| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск седьмой
Рифмы и ритмы
Нанизыванье слов на ниточку от снов – слывёт поэзией.
Леонид Крайнев-Рытов
Александр Цыганков
ПРОНИЗАН ВОЗДУХ БОЕМ ЧАСОВЫМ…
Об авторе. Цыганков Александр Константинович, поэт, художник. Родился 12 августа 1959 года в Комсомольске-на-Амуре. С 1992 года живёт в Томске. Автор книг: «Лестница» (1991), «Тростниковая флейта» (1995), «Ветер над берегом» (2005). Стихи вошли в антологии «Сибирская поэзия» (1998), «Собор стихов» (2005). Публикации в периодических изданиях: «Литературный Кузбасс» (Кемерово), «Сибирские Афины», «Каменный мост», «Начало века» (Томск), «Юность» (Москва), «Встречи» (США), «Побережье» (Филадельфия, США), «Edita» (Германия). Лауреат литературной премии имени Олега Алексеевича Афанасьева (Томск, 2006). Лауреат литературной премии журнала «ЮНОСТЬ» (Москва, 2006).
ПРОСОДИЯ
пение на ходу
1
В том городе, где средние века
Пересеклись с эпохою расцвета
Науки и печатного станка,
Я в новый век, в сороковое лето,
Вошёл и не заметил, что вполне
Оправдано внезапным переходом
Кочевника к оседлости – в стране,
Освоенной торгующим народом.
Пронизан воздух боем часовым.
Сумятица. Скопление народа.
Поток машин преобразует в дым
Программу из поэмы Гесиода.
И над землёй ночной звезды отвес,
Что выпрямил когда-то человека,
Как маятник в механике небес
С картинки девятнадцатого века.
Все связано. Калейдоскоп времён.
Синоптик по заказу гоминида
Даёт прогноз миграции племён
В границах геометрии Эвклида,
Где свет и время плоские, к земле
Направлены – к тотальному исходу!
К падению в единственном числе
Икара в ледниковую природу.
2
В том городе, где лужи во дворах,
Планктон, вдруг вылетая в атмосферу,
Свирепствует и в парках, и в домах,
Меня порой испытывал не в меру.
Когда бы не урок – будь глух и нем,
Наверное, не выжил бы… Тот город
Теперь в другой эпохе – вместе с тем
Двором, где был и голоден, и молод,
Но как любил! И правил черновик,
Катренами выстраивая строки.
Так легче было пересилить крик
И сохранить свидетельства, вещдоки
Того, чем жил, но забывая – как,
Склонялся к осмыслению дороги:
Стремился вверх и попадал впросак,
Слагал элегии, читал эклоги.
И больше, чем портрет, любил пейзаж,
Исполненный по осени, с натуры,
В том городе, где небо, как витраж,
Среди возвышенной архитектуры,
Где звонницы, одетые в леса,
И древние постройки на обрыве,
И жителей тревожные глаза
Глядят мне вслед в обратной перспективе.
3
В том городе подземная река,
Как скрытая от смертных Гиппокрена,
Ещё выносит в мир из родника
Потоки из эпохи плейстоцена…
Но дальше – осторожней! Перебор
Грозит потерей сна, утратой речи
И памяти, что сводит кругозор
К отрезку времени и месту встречи.
Труды и дни! Наивный Гесиод
Не разгадал в Божественной картине
Простой круговорот проточных вод,
Как следствие, влекомое к причине,
Где нет уже ни города, ни той
Мелодии, что родилась до слова.
И снится нам тот город золотой
Под мягкий баритон Гребенщикова.
Расплывчато, но верно. Городов
Пределы, словно небеса святыми,
Как воздухом, до самых облаков,
Пронизаны мечтами золотыми.
И в окнах золотой вечерний снег
Горит, как свет, во тьме
пирамидальной.
И город, как спасительный ковчег,
Подходит к лирике исповедальной.
3.2006
СТРАСТИ ПО ФАРАОНУ,ИЛИ СОН В ЗИМНЮЮ НОЧЬ
1
Проснувшийся Фараон – всё равно, что цветущий лотос
В песках Сахары, что сама по себе – есть космос
С мириадами планет, империй и фараонов,
Не признающих только мирских законов.
Пробуждение – не есть пришествие Мессии
В проглядевших глаза Палестине или России.
Скорее, оно подобно разливу Нила
Из той стороны света, что всех вскормила.
2
Фараон ещё бессловесен, но уже беспощаден
Ко всем, идущим к нему. Он – ретрограден
И многогранен, как самый большой могильник.
Для одних Фараон – как солнце, другим – светильник
В той первобытной тьме, которая без предела,
Где из собственной кожи лезут в другое тело,
Мечтая стать Фараоном или вселиться в дочку,
Имея в виду, что целое съедается по кусочку.
3
Вожди из былых сатрапий требуют новых капищ
И в них, приносимых в жертву, тучных владельцев пастбищ.
