|
На правах рекламы: • информационный портал http://milk-industry.ru/ |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск шестой
Рифмы и ритмы
Поэзия есть предвестник того состояния человечества, когда оно перестанет достигать и начнёт пользоваться достигнутым.
В.Ф. Одоевский
Леонард Тукилату
РАЗЛЕТЕЛОСЬ ОСКОЛКАМИ БЕЛОЕ НЕБО
(Окончание)
МАМЕ
Рассветная слеза
разбудила тебя,
протянув навстречу
руки первых лучей солнца.
Лицо твоё,
изборождённое временем,
украсило тепло улыбки
прекраснейшей из фей.
Солнечные великаны – высокие
ели,
склоняются пред тобой,
когда ты идёшь им навстречу.
И всегда при тебе чудный напев
–
мелодия жизни и покоя
человека
в вечном ожидании – Мама.
ПОЭТАМ
Отстал я от вас на день,
птицы белоснежные.
И очнулся с инеем на висках,
окунувшись в огневые
сумерки.
Иной раз
скатывались по лицу моему
слёзы,
невесть откуда взявшиеся,
и всё дивился я гроту,
в котором оказался.
И свесился с угла его клочок
неба,
и эхо, вырванное из глотки
ветра,
ворвалось в мысль мою
сквозь щель, пробитую
солнцем.
Тенью выскользнул я
в поисках свирели,
что смастерил наивный Пан,
чтобы спеть вам песнь,
дети не от мира сего,
разбросанные
по бескрайним грядам жизни.
* * *
Верь ближнему,
ведь час пробьёт урочный,
когда тебе никто уж не
поверит,
и осознание придёт,
что ты за всё в ответе...
Всё станет вдруг чужим,
и даже те, кого любил
безмерно,
вдруг отстранятся.
Пусть же краски дня
и солнца свет
тебя украсят.
Радость пусть коснётся
и глаз, и губ твоих.
Верь ближнему...
* * *
Зловещие звуки,
долетевшие откуда-то
издалека,
из других времён,
сжимают в объятиях танца
осенние листья.
Отстранённость и
безмятежность души,
одиночество и обнажённость
тех,
кто находится во власти
чувств...
Бунтарство и разрушение,
страх перед громадой века
и печать несчастий
на наших лицах.
* * *
Вы,
прикройте голые стены,
белизна которых режет глаза!
Затаитесь за ними там,
где молчат спящие реки,
где птица Феникс
сжигает свои крылья
и дети смыкают веки
в объятиях небес.
Сгиньте, вы,
крикуны,
манекены с цветами в руках
и сладкой улыбкой,
в пыльных париках, траченных
молью.
Сгиньте, вы,
ставшие позором осени.
ДЕНЬ СТАРОГО СОЛДАТА
Чиркнув о край земли,
вспыхнул рассвет.
Уставшие солдаты
согнулись под ружьями.
– Что за кровь течет в моих
жилах?
В прохладе утра
оставили нам свою песнь
кузнечики.
Кто-то сделал привал
в доме покинутых окон.
Где вы, радости мира?
Чёрный рот орудия
пока зажат
жарким поцелуем неба.
В безумной огромности
пустынных гор
я снова вопрошаю:
– Что за кровь течёт в моих
жилах?
А потом
тихо опускается вечер.
И редеет болотный хор,
забросанный телами
взорванных лягушек.
Почерневшие, как и ружья,
лица парней
затенены тоской по тем,
кто больше не придёт.
А в моих кодрах
еще кто-то поёт,
Словно ничего не случилось.
И еле-еле различим
зовущий голос матери.
И если спросите меня,
где моя родина
в радостной музыке
визгливых пуль,
я не смогу ответить.
Почему же так исступленно,
так надрывно
спрашиваю я вновь:
– Люди!
Что за кровь
течёт в моих жилах?
ОСЕННЕЕ
Клин журавлей
так же наводит на меня
тоску,
как звуки, покинувшие
струну,
и догоняют меня,
напоминая о тебе, детство,
напуганное
цыганами-бородачами
и затерянное в луговых цветах,
где не найти моих шагов,
откликавшихся дрожью на
голос свирели
и перекличку холмов,
раскинувшихся
вокруг родного дома.
Хрустальными колокольцами
звенел мой сад,
и грезилось мне,
что обретаюсь в мире снов и
волшебства.
Грусть... И ветер окутывает
меня
облачением из листьев,
чтобы я не заметил,
что забываю тебя.
ОХОТА
Раненый зверь
метит следы свободы
тёплой кровью на снегу.
Ты слышишь колокол старой
башни,
расправляющей онемевшие
члены?
