| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск шестой
Рифмы и ритмы
Поэзия есть предвестник того состояния человечества, когда оно перестанет достигать и начнёт пользоваться достигнутым.
В.Ф. Одоевский
Геннадий Банников
А ВДРУГ МЫ В КОСМОСЕ ОДНИ…
ВОПЛЬ АТЕИСТА
Умчалась колесница Менелая к
сомнительной
мифической победе…
Куда вы делись, римляне и
майя, во глубине
сложившихся столетий?
Рассеянные воинами планы,
разнеженные
юношами павы,
Заснеженные северные страны
слились в одно
торжественное «Аве».
Пускаем вверх органные
пассажи, слетают вниз
постылые перуны…
Кто, господи, антихристов
накажет, кто оборвёт
их дьявольские струны?
Висят на дыбах римляне и
греки, вокруг
толпятся души ирокезов,
За ними Ватикан стоит и
Мекка и тараканы
друг на друга лезут.
Уехал Менелай, не оглянулся,
венер изрядно
наших обломало…
Идём, идём всё тем же старым
курсом и нам
всё мало, мало, мало, мало…
ХРУСТ ЯБЛОКА
хруст яблока, свиданье с
детством. жаль марки
выцвели – пожалуй,
к нам всё же осень набежала
и всё поставила
на место.
в цветущий дворик – столик
синий, очки
на самый кончик носа…
а главное – она не спросит:
о чём задумался, детина.
заметили: в корзине сливы.
хотите кофе –
есть хороший!
я, как и вы, по жизни
лошадь, хотя бегу неторопливо.
собачка чапа – без породы,
породистые надоели.
как хорошо в конце недели
уйти подальше от народа.
но вы не в счёт, вы на
особом моём сердечном
положеньи.
здесь, осторожно,
можжевельник. да, мы
отъявленные снобы.
располагайтесь прямо в
кресле. я хоть и волк
но не кусучий.
в жару такую будет лучше… и
никаких давайте если…
а осень дышит, дышит жадно –
ей тоже хочется
сиесты.
хруст яблока, свиданье с
детством… жаль марки
выцвели, пожалуй...
ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ
перекатилось поле с левой
руки направо
от моего анклава с запада на
восток
чуть поменялся колер
утреннего муара
сумеречный подарок мягкий
удар в висок
засеребрились тени с правой
руки налево
что-то хотят наверно жизнь
без желаний смерть
сумерки пролетели черный как
день малевич
белый как ночь сальери
лёгкая круговерть
полю не видно края а за
плечами горы
кажется это горе снежной
лавиной вниз
жизнь это так сакрально это
всегда минорно
а ведь всему виною чей-то
пустой каприз
по дуновенью ветра лево
меняет право
вот уже всё отрава воздух
любовь вода
день не такой уж светлый
вечер совсем не бравый
еве уже не пара старый
больной адам
кто-то ползёт по полю с
правой руки налево
юноша или дева кто разберись
поди
сил не осталось что ли
ползает на коленях
пленница или пленник ящерка
крокодил
САРАФАН
У меня сегодня день, у тебя
сегодня утро,
Запусти по ветру кудри,
сарафанишко надень.
Позади у нас Москва,
отступление в стакане,
Остроумие на грани чёрной
пули у виска.
Ах, какая дребедень –
выстрел малого калибра.
Пусть наш день ещё не выбран
–
сарафанишко надень.
Кисло-сладкой кураги привкус
вышедшего лета.
Дым дешёвой сигареты,
впереди у нас – ни зги…
Посреди температур,
темпераментов нестрогих
Обобью твои пороги, несмотря
на караул
Насекомых и цветов. Божьей
милости коровка
Поворот мне от порога
указала на восток.
Белый пластырь на ноге, от
хождений сбились ноги…
Ну, пожалуйста, нестрогий
сарафанишко надень…
ПЯТЫЙ УГОЛ
Мой любимый пятый угол – это
небыль, или быль?
Сам в себе – такая штука –
на излучине судьбы.
Направление на космос – было
детство, стала жизнь.
С точки зрения погоста все
на вытяжку ложись.
Есть свидетели событий –
сотворение, потоп –
Кто обрезал эти нити, кто
ответ держать готов?
Риторические фразы хороши
для красоты...
День опять приходит
праздный, пятый угол,
где же ты?
