| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск седьмой
Изящная словесность
Слова, которые рождаются в сердце, доходят до сердца, а те, что рождаются на языке, не идут дальше ушей.
Аль-Хусри.
Наталья Елизарова
КОГДА ПРИЛЕТАЮТ ЛАСТОЧКИ
Тоненькая девочка, грациозно изогнув спину, мягко, как кошка, ступает по тёмно-зелёному ковру. Вокруг неё вьётся алая лента: то она взлетает крупными кольцами, то опускается зигзагами, подчёркивая каждое движение гимнастки. Лицо девочки сосредоточено и спокойно. Она уверенно завершает упражнение с лентой. Раздаются рукоплескания зрителей. Глаза девочки вспыхивают, и она улыбается.
Валя улыбается вместе с ней. Она хорошо знает эту юную гимнастку по телевизионным передачам и спортивным газетам. Она следила за её выступлением на последней Олимпиаде, которую транслировали по телевизору. Следующее упражнение должно быть исполнено с мячом. Валя уселась поудобнее. Но тут по экрану побежали шуршащие ломаные линии, возникли помехи, и диктор объявила, что по техническим причинам продолжение передачи переносится на другой день. Далее последовала реклама. Валя обиженно уставилась в телевизор. Разочарованно вздохнув, выключила его.
Некоторое время она сидела в своём кресле, вспоминая выступление гимнастки. Если бы она, Валя, была здорова, она тоже стала бы заниматься спортом; возможно, профессионально. Валя с сожалением взглянула на свои парализованные ноги. Нет, лучше не думать… не надо… Зачем расстраивать себя? Тем более, сегодня так хорошо начинается день: с яркого солнца и весёлого чириканья воробьев. Грустить совсем не хотелось!
Валя покатила своё кресло в другую комнату, к окну, из которого был виден Иртыш. Лёд на реке уже раскололся, кое-где потемнел. На берегу крутились мальчишки. Валя не видела их из окна, но до неё доносились их оживленные голоса… Вчера по радио в милицейской хронике передавали, что в таком-то районе один мальчик провалился под лед и погиб. Сотрудник, читавший сводку, строгим голосом предупредил ребят не ходить по льду. Вале, слушавшей его, тогда пришло в голову, что прав милиционер – кататься по весеннему льду опасно, но, если бы она, Валя могла бы ходить, она тоже, как мальчишки, стала бы лазать по льдинам…
Несколько минут она смотрела в окно и жмурилась от резких солнечных лучей. Потом протянула руку к столу, достала из ящика блокнот и огрызок карандаша, набросала текст:
Ожил после стужи ледокол,
Долго находился он без дела,
Как хозяин по реке пошёл,
И вода под килем закипела.
На куски расколот крепкий лёд,
Так ребят и тянет покататься.
Кто-то крикнет всем: «За мной, вперёд!»
И попробуй тут один остаться.
Как смелы вы, юные года,
Не удержит никакая сила.
Только вот проклятая беда
Самых храбрых в бездну уносила.[1]
Валя несколько раз перечитала написанное, расставила знаки препинания. Потом поставила под стихотворением сегодняшнюю дату, а над текстом название «Ледокол».
Валя любила весну, любила за её разнообразие. Зима – та всегда была одинаковой: тусклое солнце, снег, а когда на улице стоял мороз и окна замерзали, то Валя не видала даже хмурого солнца и снега. Лето утомляло своей жарой. Осень надоедала холодными дождями и чем-то унылым, навевающим грусть. А вот весна была желанной всегда. Валя ждала её и ликовала, когда она приходила: сначала радовалась переливающимся на солнце сосулькам, затем клейким зелёненьким листочкам и ласточкам, которые прилетали в мае… Несколько лет назад, когда Валина мама – Раиса Петровна – ещё не была так занята на работе, она часто вывозила своих дочерей: Валю и младшую Светку за город, на дачу. Валино кресло ставили на сухой пригорок с таким расчётом, чтобы со всех сторон девочку согревало солнце. Её укутывали пледом и оставляли одну. Глядя на мать, которая суетилась вокруг шашлыков, на резвящуюся с собакой Светку, Валя задумчиво улыбалась, и на какие-то мгновения, забыв, что она калека, начинала мечтать и даже верить в то, что её мечты сбудутся. В такие минуты она сочинила первое стихотворение…
Почувствовав за спиной движение, Валя
вздрогнула и быстро развернула кресло. Перед ней стояла младшая сестра –
шестнадцатилетняя Светка.