Снова пойдёт снег,
и ничего бы не произошло,
если бы не бегали неподалеку
детёныши.
А на округу опустилась
тишина,
потухло солнце,
и небо и облака окаменели...
И волчица кормила детей,
словно ничего не случилось.
Падал снег,
будто ничего не произошло,
заглатывая тепло трупа,
кормящего детенышей.
НОКТЮРН
Во имя твоё,
властитель огромного ничего,
Я создал сегодня стих,
ненужный никому,
и такой простой...
Быть может, во имя тех,
кого уже нет,
не будет написано впредь
ничего.
Не станем же касаться раны,
которая могла бы заныть,
и не смутим покоя
чьих-то чутких душ.
* * *
Вернусь домой,
хоть с того света...
даже если вы не примете
меня,
вернусь домой.
Тогда, когда нет смысла в
воспоминаниях,
надо бы к чему-нибудь
прислониться,
укрыться под чьей-то крышей,
пусть даже чужой.
И всё же следует вернуться к
себе,
хоть и там нет мне места.
Я вернусь, чтобы узнать о
вас,
отец и мать,
о вас, поля,
о вас, поблекшие знамёна
детства.
КОГДА ТЯЖЕЛО ПРОЛЕТАЕТ КОНДОР
I
Я не знаю имён тех,
кто не воплотился, –
это горькая часть вселенной.
Я не знаю
имени Бога,
какого бы он ни был
происхождения,
умывающего руки в кровавых
песках...
Танец смерти в солнечный
полдень.
Я не знаю
имени Бога,
лик которого, вероятно,
никогда не просветлел для
тех,
кто был томим
нестерпимой жаждой.
Я столько мечтал о
хрустальных мирах,
протягивающих друг другу
руки,
хоть мне и не чужд
танец страха.
Я не знаю...
II
Родина лёгких песков...
Какое немое богатство
кроется в этой земле!
И отпугиваешь воронов,
больных проказой,
что несут в себе
твой страх.
Жёлтая родина
однородного золота...
Голос словно не твой.
Она – это ныне возрождающая
мёртвые легенды
страна огня и больных рек.
Страна рабов и сирот
в час битвы пустынь.
Страна мёртвых ангелов
бесконечных песков.
III
Хватит вам
выкапывать трупы древних
шахов –
этим
вы оказываете им
слишком много чести
и наводите на пустыню
тоску...
А песок
будет над вами смеяться.
Не тревожьте мертвецов
в поисках живых –
песок зайдётся в хохоте.
* * *
Снегопад гаснет,
касаясь ледяных стекол,
и, вырастая в высокие горы,
заслоняет свет.
Юный герой древних сказаний
неслышно спускается по простыням,
и незаметно исчезает тень.
И когда тяжело нависают
облака
и разверзаются небеса
и никто не решается
поднять свой взор долу
к Всевышнему,
безбородый герой
из стекла и гранита
засыпает в дрожащем потоке
света
сумеречных огней.
* * *
Для нас, фигур нелепых мрака
Поёт сова – прекрасной ночи
дщерь,
повязанная колдовством
с безумными мирами и
потусторонней темью,
Желая в страх вогнать
людские души.
По временам
их жуткая мелодия стихает
При петушиных выкриках в
ночи!
* * *
Когда дети
посвятили меня в свой орден,
шёл серебряный дождь
в обнимку с мелодией по
крышам.
А солнце улыбалось,
зазывая меня к себе за
пределы дождя.
О, этот дождь моей
безграничной радости!.
Невзначай проскользнуло
слово,
Что он не вечен...
Я не поверил...
Кружась в струях дождя,
Ощущаю своё бессмертие...
Но сколько же он будет
длиться?
ЗОВ
Земля, твой голос нас зовёт!
Ты кличешь в хоре птиц давно
умерших.
И на устах детей твой крик
прижился
и затаился в белых прядях
старцев.
С любовью прижимаешь их
следы
к груди своей.
А где-то уж остыли
на твоем высоком лбу
отметины и наших странствий.
Земля родная,
все твои цветы
всегда нам приносили
радость.
В твоём дому
твой зов звучит слабее
И незаметно тают тихие шаги.
Когда порог его
переступаешь,
уже не слышен твой призывный
крик.
Мы, странники,
под стягом сна зелёным
Привал разбили
в доме матери-земли.
* * *
Мой город голубых ночей,
тоски моей
раскрыл свои железные
объятья
и высоко подбросил,
чтоб увидел я
слепящий свет.
О город моего большого мира,
Ты – каменное воплощенье
наших помыслов,
увековеченных старательным
резцом
на гордых воротах.
А чуть поодаль – мы,
земли родные дети.