Нам от ада и до рая время –
по календарю,
Пятый угол я снимаю –
объявление даю...
По углам шататься любо, всё
к лицу для подлеца,
Заколдованному кругу нет
начала и конца.
ТРИ ЧАСА
Величальная прохладная вода
Принесёт весной усладу городам
–
Ничего не надо больше и
просить,
Божья дочка и такой же божий
сын.
Три часа стекали с неба… Три
часа –
Шёл божественный молебен в
небесах.
Очищение селений и лугов
Обретая как награду за
любовь,
За спокойную несуетную
жизнь,
Что в садах, домах, на улицах
лежит.
Три часа никак не кончатся –
смотри,
Где же небо, где же солнце,
раз-два-три…
Долго будут пересчитывать
часы
Божья дочка и такой же божий
сын.
НАВЕРНОЕ, ГОСПОДИ
Ах, как же тесна для
натруженных плеч ойкумена –
На грустной планете уже не
хватает пространства.
Наружу торчат мои волосы,
уши, колени –
Не вписан я полностью в свой
человеческий раструб.
Заставлю себя повиниться за
то и за это.
И свечку, и батюшке ручку...
И ножкой мерсикать –
Cпасибо-пожалуйста всем моим
счастьям и бедам.
По-всякому было, но чаще –
не очень красиво.
Сегодня оставлю в покое
возню скорпионов –
Сама разберётся природа с
реакцией ядов...
Проносятся реки, и звёзды, и
тени, и годы –
Наверное, господи, это
кому-нибудь надо.
МЕДЛЕННЫЕ ВОДЫ
Призрачное счастье в нашей общей
массе...
Я давно смешался, где-то в
первом классе.
Где-то за границей разума и
веры,
Что-то копошится – черти и
химеры.
Медленные годы, никуда не
деться,
Не пойму, за что там бьётся
моё сердце.
Доползу до ручки, поверну до
дому,
А ведь было б лучше головою
в омут.
Между всем, что было, перед
тем, что будет
По дороге пыльной катят мои
будни –
Утренних мелодий тёплые
теченья,
Медленные воды сумерек
вечерних.
ПОЕХАЛ МОЙ...
Скажите в свете нынешних
коллизий –
Кричать бы стало сытое теля?
Совпала серость глаз и
серость мыслей
С таким же серым цветом
бытия.
Стригу овцу, заблудшую в
гречихе,
Чихаю на капусту и горох...
Поехал мой советский старый
шифер
Куда-то за кудыкинский
порог.
Я слышу как сосед пускает
слухи,
хватается за звёзды и луну.
Но мне плевать – вокруг меня
пир духа
И что-то там в вине идёт ко
дну.
Из глубины души всплывает
рыба –
Нелепая смешная камбала.
И я иду продать её на рынок,
Чтоб польза хоть какая-то
была.
ВСЕГО ЛИШЬ МЕМБРАНА
Телефон мой странной
ориентации.
Мембрана в нём только что
Вибрировала женским голосом.
В марте месяце это очень
опасно.
У меня ведь и до этого были
дети.
А сейчас только собака и
кот.
Последний, верно, сбежал
В известном мартовском
направлении.
И рифмы, как видите, сбежали
туда же.
Не думал я, что они
подвержены
Весенней линьке, как
верблюды
И другие млекопитающие…
Зато у меня телефон не
линяет.
Хотя и говорит женским
голосом.
Но я-то знаю, что это –
Всего лишь мембрана…
Всего лишь мембрана…
Всего лишь мембрана…
ПОСЛЕДНИЕ ЗИМНИЕ ДНИ
В этом странном, мутном
воскресении –
стёкла запотевшие, отель,
Чужестранной публикой
заселенный, где и я
потерянный сидел.
Упускаю в сумерках сознание,
наизнанку
вывернув судьбу.
Обстановка полностью
вокзальная –
суета, сомненья и сумбур.
Дум нелепых сосредоточение
разъедает душу и глаза
Навсегда унылого отшельника,
что недолго
плакать приказал.
Настроенья жалкие,
сиротские. Мелкие,
мушиные дела…
Как давно мои авансы розданы
на далёком
краешке стола.
На моей безжизненной околице
мокрый
кролик с курицей в окне –
По погоде нынче не
разгонишься, хорошо
хоть истина в вине.