–Ты? – проговорила Валя. – Я не
услышала, как ты вошла.
Светка не ответила. Её руки рассеянно
гладили пса Кузьку, вертевшегося у ног, а глаза смотрели в сторону.
– Кузя ждал тебя, его надо выгулять,
– сказала Валя.
– Потом… успею ещё…
Светка прошлась по комнате, остановилась у зеркала, но в него не взглянула, отщипнула листик от цветка, висевшего на стене, скомкала его и бросила на пол. Нервно хрустнув пальцами, стиснутыми в замок, она присела на краешек кровати. Вале пришлось долго ждать, пока она заговорит. Сама она ничего выспрашивать не стала, тем более что уже наполовину знала то, о чём пойдёт речь. «Неужели опять?»…
– Валь… только не говори матери… я
продала свою золотую цепочку… Да не смотри ты так! – она вскочила, но тут же
села. – Мне деньги очень были нужны, понимаешь?… Кузя, отстань! Сейчас, сейчас
я тебя выведу!…
Валя почувствовала спазм в горле.
– Ты же обещала бросить колоться… –
тихо проговорила она.
– Я бросила! – поспешно проговорила Светка. – Бросила… Всё! Окончательно!
– Зачем же тогда?…
– У меня были долги, понимаешь?
Цепочку нужно было продать, чтобы рассчитаться. Но теперь всё в порядке… я
никому ничего не должна… – Светка жалобно заглянула сестре в глаза. – Осталась
мать… Что мне сказать ей? Придумай что-нибудь, Вальк. Мать убьёт меня за эту
цепочку!
– Скажи, что потеряла, – устало
проговорила Валя, смотря на худые Светкины пальцы с обломанными ногтями.
– Ты думаешь, она поверит? –
усмехнулась Светка.
– Ну, я правда не знаю, Света… Ну,
скажи, что сняли.
– Чтобы она меня в ментовку потащила?
Больно надо… Слушай, а помнишь, она рассказывала, как Верка из третьей квартиры
умывалась и одну сережку в раковину уронила?
– Да, помню.
– Это же идея, Вальк! Мать поверит.
Она должна поверить!
Валя наблюдала, как радуется сестра,
но радость видела только в улыбке. Глаза Светки не смеялись: они были
погасшими, равнодушными и пустыми.
…Началось всё примерно два года
назад, когда Раиса Петровна решила, что ей хватит работать на «чужого дядю» и
пора самой открывать собственное дело. Её решение разделил друг семьи Вадик, и
они купили коммерческую палатку. Так начались длительные поездки за товаром,
бесконечные задержки на работе, частые отлучки из дома по ночам. Постепенно
дела у Раисы Петровны заметно поправились, и она перестала сетовать на злую
судьбу «без мужика», когда одной приходится растить двух дочерей и считать
каждую копейку. Отправляясь в командировку, Раиса Петровна всегда оставляла
дочкам определённую сумму денег – «на всякий случай»… Первой перестала скучать
по матери Светка, она даже рада была, когда та уезжала, потому что в её
отсутствие можно было прогулять занятия в школе, собрать дома вечеринку. Валя
уставала от дикой оглушительной музыки, стала тяготиться присутствием Светкиных
друзей, и однажды попросила сестру больше не приводить их в квартиру. Светка
надула губки, обиделась, но отныне её приятели перестали появляться у них. Зато
она сама стала по любому удобному поводу исчезать из дома… Вале не понравилось,
когда Светка впервые в открытую закурила при ней, но запретить сестре она не
могла, тем более что их мать и все её знакомые тоже курили.
Однажды Светка пришла домой с
окровавленной губой и разодранными коленками. Вале так и не удалось добиться от
неё, что случилось. Светка по-детски хлюпала носом и пускала сопли, но ничего
вразумительного произнести не могла, – слишком уж была пьяная.
Из школы ей пришлось уйти: очень
много было проблем с учителями, пропусков, двоек, да и учиться Светке совсем не
хотелось. Раиса Петровна ругала дочь, кричала:
– Дура, куда теперь «с волчьим
билетом» пойдешь? Что будешь делать без образования, без специальности?