* * *
Когда домой я возвращался,
то шёл
с желаньем стать в ряды
хотя бы тех, кто был ко мне
враждебен.
Усталый, я просил воды
глоток,
и мне его не дали,
вдогонку крикнув,
что мне места нет и
скатертью дорога.
– Но ведь это – путь,
растрескавшийся от дыханья
зноя!
Зачем же вы,
которых не видал я столько,
хотите вновь исчезнуть?
Посмотрите –
смерчи пыли плывут живыми
призраками.
Верю, что не будут мне
грозить
внезапным отлученьем ласки
солнца,
звенящего слепящим
ожерельем.
Неистово воспоминанья
кружат в безумном танце
кукол ветхих.
Стекает ваша жизнь
со скользких стёкол дней
и дарит вам магическую
власть
над радостью,
которой ныне вы сильнее,
чем прежде.
Особенно, когда вы заритесь
на не своё,
на что нет прав у вас.
Как вновь мне захотелось
ощутить покой,
несносный вам.
Ведь тишина
свела бы вас с ума
и оглушила.
Святая тишина, кому желанна
ты?!
И вновь хочу, как раньше,
рядом с вами быть
встречая солнце,
утром безграничным.
Как невозвратны
воскресные рассветы,
когда мы
молитвы возносили к небесам
об отдыхе на целую неделю.
В желании вернуться,
в полный голос я кричал,
уснувшие деревья сотрясая,
как ангелы, что солнце
кличут вслед.
Стоял в обнимку с болью,
а рядом – вы, стеной,
к кому я зря взывал
и для кого напрасно
припас
столь редкий день свершенья.
ШАХМАТНАЯ ДОСКА
Какая злобная и странная
улыбка
застыла на устах
у кесаря, лишённого короны,
пред строем собственных
солдат,
бессильных вновь явиться на
подмогу.
Быть может, жалость охватила
их –
но слишком тяжки
такое унижение и стыд
для короля.
Затем, не обронив ни звука,
как всегда,
они привычно вытянулись в
струнку
пред новым королем.
БАЮ-БАЙ
Деревья величавые при свете
засыпают,
ступая тихо в новое созвездье
сна.
Стучатся в дверь мою
и всё же покидают,
мне оставляя сладкий сон.
Спи, баюшки-баю.
Их песня для меня,
чтоб я уснул.
И это плохо.
Спи, баю-бай.
Их пенье для меня –
старушка-мать,
как ты несчастлива.
И кто из нас
заполнить пустоту сумел бы?
Мост через реку, как ушко
иглы...
Спи, баю-бай.
* * *
Иду мириться
с миром маленьким моим,
как на свидание с душой
в твоём огромном сердце,
край родной.
Иду, дыханье прерывая,
узреть ещё хоть раз тебя,
в ком верная душа моя
трепещет.
О, это счастье встречи,
край родной
с тобой, –
бездонный омут радостей
безумных.
И необъятным солнце мне
казалось,
прекрасным и чарующим
всё виделось опять,
как в бабушкиных
старых-старых сказках.
* * *
Хлопья
с твоими
сплетаются
белыми
прядями
Снежным
потоком
уносятся годы
твои
К счастью
какому
глядят
эти очи
заплаканные
Сквозь
покрывало
прозрачное
старой
луны?
К САЛЬВАТОРЕ КВАЗИМОДО
Услышь меня, маэстро
Квазимодо,
Сегодня я получил цветы
И хочется с тобой мне
поделиться.
И лепесток за лепестком
Хочу воздвигнуть храм,
Где избивать не будут ветры,
Храм, где очи мира,
В надгробья врезанные,
Скажут о тебе.
Отныне ты навеки здесь,
Ты высечешь большие кубки
Для дня источников,
Где дети носятся с весёлым
шумом,
Сквозь дождь
О радуге взывая к небесам.
ПИШИ МНЕ
М.Б.
Ты напиши мне
что слыхала где-то
звук трубный неба
и что в этот час
провиденье
нам изменило
и что мы
играли так
как не играл никто
до нас
что ты –
богиня вне закона
наивная и милая
с огромным сердцем
щедрым, словно хлеб,
пиши тогда
когда созвездия сойдутся
для начертания судеб
пустившихся в дорогу
а ещё мне напиши
что я отсутствовал
столь долго
что надо бы вернуться
скитальцу заплутавшему в
пути
что ты меня ждала
и если не приду
и если не вернусь
пиши
что это
«трагедия
не самая большая»
тогда поверю я
что ты – богиня вне закона
с своим
рассыпавшимся на песчинки
миром.
Перевод Мирославы Метляевой-Лукьянчиковой
|
|