| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск седьмой
Изящная словесность
Слова, которые рождаются в сердце, доходят до сердца, а те, что рождаются на языке, не идут дальше ушей.
Аль-Хусри.
Вольдемар Горх
ЛЮБОВЬЮ ОБВИНЯЮ…
Поверь мне – счастье только там,
Где любят нас, где верят нам!
М.Ю. Лермонтов
В тот день, день своего рождения, Жарову показался самым трудным в его жизни. Он и предположить не мог, что именно сегодня вместо цветов и шампанского обрушится на него обвинение из далёкой юности. И чем дольше вчитывался он в строки письма, тем всё больше и больше укреплялось в нём чувство вины за участие в изломе судьбы этой женщины, которую он и вспомнить-то не мог. С неспокойной совестью и каким-то внутренним, не осознанным до конца раскаянием, читал Виктор Павлович...
В каждой строке послания искал он тот разящий приговор, который мог бы укрепить его в осознании виновности. Не найдя – вновь и вновь вчитывался в каждое слово, ища определение поступкам, которые, видит Бог, он не замышлял во зло. Жаров находился в том состоянии, когда всё промелькнувшее в прошлом не укладывалось в сознании.
– А было ли это вообще? – поймал он себя на трусоватой мысли и тут же отогнал её, вздохнув. – Наверное, было! Что-то припоминается!
– Что-то, что-то, – мурлыкал себе под нос Виктор Павлович, отложив письмо на журнальный столик, механически раскладывая салфетки и вилки для гостей.
Взгляд его оценивающе скользнул по столу и внезапно «споткнулся» на ярко-красной салфетке, напоминающей пионерский галстук.
– Стоп! Стоп! – приказал себе Виктор. – А ведь действительно была в нашей пионерской организации голенастая девчонка в галстуке такого же цвета. Была!
Жаров, в который уж раз, принялся за чтение.
…Мне страшно
подумать, что мои откровения могут вызвать у тебя улыбку и даже смех. Сомкни
губы и читай, читай: восстанавливай это прошлое шаг за шагом. Пройдись тропой
моей жизни, и ты обязательно почувствуешь её зигзаги и рытвины, возникшие из-за
тебя.
Господи! Я даже
назвать не могу тебя по имени, с которым ложилась и просыпалась, молилась и
проклинала, каялась и мечтала. А ты ведь почти всегда был где-то рядом:
красивый и гордый, общим взглядом заставлявший трепетать не одно женское
сердце. Только меня ты не замечал, и ни разу не взглянул в мою сторону, хотя я
всё делала для того, чтобы попасться тебе на глаза.
Смешно, но однажды я просимулировала прямо перед тобой падение на тротуаре. Ты помог подняться, даже не удосужившись взглянуть мне в лицо. Как стыдно теперь сознавать, что эта слепая, обессиливающая меня любовь могла всецело овладеть сознанием, заставляя делать глупость за глупостью. Но мне совсем не стыдно за то, что моя детская влюблённость в тебя переросла в огромное, светлое чувство – Любовь. Нет на свете ничего более радостного, чем это чувство, пусть даже одностороннее, неразделённое!
С трепетом даже сейчас вспоминаю то время, когда ты – пионервожатый в моем лагере – учил нас плавать. Мы ложились животом на твою надёжную руку и гребли руками и ногами и плыли, окружая тебя. Я плакала ночами, когда с какой-нибудь девчонкой ты возился на тренировках больше, чем со мной. А вообще ты на нас, «малявок», почти не обращал внимания. У тебя была пассия из соседнего пионерского лагеря. Я даже захотела утонуть, когда однажды увидела ваши страстные поцелуи.
А помнишь ли ты, как через год провожали тебя в Армию? Я об этом узнала с опозданием. Вот и бежала все двенадцать километров к военкомату, чтобы ещё раз увидеть тебя. А ты на прощание поцеловал свою маму, даже не взглянув на меня (я стояла рядом), и пошёл на построение. Долго все прощально махали вам вслед. И я – тоже. Ведь никто не мог знать, кого провожает девчонка-подросток…
Я даже и теперь сама себе нравлюсь за принятое после того решение. Оно созрело неожиданно: надо закончить медучилище и работать вместе с твоей мамой.
Пока ты служил на своём флоте, я так и сделала. В год, когда ты отправился в Армию, поступила в училище и перед твоим прибытием уже работала вместе с мамой. Её любовь к тебе и моя влюблённость позволяли мне читать твои письма, узнавать твои планы и целовать, целовать украденную фотографию.