Облака весь день на небе
маются, зимние
кончаются деньки…
Мне приснились журавли и
аисты – как
прекрасны, как они легки…
ЗАПЛЕТАЮЩИЕСЯ ПЕРЕЛЁТНЫЕ МЫСЛИ
в муравьином сознаньи
ощущенье полёта
стюардессы касанье не
пристёгнуто что-то
глубина мотиваций измельчала
изрядно
безопасностью клацнет кто-то
пахнущий рядом
нам откроет кассандра вкус
другого полёта
ну-ка что нам на завтрак и
какое вино там
беззаботные выси без
претензий погода
не спасает от мыслей
скорлупа самолёта
зависаю в пространстве в это
страшно поверить
под лохматою властью
беспощадного зверя
до сих пор неизвестно что он
выкинуть может
самолётное кресло из
искусственной кожи
из искусственной мысли
вылетает реальность
заплетается рислинг в
беспросветности дальней
совершенно внезапно в
неизвестное сели
не пойму это запад юг восток
или север
в новый мир осторожно выношу
свои ноги
снова чувствую кожей я один
на дороге
ЗИМНИЙ ПОЕЗД
Заколдовано судные сутки
плывут на
какую-то нашу беду.
Мы стараемся вовсе идти
стороной,
чтобы не пересечься с бедой.
Опустились внезапно базар и
вокзал на
чело и на наши глаза.
Ну, скажите, зачем на крутое
плечо, нам
ложилось бы что-то ещё?
Почему-то, увы, никакие умы
не спасут от
тюрьмы и сумы –
В этом мире под вкрадчивым
ликом луны
заправляют одни колдуны.
На метле прилетела подруга
зима –
одурела от стужи сама,
Нам бросает в лицо
полыхающий снег – значит,
клонится дело к весне.
И уже ерунда – эта наша
беда, растопить
можно даже металл.
Запоздалый вокзал скорый
поезд подал – он
умчался, как к морю вода...
Я в зелёном вагончике тихо
сижу, непонятно –
восторг или жуть…
Я не знаю зачем, и не знаю
куда нынче
ходят зимой поезда.
ПОРТРЕТУ ДАНТЕ, ВИСЯЩЕМУ У МЕНЯ В КАБИНЕТЕ
Мне женщины русской плаценту
отрезал
простой акушер,
В комедии Данте на сцену он
вышел давненько уже.
Я тоже проникся моментом
таким
мезозойским почти –
Пупок, перевязанный лентой,
мне долго
лечили врачи.
В Чистилище и Преисподней
свой в доску
с той давней поры.
И пусть я не всё ещё понял
из жизни растений и рыб,
Но все искушения рая с
достоинством
детским всосал,
Соблазн до сих пор выбираю
себе исключительно сам.
Я Данте повесил на стену,
отныне мы с ним заодно,
Одно у нас правое дело –
налево нас тянет оно.
Спокойно висит Алигьери,
веночек его набекрень,
Он, видно, в хорошее верит –
не в ад и,
конечно, не в кремль.
Мы любим с ним райские кущи
и
лавровый запах венка,
Мы с ним оттопырили уши,
пусть я без веночка пока.
Нас всех дожидается слава,
пороки – вино и еда…
Он пристально смотрит
направо,
печально-повешенный Дант.
ЧАСАМ К ШЕСТИ
Сакральный угомон, ненужные
слова –
Прервалась связь времён,
кружится голова.
Потерянный сезон, ползучая
молва,
Промчится колесо, споткнётся
Боливар.
Заледенелый клён, привычная тоска,
Дурное отлегло от сердца, от
виска.
У стареньких ворот
колеблется зима,
Идей невпроворот на краешке
села.
Кристалл – твои глаза.
Коралл – твои уста.
В пещере, как Сезам, я ждать
уже устал.
Небесный гомон стих, ночное
рандеву –
К утру, часам к шести
покойники плывут.
Едва ли для живых в
замёрзшее окно
Вымаливаю стих
И мессу заодно.
НО ВЫДОХНУТЬ НЕЛЬЗЯ
В Германию, к друзьям – мы ж
с ними воевали…
От ненависти до… – один
короткий шаг.
Сейчас понять нельзя, кто
гитлер был, кто сталин –
Мы вместе были «под», от
счастья чуть дыша.