И каждая жрица Храма, словно дитя Изиды,
Вынашивает за пазухой камень для пирамиды.
Жаль, что поход в Галактику
закончился в прошлом веке.
На новом витке истории – радение о
человеке,
Пред коим не встанет выбор: Голгофа
или Гоморра?
Ни это еще увидим – в зеркале монитора.
4
В пустынях, лесах, горах, в просторах
степей и прерий
Грядёт эпоха великих династий или
империй.
И нечего ждать пощады от времени или
места,
Когда и сам Фараон вставлен, как
слепок жеста,
В знаковую среду – мир человекобога.
Впрочем, любой тиран в принципе –
недотрога:
Коснись – и рассыплется, как прах
Тутанхамона.
Мы ещё поглядим на этого Фараона!
5
Ни рано ли нам у трона славословия
лить, как воду,
И принимать, как дар, утраченную
свободу.
И что ещё непристойней, так это ваять
в граните
Какую-нибудь его трёхмерную
Нефертити.
Злословить, но лебезить, следовать
странной вере,
Подчёркивая достоинства мебели в
интерьере.
Прекрасна в нём только та, что,
поливая кактус,
Усиливает извив, но не меняет ракурс.
6
Как и сам Фараон ещё не сменил
наряда,
Чем выгодно отличается, не выходя из
ряда
Собакоголовых предков, что не меняет
роли,
Изобразив барана или овечку Долли.
Проснувшийся Фараон – не воскресший
из мёртвых, то есть
Можно расшифровать, но не исправить
повесть –
Ту, что целый народ гравировал
веками,
И шлифовал Господь редкими облаками.
7
Кто учит любви, тот верит в грехопаденье мира.
Недаром же я вначале упомянул Шекспира,
Чьё имя – как знак вопроса, но выучил каждый школьник,
Что в центре высокой драмы – классический треугольник.
И Фараон, как призрак, вступает в
права пустыни
Там, где совсем другие святые. Но все
святыни
По сути – есть пирамиды. Абстрактная
форма света –
Луч, то есть угол зренья в мире Творца Завета.
8
Образно говоря, каждый стремится в
небо,
Не думая, что под ним чёрный квадрат
Эреба.
Жизнь – как потеря Рая, посох да пыль
изгнанья,
Шествие восвояси – со знаками
препинанья,
Лучше с надеждой, верой – без
поправки на чудо.
Самые светлые строчки, как письма из
ниоткуда
В неведомое – с любовью! Вместо адреса
– лотос,
Словно припоминанье, что человек – есть космос.
9
В долгом стихотворенье с ритма
сбиваюсь, меру
Теряю – дышу неровно! Словом, беру на
веру
Все, что могу расслышать в этом
глухом просторе,
И тороплюсь, как спорщик, с репликой
в разговоре.
Раз Фараон проснулся, значит, живей,
чем классик.
Вместо карандаша Бог выбирает ластик
–
Смотрит на лист пустыни, дышит
горячим ветром,
Словно услышал голос, но не спешит с
ответом.
1. 2006
ДЕРЕВО ЖИЗНИ
1
Наши взоры – как ветви. Звёзды – листва.
Наша планета и есть Древо Познанья,
Дерево Жизни в поле Добра и Зла –
Вот и метафора в целом для мирозданья.
Так веселее, чем у Эйнштейна, и
Стороны света не надо менять местами.
Как бы там ни было, право самой Земли
Крону наращивать и шелестеть
листками,
Краситься осенью, сбрасывать лишний
вес,
Прятать охотника или сбивать со
следа,
Или вдруг вспыхнуть ярким костром
небес –
К тихому ужасу сонного короеда.
2
Белкой по древу… Дивом среди ветвей…
Как это близко! Только что, в
разговоре,
Вдруг прозвучало. Терпкой смолой
корней
Росы янтарные с кроны упали в море.
Вот и выходит – к лучшему сей пример
Виденья мира животворящим взором.
Пифагорейской музыки высших сфер
Самые тесные связи с крестьянским
кровом,
С мерой зерна, со стерней, что прошёл
мужик,
С песней девицы и зрелою формой
плода.
Наши время и место – и есть язык,
В слово отлитый стихийный глагол народа.
3
Август из лодочки вычерпал звездопад!
Речка журчит в рукавах из гончарной
глины.
В лёгкой испарине этот нескучный сад
–
В зеркале водном колеблемый куст
рябины.
Глазом совы проморгнет в облаках
Луна.
Белая рыба выпрыгнет из потёмок.
Так и хочется крикнуть, допив до дна,
Берегу дальнему – с берега: «Эй,
потомок!»
Звёзды, как листья, ночью сгорят в
костре.
И на восходе лодка качнётся в кроне,
Тенью взволнованной, в дымчатом
сентябре,
Там, где шумит золотой березняк на
склоне.
2. 2006
|
|