Светка огрызалась, припомнила, что
Раиса Петровна сама-то сразу после «восьмилетки» Валю родила, и без мужа, между
прочим. После неоднократных скандалов с матерью, Светка подала документы в
ближайшее училище. Раиса Петровна успокоилась, поскольку Светка первое время
посещала занятия. На радостях, что «младшенькая наконец-то взялась за ум»,
Раиса Петровна подарила ей кое-что из золотишка и пообещала пристроить
продавцом в свою палатку – работа отвлечёт от глупостей, да и «заблудшая овца»
будет на виду. Валя, в отличие от матери, не была спокойна. Она видела, что у
сестры не всё так гладко, как та пыталась показать, и как в это хотелось верить
матери... Один раз Светка вернулась домой бледная, морщась от боли. Оглядев
комнату, со стоном повалилась на кровать, не отвечая на вопросы обеспокоенной
Вали. К вечеру у неё поднялась температура и Валя, не обращая внимания на её
протесты, вызвала «скорую». Светку увезли в больницу с сильным кровотечением.
Несмотря на слишком очевидное состояние сестры, Валя долго не могла понять, что
было с ней. Ей всё стало ясно, когда она услышала, как мать на кухне шушукается
с Вадиком.
– Дошлялась, блудня… – говорила Раиса
Петровна. – Выпила какую-то гадость – ума же нет – теперь вот лежит, подыхает…
– А что бы ты хотела, чтобы она в подоле принесла? – отвечал Вадик.
– А я, как дура, поверила, что она
взялась за ум… – сокрушалась Раиса Петровна. – Хоть бы ты ей нашел кого. Выдали
бы замуж, а остальное – не наша печаль.
– Да кому она нужна, если она сама на
себя плюнула?… Ладно, Рая, хватит, не плачь. В семье не без урода.
– Я вот думаю, если бы Вале –
Светкино здоровье. Ведь золотая девчонка!
– Может, потому и золотая, что
больная. А была бы здорова, глядишь, так же по подъездам отиралась бы…
Валя, услышав эти слова, возмутилась.
Какие глупости болтает Вадик! Да если бы она была здорова, разве стала бы свою
жизнь на такую ерунду разменивать? Никогда!
Светка бросила училище. Дома почти не
бывала. Раиса Петровна пыталась прибегнуть к крутым мерам: запирала дочь под
замок, разлучала с друзьями, лишала карманных денег, но это не помогло, и она
махнула рукой, да и Вадик ей советовал особенно не тревожиться. «Погуляет,
нагуляется и придёт. Обычное дело. Сами молодыми были, – говорил он. – Брось
переживать, Рая, одумается твоя девка, для этого только время нужно».
А время, между тем, летело, как
стремительная птица. Светке исполнилось шестнадцать. Валя упрашивала мать
отметить это событие, но та наотрез отказалась, заявив, что «Светке от этого
много чести будет». Валя решила сама поздравить сестру. Утром, когда Светка ещё
спала (редкий случай, когда она ночевала дома), Валя, тихонько пробравшись в её
комнату на своем кресле, положила на тумбочку, у изголовья новую книгу Барбары
Картленд – сестра обожала любовные романы. Светка проснулась, посмотрела
сонными глазами на Валю. Та протянула ей книгу.
– Это тебе. С днем рожденья!
– Спасибо… – растерянно отвечала Светка; она не взглянула на книгу, хотя и взяла её в руки.
И тут Валя заметила на её бледной
руке следы уколов… Её вывел из задумчивости телефонный звонок. Трубку сняла
Светка.
– Да? Сейчас выхожу… Есть… Хорошо,
пока.
Она начала одеваться.
– Ты куда? – спросила Валя.
– Я? – на секунду руки Светки,
застёгивающие «молнию» на куртке, замерли. – Пойду, погуляю с Кузькой.
Она ушла.
…Прошло больше четырех часов. Светка
не возвращалась. Валя сидела в своём кресле у окна, монотонно барабаня пальцем
по стеклу. В двери постучали. Валя поспешила открыть, надеясь увидеть на пороге
Светку: заплаканную, пьяную, в крови, какую угодно, но живую.
На лестничной площадке стояла
соседка, держа за ошейник Кузьку.
– Шла из магазина, собачку вашу
увидела у подъезда. Убежала, наверное?
– Да, он убежал, – проговорила Валя,
не глядя на женщину. – Спасибо, что привели.
Едва она захлопнула дверь, как снова раздался стук. Валя открыла. Вошла её сиделка Ирина.
– Валечка, сегодня я опоздала, –
неожиданно приехали родственники, – повесив пальто, она прошла в комнату. –
Валечка, у вас коврик новый? Очень, очень миленький, неброский такой… О, какая
шикарная люстра? Не видела раньше… Сколько отдали?
– Не знаю, мама покупала.