Нет-нет, я не забыл ушедших
в бесконечность,
Застывшее стекло в глазах
сирот и вдов,
Увядшей красоты до боли
быстротечной –
То время улеглось в один
тяжёлый вдох.
Но выдохнуть нельзя – душа
летит куда-то,
Обратно не вернуть щемящую
мечту…
В Германию, к друзьям – они,
конечно, рады…
Серебряная ртуть горчит с
утра во рту.
ПОДСВЕЧНИК БЛЕСТЯЩИЙ, ЛАТУННЫЙ
Прогнать пару мыслей
несветлых и сесть
у пустого окна,
Подумать о детях, о лете и
выпить сухого вина,
Погладить собаку на счастье
– старею,
добрею, тащусь –
Ну, что ещё лучше по части
таких
незатейливых чувств?
И снова мой день без
претензий зимой
за окошком бредёт...
Картину на стену повесить? К
двери
передвинуть комод?
Замедлить движение стрелок,
снежинок,
чаинок, теней?
Собака печально смотрела как
что-то тонуло в вине.
Подсвечник блестящий,
латунный, свечи
не жалевший огня,
Багровые тёмные думы со дна
незаметно поднял.
Все наши житейские бредни в
старинном
бокале сейчас...
Топлю пару мыслей последних,
чтоб новая
жизнь началась.
БОРИСУ ПАСТЕРНАКУ
Народ и партия – едины,
народу партия верна,
А он – про окна и гардины,
гусю товарищ Пастернак.
Легко частичкой быть
системы, страны,
что родиной зовём,
Отдать ей душу или тело и
петь об этом соловьём.
Умрём за родину из стали мы
оловянно – как один.
Роман Живаго не читали…
Пригрели гада на груди.
Он с нами топает не в ногу –
не ворошиловский стрелок.
Он хищник мелкий, типа окунь
–
крупнее выдумать не мог.
Ах, как утёнок этот гадок –
пусть уезжает в Алма-Ату.
Мы будем счастливы и рады,
гони – ату его ату!
Белеет что-то недалече на
озере из горьких слёз –
То лебедь красоту и вечность
на крыльях
родине принёс.
ПУДЕЛЬ
Перестали нынче тати под
моим окном стояти
И заглядывать вовнутрь,
принимая дурь за суть.
Где вы, триллеры, и эти –
там, где самый
лишний – третий?
Треугольник, словом, где в
ахренительной беде?
Мне бы в обморок и в кому –
повороту я такому
Был бы радый горячо через
левое плечо.
И не вижу я тем паче, кто бы
маленький пожарчик
Мне разжёг, и я в огне –
жарьте, жгите шкуру мне!
Или вот что – утопите. В
море, озере, корыте,
Чтоб мне было поделом, и не
просто, а зело.
Пусть я стану наркоманом:
просыпаюсь утром рано –
Забодал меня комар и уже я
наркоман.
Я такая, братцы бяка – укуси
меня собака,
Задолби меня удод, загуди
меня гудок.
Зарубите, Заколите! Ну,
скорее, битте-дритте –
Пусть случится что-нибудь
волосатое на грудь.
Так сижу я на работе –
философствываю вроде.
Конь в футляре и в пальто,
не зовёт меня никто.
Где-то там проходят люди, но
один, породы пудель,
Благороден и красив – всё ж
за ляжку укусил!
Оприходовал, короче –
сдвинул дело с мёртвой точки.
Будет вечером стоять за
окном любимый тать!
А ВДРУГ МЫ В КОСМОСЕ ОДНИ
А вдруг мы в космосе одни
И нет над нами высшей силы
И все небесные светила –
Пустые, в сущности, огни?
Выходит, нам лишь удалось
Сидеть и царствовать на
троне?
Ну да – представьте, если
кроме
Себя в пространстве –
никого...
Но мы боимся пустоты,
Мы создаём себе кумира,
Мы верим в окончанье мира
И тут же – в райские сады…
Мы ненавидим, бьём и лжём,
Легко мы убиваем брата,
Нас всех профессия солдата,
Считай убийцы, ждёт и жжёт.
Бросаем холокосты в Нил,
Всё принимают воды Нила…
И нет над нами высшей силы –
Давно мы в космосе одни.
|
|