этим обугленным остаткам, закрыв глаза и вспоминая его ласки… Она чувствовала, как, словно из воздуха, возникают и кости, и мышцы, и кожа… Она направила эту могучую Вселенскую энергию, свой дар, в одно маленькое русло – свои руки, и на выходе, преобразовав его простыми и такими понятными ей математическими и логическими цепочками, превращала в материю… Она торопилась. Руки, потом лицо, голова… его родные мягкие волнистые волосы… Что ещё пострадало больше всего? Она переворачивала его то на спину, то на бок, не замечая его глаз, загоревшихся надеждой… Наконец, он смог поднять свою руку, уже совершенно нормальную и здоровую:
– Это что же? Я уже умер? – он шептал, но голос стал нормальный. – Или это от анаболиков глюки пошли? Или ты и вправду колдунья?
– Молчи…
Она торопилась, потому что уже почувствовала приближение конца… Как рентгеном прошлась руками по всем внутренностям, по пути, почти без напряжения, убрала рубец на лёгком, оставшийся, видимо, от пневмонии… Внутри всё было нормально. Огонь туда не добрался. Наконец, она положила руки ему на глаза. Но тут всё и закончилось. Как-то сразу, и без предупреждения. Она подождала ещё немного, словно собирая по капелькам из себя остатки умения. Ничего. И тогда, пока она ещё могла сделать это, решила отдать частичку себя. И вот так, вынимая крохи энергии уже из себя, усыпила его здоровым крепким сном, поцеловав в оба глаза… Всё. На этом всё её умение кончилось, и теперь она уже не могла и не помнила ничего…
Оглядела свою работу. Нога… На перелом сил бы не хватило, это она почувствовала сразу… Но перелом можно вылечить и так. А в остальном перед ней лежал нормальный, абсолютно здоровый человек… Такой, каким она увидела его впервые... Спал и улыбался во сне. Она встала, прикрыла его простыней и тихо вышла…
Она шла по коридору больницы, и слышала, как жутко завизжала вошедшая в палату медсестра, как потом врач долго, смачно и с наслаждением матерился, видимо, хоть в этом находя выход своему удивлению, как все бежали и что-то кричали… И уже здесь она начала понимать, что с ней что-то не так… Серые стены. Чёрный пол. Белые халаты. Ну, да, это больница… Но на улице поняла окончательно – мир, который она только-только начала понимать и чувствовать, потерял для неё свои краски. Она стала дальтоником. Видимо, это и было то что-то, что она оторвала от себя. Но она не пожалела об этом нисколько. Улыбнулась, развернула плечи и ушла…
…Опять снег. Такая снежная зима в этом году… Она взяла, как всегда, порцию вареников и уселась на своё любимое место у окна. Она теперь опять жила дома, с родителями. Ни Стас, ни его коллеги больше никак её не вспоминали. Видно, почувствовав, что у неё уже абсолютно ничего нет – ни дара, ни умений, ни знаний, – они полностью потеряли к ней интерес. Да и не пошла бы она работать в этот институт… На фирму тоже не смогла вернуться. Вся прошлая жизнь вдруг стала казаться кошмаром. Продала комнату, деньги отдала родителям и устроилась бухгалтером в маленькую контору в родном городишке. Был ещё тот самый участок… От дома, конечно, почти ничего не осталось, но и сам участок можно было хорошо продать, ведь поселок был престижный… Только она не смогла заставить себя туда поехать. Ведь она могла встретить там его… А это было невозможно. Только в больнице она окончательно поняла, что делала с ним… Он никогда не простит. Даже маньяки, насилующие свою жертву, подвергают её лишь физическим унижениям… А она издевалась ещё и над его разумом и чувствами… И то, что она потом спасла его – лишь небольшая капля в искуплении её вины…
Она поковыряла вареники, вздохнула. Есть, как всегда, не хотелось. Теперь каждый раз, в обед, она брала эти вареники только для того, чтобы вспомнить тот последний день… Она лепила их на столе, а он, улыбаясь и блестя из угла глазами и иногда, как мальчишка, то закусывая губу, то высовывая язык, рисовал её…
Она опять посмотрела в окно. Снег… Он точно белый. А остальной мир стал уже забываться… Она была даже и не дальтоником, а ещё как-то хуже. Всех оттенков осталось штук шесть-семь, не больше… Видно, поэтому она совсем перестала бывать в компаниях, сторонилась людей, боясь выдать свою болезнь… А то ещё выгонят с работы… Желающих занять это место полно… Хотя, может, надо было бы быть пообщительней. Вот сегодня, например. Ведь у неё день рождения. И коллеги с утра совершенно искренне поздравили её и даже что-то подарили… А она… Она не принесла даже торт, не говоря о других угощениях. И опять, под недоуменные взгляды людей, ушла на обед в соседнюю столовую…
…И опять она сидела и ковыряла вареники, когда, немного прихрамывая, к столу кто-то подошёл и сел напротив. Это было странно, ведь столовая была немноголюдная и практически все, кто хотели, сидели отдельно… Но она даже не подняла глаза… Сел, так сел…
– И как ты можешь есть эту гадость?