Неописуемый восторг охватил меня, когда узнала время твоего возвращения. На радостях схватила свою забытую скрипку и начала играть. Из-под моих пальцев вырывалась на простор вся моя радость и жажда встречи. От волшебных звуков, словно от вечернего ветра, трепетала листва деревьев, моё ликование отзывалось далёким эхом. Звуки сливались в победоносный гимн ожидания и счастья встречи. Никогда больше не ощущала я себя во власти такой фантастической близости с любимым, как в эти минуты. Звуки, разлетаясь, возвращались и оборачивались жгучими слезами.
Уняв своё волнение музыкой, наспех переодевшись, заспешила на вокзал.
И опять я опоздала. Тебя обнимали и целовали, с визгом висли на шее девчонки в коротких юбчонках, размалёванные и надушенные. Вся эта шумливая, восторженная ватага меня оттеснила, уводя тебя на автобусную остановку. На меня ты даже не глянул. Лишь один раз скользнул взором по цветам моего яркого букета. Опустошённая, вся в слезах, поплелась я со своим никому не нужным букетом, спотыкаясь на ровном месте.
Внезапно зародилась мысль, которая всё сильнее и сильнее захватывала моё сознание:
– Не быть по-вашему! Сегодня я его уведу, и он будет моим и только моим!
Когда я добралась до вашего дома, там вовсю уже шло застолье с поздравлениями и поцелуями. Толкая друг друга, особенно старались девчонки. С трудом оттеснив всех, я всё же вручила тебе букет и попыталась поцеловать, но тут же тебя отвлекла наша молодая учительница, красавица, и ты резко от меня отвернулся. Хорошо, что в это время подошла твоя счастливая мама и попросила помочь на кухне. Если бы не эта «выручка», наверное, я бы при всех разревелась от обиды.
Когда застолье потихоньку стало затихать, ты взял гитару и запел. От твоей мамы я знала, что ты поёшь, но чтобы услышать такую чистоту и мелодичность голоса – для меня было откровением.
Вокруг тебя собралась полукругом толпа парней и девчонок, к ним присоединились старшие, а песни одна за другой вырывались из этого окружения, обволакивая радостью всех присутствующих и уличных зевак.
В этот момент ты был не просто красив, ты был неотразим.
Внезапно произошло то, чего никто не ожидал. Вдруг, отложив в сторону гитару, ты подошёл к своей маме, обнял её и на украинском языке запел, глядя ей в глаза. Зазвучали слова, бьющие по сердцу, исторгая слезы:
…Ридна маты моя, ты ночей нэ диспала…
Слова песни звучали из твоих уст с такой нежностью и лаской, на которые способно только истинно любящее сердце сына.
От происходящего очнулась только тогда, когда общая толпа увлекла меня на берег реки.
Всякая попытка приблизиться к тебе тут же пресекалась красавицей-учительницей так неприкрыто, что не понять её желания завлечь статного моряка мог только дурак.
Темнело. Учительница всё откровенней и откровенней прижималась к тебе пышной грудью, всё чаще и чаще целовала. В конце концов, она увела тебя к себе в дом. Я тенью следовала за вами, прислушиваясь к разговору, ведь даже отдельные фразы могут открыть многое. Красавица заманивала тебя в свою постель.
Когда за вами
закрылась дверь, и через какое-то время погас свет в окне, я, как никогда,
поняла, что теряю тебя окончательно, и с такой ошеломляющей мыслью долго стояла
около этого ненавистного теперь дома.
Часа через два хлопнула дверь, скрипнула калитка, и ты сквозь зубы сказал:
– Шалава! Все
одинаковые!
Шагнул на тротуар и, пройдя несколько шагов, наткнулся на меня. Отсвет уличного фонаря позволил тебе разглядеть меня и даже заметить мою растерянность.
– Ну, что, душечка,
пойдём к тебе, или ко мне? – развязно спросил ты и уверенно обнял меня, как
понравившуюся вещь, которая должна принадлежать тебе. Я не сопротивлялась, не
отталкивала твои сильные руки, а когда ты поцеловал меня, обвисла в твоих
объятиях. Помню лишь, что меня колотило мелкой дрожью.
Всё остальное происходило, как в тумане. Всё перемешалось в эту ночь: боль и стыд, зарождающееся возбуждение, впервые вспыхнувшее желание близости с любимым мужчиной. Твои поцелуи и страсть лавиной накрыли меня, и я неслась им навстречу без сожаления и упрёка, не задумываясь о последствиях.
Насытившись моим телом, угомонив плоть, ты уснул, прижав меня к себе могучей рукой. А я не спала. То плакала, то смеялась с восторгом и благодарностью за произошедшее, постоянно целуя твою руку.