– Знаете, Валечка, у моей свекрови на
днях юбилей. Она так любит поздравления в стихах. Вы не могли бы что-нибудь
сочинить для неё?
– Кто вам сказал, что я пишу?
– Ваша сестра. Я, когда шла к вам,
встретила её.
– Где?
– Возле стройки. Мне показалось, они
туда направлялись.
– Кто «они»? Она была не одна?
– С ребятами какими-то.
Валя стиснула пальцы. «Опять! Всё
начинается сначала…»
Светка вернулась к вечеру с
неузнаваемым, посеревшим лицом, и, не глядя на сестру и на сиделку, заперлась в
ванной.
– Что это со Светочкой? –
поинтересовалась Ирина.
– Ничего страшного, – выдавила из
себя Валя.
– Проблемы на личном фронте? Поругалась с мальчиком? – допытывалась женщина.
– Да, поругалась с мальчиком… –
машинально подтвердила Валя.
– Ох, уж эта молодежь! Ссорятся –
мирятся… Знаете, Валечка, моё мнение такое: если бы у молодых раньше времени до
постели дело не доходило, то и ссор было бы меньше.
Валя бросила на словоохотливую
сиделку многозначительный взгляд, но той непременно хотелось закончить.
– Наше поколение в ваши годы вело
себя скромнее! – заявила она тоном человека, выложившего на стол козырной туз.
Валя молчала; у неё не было сил продолжать
разговор.
Прошло несколько дней.
Валя проснулась от дикого крика
матери. Перебравшись с помощью костылей на инвалидное кресло, девушка
заторопилась на кухню, откуда был слышен крик.
Раиса Петровна лупила Светку по
щекам.
– Тварь! Шалава! Тебе известно,
сколько мне пришлось вкалывать на эту норку?! Где она, отвечай, паскуда!
Валя, увидев бледную, перепуганную
Светку и разъярённую мать, мгновенно всё поняла.
– Мама, не кричи! – громко сказала
она. – Твою шапку разорвал Кузя… Я знала, что ты расстроишься, поэтому
выбросила её, как только увидела… Света здесь не при чём.
– В клочья, что ли разорвал? –
проговорила Раиса Петровна после длительной паузы.
– В клочья.
Раиса Петровна бросила сердитый
взгляд на Кузьку, беспокойно крутившегося возле её ног, хотела что-то сказать,
но в это время затрещал телефон. Она взяла трубку, её лицо тут же смягчилось.
– Да? Да, Вадик, я. Слушаю… Товар
разошелся прекрасно! Можно ещё взять партию: люди – тьфу, тьфу – хорошо берут…
Светка воспользовалась случаем и прошмыгнула в ванную. Валя закрылась в своей комнате. Она долго сидела у двери, которую сама заперла. Потом поискала глазами бумагу и авторучку. Ручку она нашла быстро, а вот чистого листа под рукой не оказалось. Валя взяла пустую коробку из-под конфет. Нацарапав внутри неё первые строчки, она вспомнила, что в письменном столе есть ящик, в котором сколько угодно бумаги… Очень скоро на коробке появились такие слова:
День прошёл бесцельно и впустую,
Полный скорби и тоски моей,
Заглушить бы в сердце боль глухую
И забыть клубок несчастных дней.
А на улице весна бушует,
Сколько радости другим несёт.
Ласково и нежно ветер дует,
Но с собою в даль не позовёт.
С крыш свисают длинные сосульки,
Светятся на солнце, как огни.
Вниз стекают тоненькие струйки,
Словно слёзы горькие мои.
Написав стихотворение, Валя не стала его перечитывать. Опустив голову, она очень долго сидела в кресле в каком-то странном оцепенении, когда не хотелось думать, страдать, жить. Когда она пришла в себя, то увидела, что строки её стихотворения расплылись от слёз, – ручка оказалась чернильной.
Валя приняла решение. В тот же вечер она поговорила с матерью. Вадик тоже присутствовал при разговоре.
– Мама, Светка попала в беду, – без долгих предисловий сказала Валя. – Она… она – наркоманка.
Раиса Петровна неожиданно злобно усмехнулась.
– А-а-а! Вот на что она вещи из дома
утянула! Мать, как рыба об лёд, бьётся, чтобы в доме всё было, а она
растаскивает, подлюка!
– Мама, при чём тут вещи? – недоуменно воскликнула Валя. – Светку лечить надо, спасать!
– В психобольнице есть неплохое
наркологическое отделение… – начал Вадик.
