| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск шестой
Цветы усопшим
Жизнь мертвых продолжается в памяти живых.
Марк Тулий Цицерон
Мирослава Метляева
РАДОСТЬ ПЕРВООТКРЫВАТЕЛЯ,
Или вступление к первому переводу на русский язык книги румынского философа Константина Нойки «Шесть болезней современной духовности»
(к 20-летию со дня смерти)
Константин Нойка (1909-1987) – явление уникальное в развитии европейской философской мысли. Для румынского читателя он является знаковым явлением. Однако за пределами Румынии его имя становится широко известным только в последние десятилетия, хотя уже в 30-е годы прошлого столетия его труды получили признание в Германии и во Франции. Работы молодого Константина Нойки были посвящены анализу творчества Декарта, Лейбница, Канта, а также Гегеля, Платона и других. Однако известность в стране принесли ему его собственные оригинальные работы «Шесть болезней современной духовности», «Три вступления к становлению бытия», «Молитесь за брата Александра» и т.д.
Благодаря усилиям Института культуры Румынии произведения Константина Нойки в последние годы переводятся на основные европейские языки. Впервые в 2006 году мною был осуществлен перевод книги румынского философа «Шесть болезней современной духовности» на русский язык. Мне бы не хотелось останавливаться на сложностях и деталях переводческой работы, а обратить внимание читателей будущей книги на некоторые стороны творчества этого необычного и весьма интересного автора.
Кем является Константин Нойка, в отличие от своего современника и друга Мирчи Элиаде, для русского читателя? Безусловно, это белое пятно на карте познания философской мысли в регионе функционирования русского языка. Даже в Молдове, где произведения румынских авторов имеют довольно широкое распространение, знание творчества Нойки является скорее признаком эрудированности в среде интеллектуалов, чем предметом научного анализа. А между тем произведения этого автора, его взгляды на мир и роль человека в движении истории и в социальном развитии общества представляют собой уникальный вклад в философию ХХ века и требуют к себе не только пристального внимания и детального разбора, но и глубокого изучения.
Кем станет Константин Нойка для обширного пространства влияния русского языка, зависит от многих факторов, и, прежде всего, от появления его работ на российском книжном рынке, на их появлении на полках библиотек и в аудиториях вузов.
Когда я только приступила к переводу книги «Шесть болезней современной духовности», мне довелось услышать от некоторых людей, знакомых с творчеством философа, что Нойка – это прежде всего интерпретатор известных философских систем, и я позволила себе не согласиться с таким подходом к творчеству К. Нойки и выразила мнение, что он систематизатор, автор собственной системы взглядов на общество, человека и роли духовного начала в их становлении и развитии. Однако, по мере продвижения работы над книгой, я пришла к убеждению, что Константин Нойка – это подлинный новатор в истории философии, и его нестандартные взгляды должны войти в оборот русской философской мысли.
Начнём с универсальности его системы диагностики состояния духовности любого общества, созданной на основе обширных познаний как в области гуманитарных, так и естественных наук.
Его взгляд на историю сквозь призму развития цивилизаций, проявление которых он усматривал, прежде всего, в состоянии культуры, научно-технического прогресса и их влияния на общество и на духовность, даёт возможность определить не только позитив, но и деформации, действующие в тот или иной исторический период. Говоря о болезнях духа, Константин Нойка писал: «В рамках отдельной работы о бытии мы попытались осветить несколько великих, порой благотворных, нарушений духа. Дав названия состояниям и проявлениям, представив их “болезнями” (сам дух иногда называли болезнью творения, когда не видели его во славе), мы стремились найти хоть толику научности в беспорядке, в котором жил и живет человек». И далее он отмечает, что описанием этих великих человеческих ориентаций (потому что это, собственно говоря, ориентации, а не болезни) появится возможность определения роли «молодой натуры» своего народа в развитии всего человечества.