Под самое утро от усталости и счастья провалилась в глубокий сон, так и не выключив свет.
Проснулась от ощущения одиночества, когда солнце уже вовсю светило в окно. Я не сразу поняла, что тебя нет рядом, а когда увидела отброшенную в сторону простынь – оцепенела. Представь себе моё состояние, мой страх и стыд, когда оказалось, что тебя нигде в доме нет.
Наскоро прибрала в комнате, привела себя в порядок, припудрив синие круги под глазами, и полетела к тебе домой. Разум диктовал: «Не смей! Не ходи!» – а ноги несли вперёд и вперёд. Стыд и испуг в это время как будто отступили, главное – увидеть тебя, прикоснуться к тебе, прижаться и вновь забыться.
– Нет его! – заметив
меня издали, и опережая вопрос, заявила твоя мама и укоризненно посмотрела на
меня. – Уехал с друзьями в город.
Гром небесный!
Только в этот момент я поняла, что для тебя я была в эту ночь лишь забавой, а,
может, способом мести кому-то и за что-то. Решение действовать пришло также
внезапно, как и эта поразительно безжалостная правда. Через два дня самолёт
уносил меня далеко на север, чтобы там забыть и похоронить любовь к тебе.
Тогда, в самолёте,
ещё не знала, что лечу не одна…
Сын родился слабеньким. Беременным северянкам необходимо много фруктов, – восполнять витамины. А где их возьмёшь на мою медсестринскую зарплату? Сыночка нашего похоронила через четыре месяца. Вместе с ним померк для меня весь белый свет, оборвалась последняя связь с тобой.
Смерть сына,
северная суровая мгла, всё это начало убивать меня: не стало сна, аппетита, охватила
беспросветная хандра.
Немного начала
отходить, когда мне сделали предложение выйти замуж. Не полностью осознавая
последствий – согласилась.
Ещё не старый вдовец
окружил меня лаской, заботой, вниманием, заполнив ненадолго сердечную пустоту.
Я воспряла духом, появился какой-то жизненный интерес, заботы о другом
человеке. Как перед Богом, клянусь тебе, что изо всех сил пыталась полюбить
этого милого, доброго человека. Ничего не получилось. Да и он сам через год
нашего брака понял это. Мы расстались.
Не долго думая,
упаковала чемоданы и вылетела к тебе. Я не могу жить без тебя! Мне нужно видеть
тебя, дышать одним с тобой воздухом.
Читая мои
откровения, ты можешь, конечно, подумать, что это бред больного человека. И ты
будешь отчасти прав. «Отчасти» оттого, что в моём зрелом возрасте женщина,
будучи вполне в здравом уме, может, оказывается, так «заболеть» непреходящей
любовью к мужчине!
Когда здесь всё
утряслось, и я оказалась рядом с тобой, душевная тревога потихоньку утихла и
только прекрасные сны о тебе всё ещё будоражили.
Однажды на одном из
городских праздников я даже танцевала с тобой «белый танец». Всего только
минуту пребывала я на вершине счастья. Тебя «отбили», и после этого, как ни
пыталась я продлить танец, – не удалось. Меня, конечно, ты не узнал, но, как
истинный, галантный кавалер, одарил меня своей дежурной улыбкой. Вскорости тебя
куда-то увели женщины, и я опять осталась одна.
Вот уже пять лет мы ходим с тобой параллельными жизненными тропами в поисках счастья и не находим его. Я ведь знаю, что три года тому назад ты развёлся с женой, что сейчас у тебя на примете другая женщина, и вместе вы уже планируете совместную жизнь. Я всё знаю о тебе и всё-таки тешу себя надеждами. Хотя, – понимаю, всё напрасно!
Вчера я уволилась с работы, опять собрала чемоданы и улетаю теперь навсегда от тебя подальше.
Я обвиняю тебя своей любовью! Ты убил во мне человеческое достоинство, женское счастье, радость материнства и загубил мою злосчастную Любовь!
Прощай!
Нет! Нет! Прибудь в аэропорт к 18 часам завтра. Позволь мне на прощание взглянуть на тебя, любимый!
С треском захлопнулась входная дверь, отдаваясь перезвоном хрустальных фужеров на праздничном столе. Хлопнула дверь парадного, и быстрые мужские шаги вскорости затихли за углом…
От составителей
Наш постоянный автор, доцент кафедры общей зоотехнии Кемеровского государственного сельскохозяйственного института Вольдемар Александрович Горх принят в Союз российских писателей. Поздравляем!
|
|