Она вздрогнула, чувствуя, как внутри всё холодеет… Этот голос, хотя и был сейчас немного простуженным, она узнала бы из всех на Земле… Медленно подняла глаза… и сначала не узнала его. Наверно, из-за одежды. Ведь она чаще всего видела его совсем без неё… Он был в какой-то светлой дублёнке и мохнатой (лиса? енот? не понять без цвета…) шапке. Сидел напротив, смотрел серьезно.
– Нет, правда, я вчера поел – и уже с вечера пришлось вспомнить все рекламы про мотилиумы и маалоксы… Не советую.
– Ты… – она даже не прошептала, а выдохнула. – Здесь…
– Что, не похож? – он вдруг засмеялся. – Хотя, конечно… у тебя ведь совсем другие воспоминания…
– Не надо… – опять прошептала она. – Мне так больно… Если ты приехал наказать, то, кажется, мы квиты… Я виновата… но я вернула тебе жизнь… То, что ты спасал меня, не в счёт… Я не просила… Я сама хотела… сгореть там…
– Наказать?! – он удивился. – Вот ведь… Женская душа – потёмки… И это здорово! Не соскучишься. А вообще-то, я приехал выполнить обещание.
Он залез за пазуху и вытащил маленький букетик каких-то цветов, похожих на фиалки. Как когда-то, приложил ей к щеке, улыбнулся:
– Порядок. Цвет нормальный, – потом опять из-за пазухи вынул темную косметичку («синюю? зелёную?») с блестящей («серебряной? золотой?») надписью POLA[1] («ох, …видно, что-то непростое!…»), засунул эти цветы в кармашек сбоку и придвинул ей. – С днём рождения, Таня. Хотя, без косметики ты значительно лучше…
Она просто в ужасе смотрела на всё это, не верила своим глазам… Он всё улыбался, но потом сказал серьезно:
– У меня к тебе деловое предложение, – хоть и был серьёзен, но глаза всё улыбались. – Один …ну, очень новый русский!… решил отреставрировать церковь, в которой венчалась его прабабушка. Деньжищ – не меряно. Мы с тремя ребятами уезжаем в Ярославскую область года на два. Я вроде начальника. И мне очень нужен грамотный бухгалтер. У меня деньги в руках не задерживаются. Боюсь протратиться. Ну, как?
Она молчала и не могла понять, это что, наяву, или она спит? Он вдруг встал, подошёл к её стулу и почти поднял с него. Обнял, начал целовать в глаза, в щёки, в губы:
– …Танька… дурочка ты моя провинциальная… Что же ты такая замороженная? Мне семейный бухгалтер нужен, понимаешь, – тихо рассмеялся. – Чтобы меньше своровал! Я же ищу тебя всё это время! …Ванька вообще ничего не помнит, бумаг не осталось… видно, известные нам люди подсуетились… Вот так и ищу… Ведь даже названия твоего городка и водохранилища я как-то у тебя и не спросил… Ты знаешь, сколько в Подмосковье водохранилищ? Я тоже раньше не знал… А городишек, которые на них стоят? Не догадываешься? А знаешь, сколько в них Мироновых Татьян? У тебя ведь удивительно редкая фамилия… а уж имя-то! Машину купил – вон за окном стоит. Иначе бы не осилить… А сегодня… это судьба… ведь именно в день рождения! Ну, что же ты молчишь? Ты ведь сказала, там, в больнице, что любишь меня… Ты шутила? Или уже просто передумала?
Она вдруг поняла, что дублёнка у него рыжая… И шапка из лисы… И, подняв голову, увидела его глаза…
– Что у тебя с глазом? – прошептала одними губами: – Линза? Не надо, я не боюсь…
– Какая линза? – он всё также обнимал её. – Да это же ты сама мне сделала! Ты что, не помнишь? Он теперь нормальный… – а потом отчаянно прошептал в ухо: – Таня, милая, ну, ответь хоть что-нибудь…
Вместо ответа она обняла его за шею, уткнулась носом в свитер, пахнущий краской… Он медленно становился тёмно-синим… И прошептала:
– Но я уже никто… То есть обычная… И если ты думаешь, что…
– Я знаю, – перебил он. – Там, в больнице я видел, как менялись твои глаза… Я всё понял. Всё-всё. Но ведь это лучше… Зачем нам теперь колдовство?
– Действительно, – она, наконец, улыбнулась. – Зачем?
– Вот только одного я боюсь, – он опять смотрел серьёзно, но глаза теперь смеялись. – Я старше тебя почти на тринадцать лет… Кончатся к старости мои силы и наставишь ты мне рога…
Вместо ответа она начала целоваться с ним на глазах у изумленной публики и мир всё больше и больше становился цветным…
– …Я, кажется, знаю, где тебе тогда взять силы, – засмеялась она. – …Ты просто перестанешь заниматься йогой!
|
|