Но, демонстрируя перспективы своего народа, Константин Нойка даёт возможность определить и перспективы других народов в зависимости от состояния развития их духовности. Как мы уже упоминали, для Нойки болезни духа – это ни в коей мере не душевные и не обычные соматические болезни, зависящие от условий бытия и других обстоятельств, но которые могут привести к таковым. Это, скорее всего, систематизированные человеческие устремления, появляющиеся от осознания или неосознания трёх факторов:
– восприятия главного, генерального, т.е. способности определения общего из огромной массы впечатлений, ощущений, вещей, фактов и т.д.;
– состояния развития индивидуального, выражающегося в самоидентификации как личности, так и народа в этом мире;
– наличия детерминаций, т.е. волевых установок человека, общества в целом, зависящих не только от врождённых, обусловленных природой качеств, но и от сознательной направленности индивида, общества, цивилизации. От сочетания этих трёх факторов, от их взаимодействия зависит состояние духа и духовности, что и является основой проявления той или иной из шести болезней духа, условно названных Константином Нойкой: католита, тодетита, хоретита, акатолия, атодетия и ахоретия.
Причём эти «болезни» являются конституциональными, а не привнесёнными извне, и в то же время они не столь разрушительны, как обычные, а наоборот, скорее всего плодотворны, ибо являются толчком для дальнейшего движения духа.
Как уже отмечалось, система, созданная румынским философом, охватывает и опирается на данные современной науки и науки прошлого, а также на литературу и искусство, культуру в целом, и применима к постановке диагноза духовного состояния любого человеческого сообщества.
Оригинальность автора в изложении материала заключается и в том, что он обращается к языковым грамматическим категориям, обрисовывая те или иные периоды развития отдельных сообществ или цивилизаций. История развития этих категорий неразрывно связана и с историей развития духа.
Показывая препятствия на пути универсального в европейской культуре, Константин Нойка отмечает: «Можно сказать, что ныне в банальных и не принятых во внимание грамматических категориях необходимо найти подходящие формулировки для препятствий, через которые прошло универсальное в европейском сознании.
В Средние века универсальное было существительным. Хорошо известна так называемая ссора между “универсалиями”, и любой знает, как легко были субстантивированы и персонифицированы все понятия общего, но не для того, чтобы быть сведёнными к конкретному, а для их репрезентации в собственном универсальном. Таким образом, в “Романе о Розе” (Le roman de la Rose) появляются знакомые олицетворения Любви, Ревности, Разума, Дружбы и т.д., как и понятия Милого взгляда и Доброй встречи. Все мыслилось универсально, но в виде существительного. Возрождение принесло в нашу грамматику другой, столь значительный для духа термин: прилагательное. Теперь цвет, вариативность, нюанс, богатство и, одним словом, вся феерия прилагательного в виде царства сравнения epitheton’a, эпитета, работы над чем-то, была включена в действие. Это мир Флоренции с её тканями, с её формами и цветом, и, разумеется, живописью и художественным великолепием. Всё Возрождение может быть воспринято как мир прилагательного, где исчезает единичность существительного и появляется множественность и аккумулирование прилагательного.
Затем наступила эпоха французского классицизма XVII века, где универсальное уже не выражалось ни как существительное, ни как прилагательное, а как наречие и с помощью наречных оборотов. Этот классицизм совершенно не претендовал на оригинальность; он придерживался только манеры и стиля. Французский классицизм заимствовал для всех видов своего творчества, в первую очередь для трагедии, всё, что ему было по нраву из Античности, или даже у своих соседей испанцев и итальянцев, но он сумел приспособить всё “в изысканной форме”, “в мотивированной форме” с психологической глубиной Расина, “в рациональном виде” с критической мудростью Буало или с совершенной искренностью человека о самом себе в произведениях французских моралистов, которые не додумались создавать, а только окропляли наречиями классические действия и состояния человека.
И если XVIII век довёл до конца эту утончённость, рафинированность и стилизацию через наречие, то на пороге 1800 года возникает новая грамматическая форма, которая берёт на себя ответственность за универсальное: на сей раз это известное свойство прилагательного, способное без какого-либо возврата к позитивному и реальному миру оценивать его. Теперь появляются сравнительная степень (comparative) и, спустя некоторое время, превосходная степень (superlative). Действительно, с развитием цивилизации и новой экономики, в частности, с появлением машины, в свете появляется словосочетание “лучшее” и стремление достичь повсюду “лучших” условий для человека. Для этого мира характерно, что человек появляется в нём в несколько в подвешенном состоянии: этот мир уже не знает (и продолжает и поныне находиться в неведении в обществе потребления, например), что означает “хорошо” и что такое “добро”, но точно знает, что означает “лучше” и “лучшее”, а в американской версии прекрасно разбирается, что означает “очень хорошо” и “очень хорошее”.