– Да что она, ненормальная, что ли? –
возмутилась Раиса Петровна. – С дружками запретить общаться, вот и всё
лечение!… Я её к сестре своей отправлю, в деревню. Пусть посидит взаперти,
глядишь, пройдёт всё само собой, забудется.
Раиса Петровна действительно отвезла
Светку в деревню, но через неделю оттуда позвонили и сказали, что Светка
сбежала.
– Куда же умотала, дрянь такая? –
волновалась Раиса Петровна. – Пусть только придёт домой, я её так отхлещу, –
надолго запомнит.
– Может, в милицию заявить? –
предложила Валя.
– Какой от неё толк? – пожал плечами
Вадик.
Раиса Петровна согласилась с ним. В это время раздался звонок. Она подошла к аппарату.
– Алло?… Почему вы молчите?… Алло?… –
она вопросительно посмотрела на трубку и положила её. – Вот так уже в который
раз: позвонят, подойду, отвечу – тишина.
– Это Светка! – догадалась Валя. – Я
уверена – это она. Ты, мама, не отвечай в следующий раз. Я сама возьму трубку.
– Ну, хорошо… – растерянно
согласилась мать.
Никогда с таким нетерпением Валя не
ждала телефонного звонка. Когда он раздался, она почувствовала, что у неё от
волнения задрожали руки.
– Да? Я слушаю вас. Говорите… Света, это ты? Пожалуйста, не молчи, ответь. Это я, Валя…
– Мать дома? – поинтересовалась на
другом конце провода Светка.
Валя облегчённо вздохнула: голос у
сестры обычный – значит, ничего не случилось!
– Да, она здесь.
– Скажи, пусть возвращается. Ей
ничего не будет, – шепнула Раиса Петровна.
– Светочка, возвращайся… Тебя не
будут ругать. Мама просит, чтобы ты вернулась… Ты слышишь? Возвращайся, Света!
– Хорошо, я приду, – ответила Светка
и повесила трубку.
Она явилась на следующий день. Раиса
Петровна не сдержала своего слова и набросилась на неё с упреками. Светка не
оправдывалась, как это было раньше, не клялась, что «этого больше не
повторится». Она сидела на диване, обхватив руками колени, глядя прямо перед
собой грустными, и в то же время безучастными глазами.
Два дня Раиса Петровна, поручив все
дела Вадику, приглядывала за беглянкой. Светка из дома вырваться не пыталась,
подолгу сидела на одном месте на диване, ни с кем не разговаривая и ничего не
делая. Лицо её было спокойным, но всё тело била крупная дрожь. Раиса Петровна,
когда Светке, по её мнению, стало лучше, снова вышла на работу. А Валя
тревожилась.
– Светка… Света, скажи что-нибудь… – пыталась она расшевелить сестру. – Не молчи, скажи…
Светка заговорила, и то, что она
произнесла, было неожиданным для Вали.
– Помнишь… однажды, на даче, когда мы
были ещё маленькими, мы нашли мёртвого птенца, выпавшего из гнезда…
– Помню, это была ласточка.
– У него были слишком слабые крылья,
он не мог взлететь… он долго лежал на земле беспомощный, жалкий комочек, а
потом он умер. Никто не заметил, как он умирал.
– Света, перестань. Всё совсем не так
было. Птенец умер сразу, потому, что разбился. Ему не было больно.
– Сразу? – она взглянула на сестру и та не узнала её, – глаза Светки были чужими. – Это хорошо.
Валя взяла холодные Светкины руки в
свои.
– Светочка, всё образуется. Ты не
думай ни о чём… Мы летом поедем на дачу, и Кузьку с собой возьмём… Всё
забудется, Светочка, поверь мне.
Светка, казалось, не слышала того, что говорила сестра. Неожиданно она захотела выйти из дома.
– Куда ты, Света? – всполошилась
Валя.
– Пойду, пройдусь немного.
– Ты вернёшься?
Светка улыбнулась бесцветной улыбкой.
– Конечно.
И ушла.
Вечером, когда Раиса Петровна уже
была дома, в двери квартиры позвонили. Валя была в своей комнате и оттуда
услышала незнакомый мужской голос, когда мать открыла дверь, а затем вопль:
«Све-точ-ка-а! Све-та-а!»
Валя заторопилась в прихожую. Увидев
людей в милицейской форме, она сразу поняла, что случилось страшное. Мать
бросилась к ней со слезами.
– Светочка умерла!
Валя почувствовала, как напряглись
все мышцы, и тихо спросила:
– Отчего умерла Света?
– Обычное дело – передозировка, –
ответил сотрудник милиции.