Более новый мир, особенно западный мир акатолии, да и вообще мир второй индустриальной революции, ставит теперь, кажется, акцент на новой грамматической форме, минуя существительное, прилагательное, наречие, а также сравнительную и превосходную степени. С появлением электронной техники и систем коммуникации и контроля, пришедших вместе с кибернетикой; стал доминировать союз (conjunctive). На современном этапе универсальное приняло в большей части мира вид союза: соответственно, и, или, если… тогда. Это союзы, которыми управляет математическая логика, и посредством которых она же управляет внушительной частью завтрашнего мира автоматизации. В духовном плане, эти же союзы связывают между собой людей и миры. Но являются ли они связующим звеном? Контакты между людьми посредством подобных союзов – и подобными контактами эффективно пользуются люди в больших человеческих агломератах, где они аккумулированы союзом “и”, т.е. прилеплены один к другому только с помощью сочетаний: и я, и я, или где они разделены посредством союза “или”, т.е. или я, или вы, – с их претензией представлять дух в его универсальности, кажутся настоящим разложением духа.
Вот тут может включиться румынский вклад. Он приходит, чтобы представиться ещё в скромной форме грамматического термина, а именно, предлога. Всё, что с нами происходит и, впрочем, всё, что происходит с универсальным, должно обрести своё местоположение и равновесие, оно должно быть в чём-то, над чем-то, с чем-то, к чему-то. Но какое-то чудо, осмелимся сказать, румынского языка даёт возможность одному предлогу поглотить (охватить) все остальные, выражая их не только в сумме, а даже больше: это предлог в (intru), который охватывает и делает действительно возможными, не имея собственного места в пространстве, – функции всех остальных предлогов, занимающих в нём точное место. Но с подобным предлогом румынский дух мог бы опустить универсальное в мир предлога. Ибо в чём находятся все эти великие достижения цивилизации и современного человека? Если жизнь духа имеет какой-то смысл, тогда он является тем, что должно находиться “в чём-то”, но это мог бы произнести скромно, но уверенно румынский дух определённому миру, конституциональные болезни которого, возрождённые ныне слишком насильственно, рискуют, порой, переселить этот мир, по индийскому изречению, в условия обезумевшего “я”».
Обращает на себя внимание тонкий, полный деталей трезвый анализ эпох, цивилизаций, народов, подкреплённый научными данными и личными наблюдениями, а также мягкий юмор, ироничность, с которой К. Нойка даёт определённые характеристики. Это отношение сильного человека, не унижающего ни своего достоинства, ни других, но трезво оценивающего реалии, и как учёный, ставящий диагноз, указывающий на признаки и перспективы заболевания.
Что такое предвидение? Это прежде всего глубокое знание истории, литературы, культуры в целом эпох и народов, включая естественные науки, знания психологии, социологии, развития религиозных чувств и т.д., а отсюда способность установить цикличность развития человечества и человека, в частности, и на основании этого прогнозировать будущее. В этом смысле Константин Нойка может быть отнесен к провидцам. Его книга «Шесть болезней современной духовности» как будто написана сейчас, в эту минуту. Анализ всех нюансов глобализации в обществе потребления, где уничтожаются высочайшие духовные ценности во имя этого потребления, сведённого ко всеобщему, с одной стороны, и показ дробления, измельчения высоких духовных материй до узких законов, регламентирующих каждый шаг и делающих общество неспособным поднять голову и абстрагироваться от мелочей, чтобы обозреть общее, с другой стороны, и обессиливающих дух, – всё это делает работу К. Нойки актуальной на долгие, не побоимся сказать, на все времена и предостерегает от дальнейших духовных и социальных катаклизмов.
|
|