Валя, почувствовав, как что-то
тяжёлое навалилось на неё, потеряла сознание…
Прошёл день.
Валя проснулась в своём кресле. Она
не заметила, как до этого заснула. Сон был тяжёлым и мучительным, и после него
она ощущала свинцовую тяжесть в голове. Услышав за дверью шёпот матери, Валя
прислушалась.
– Свету во всё белое оденем. Я уже и
платье подвенечное, и венчик на голову, и туфельки купила, – говорила Раиса
Петровна.
– А оркестр, по-моему, не надо
заказывать, – сказал Вадик. – И так тошно, а тут ещё эти завывания слушай!
– Почему же… Пускай будет оркестр. А
то потом пойдут разговоры. Ты же людей знаешь, скажут: «Не захотела на музыку
тратиться».
– Это верно, Рая, люди у нас
языкатые… Как ты думаешь, ящик водки на всё про всё – хватит?
– Должно хватить. Я планирую так –
человек на двадцать будем стол накрывать… Только самые близкие… Я всех подряд
кормить-поить не собираюсь. Оно ведь знаешь, как бывает, пока Светка жива была,
все соседи на неё ходили жаловаться: то музыку поздно вечером включит, то курит
в подъезде, то друзья её детскую коляску украли. А как не стало Светки, так
такая прям она хорошая для всех! Сегодня поднимаюсь по лестнице, а соседка из
квартиры напротив мне навстречу идёт и говорит: «Ой, как, Рая, мне твою девочку
жалко. Такая молоденькая, жить да жить бы…» А я не выдержала и говорю: «Чего
распричиталась? Была Светка жива, так ты от участкового не вылезала, всё жалобы
на неё строчила, а теперь вон как запела!»
– Брось, Рая, не терзай себя. Язык
без костей – пускай мелет!… Давай лучше, что нужно обсудим.
– Ты с автобусом договорился?
– Договорился. Только вот думаю, что
один автобус всех не увезёт.
– Увезёт. Двадцать человек всего
будет.
– Это своих – двадцать, а Светкины
друзья придут…
– Я этих наркоманов на порог не пущу!
– Почему «наркоманов»? С училища,
может, кто подойдёт, одноклассники, учителя… Как мы всех в одном автобусе
разместим?
Валя, не выдержав, со стуком распахнула
дверь.
– Хватит вам, хватит! «Автобус»,
«туфельки»… А Светки – нет! Была – и нет! И в том, что она умерла, виновата ты,
мама! Только ты!
Первым опомнился Вадик.
– Валентина! – прикрикнул он. – Ты
чего на мать накинулась! Она и так еле живая от горя! Как у тебя язык
поворачивается?!
– Подожди, Вадим Семёныч, – перебила
Раиса Петровна, неожиданно назвав Вадика по имени и отчеству. – Пусть говорит.
Ну, давай, давай! У тебя мать дура, да? За то, что она, как белка в колесе,
крутится, на жаре, на морозе по этим чёртовым палаткам… чтоб им жилось хорошо…
чтобы в доме достаток был… – её голос сорвался на крик. – Для кого я эти деньги
проклятые зарабатываю? Для себя? Для тебя и для Светки! Чтоб вы ни в чём не
нуждались!
– Светке твои деньги больше не нужны,
– тихо сказала Валя. – Мне тоже.
– Нет, ты глянь, Вадим, ей деньги не нужны! Да на твои лекарства их больше всего и уходит! Хотела бы я посмотреть, как бы ты пожила на свою пенсию копеечную! – Раиса Петровна заплакала. – Неблагодарная!
– Да, я – неблагодарная! Потому что
нам со Светкой не деньги, а ты была нужна… А тебя никогда рядом не было. Тебе
же плевать было, что с нами происходит, что у нас на душе, главное, чтобы сыты
были и одеты не хуже людей! Тебя не заботило, чем мы живём!… Разошёлся товар, –
не разошёлся, есть прибыль, – нет прибыли, – только это и было для тебя важным.
Мы даже в праздники тебя не видели, потому что в такие дни навару больше…
– А для кого я старалась? Для вас!
– Будь они прокляты эти твои… эти твои… – Валя зарыдала вслед за матерью.
Светку похоронили.
Валя на похоронах почти не плакала, хотя ей было очень тяжело. «Только бы пережить этот день… только бы скорее всё закончилось… – думала она, прижимаясь к груди матери. – Потом будет легче… будет легче, когда уйдёт этот проклятый холод, и прилетят ласточки…»
|
|