Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.

 

 Выпуск восьмой

 Памятки истории

Желание нравиться своему веку часто бывает поводом к тому, чтобы не нравиться потомству.

Пьер Мариво

Сергей Папков

ЛЕНИНСКИЙ НЭП В ОБЛИКЕ ПРОИЗВОЛА

Как коммунисты вводили продналог в сибирской деревне

Выколачивание недоимок – род телесного наказания, применяемого в России, особенно в тех случаях, когда крестьянину из-за плохого урожая нечем заплатить подати.

М.Е. Салтыков-Щедрин, 1873 г.

 

В течение многих лет политика нэпа, инициатором которой принято считать Ленина, рисовалась в общественном сознании как важное отступление от «крайностей военного коммунизма», как линия своеобразного «либерализма», открывшего в советской России непродолжительную эпоху «гражданского мира» и «возрождения экономики». В этой части нашего сборника мы публикуем документы, представляющие ленинский нэп с совершенно иной стороны. Вниманию читателей предлагается удивительный отчёт, составленный прокурором Омской губернии в связи с расследованием массового насилия и бесчинств представителей большевистской власти на территории двух крупных регионов Сибири в ходе сбора продналога в первый период нэпа, в 1922 – начале 1923 г. Тут было бы уместно отметить, что 1921 год вообще не может считаться началом нэпа в Сибири, поскольку для сибирских крестьян, как наиболее крепких хозяев и стабильных поставщиков продовольствия, советская власть фактически продлила разверстку ещё на один год. Но и запоздалый переход к реальному нэпу, как свидетельствует публикуемый отчёт, не принёс каких-либо улучшений. Более того, он выразился в ещё большем нажиме на крестьян и в результате привёл к настоящей трагедии для сельского населения зерновых районов Сибири.

Начиная свой доклад о «нарушениях в продовольственной политике», его автор, прокурор Веселовский, делает множество оговорок, которые свидетельствуют прежде всего о его собственном статусе: он всего лишь прокурор, служащий госаппарата, а не политработник и его функция очень скромная – расследовать лишь те случаи произвола продработников, которые уже получили огласку, но не касаться самой практики соблюдения законов со стороны властей. Поэтому прокурор несколько раз отмечает, что «многое ещё является не добытым» и что «весь материал составляет лишь половину установленных преступлений». Однако и тот объём сведений, который он счёл возможным включить в свой отчет, превращает его исследование в очень сильный обличительный документ. Доклад прокурора воспроизводит картину патологического произвола, сопровождавшего кампанию по сбору продналога в Славгородском и Татарском уездах Омской губернии. Разгул насилия, бессмысленного истребления имущества крестьян, истязание всех групп населения, включая беременных женщин, стариков и юношей, предстают в публикуемом документе как своего рода узаконенная система. Этих фактов прокурор обнаруживает так много, что заставляет его сделать вывод: в действиях продработников «не было никакой законности, царил полный произвол». Перечисляя наиболее ужасающие примеры бесчеловечного обращения с крестьянами, прокурор вынужден признать, что многие действия продкомиссаров и инспекторов напоминали операцию оккупационной армии на территории противника – «сборщики продналога» выставляли пулемёты, брали заложников, с помощью вооружённых отрядов окружали сёла и наводили «панический ужас». В соответствии с замыслом своего доклада, автор избегает сообщать о многих других скрытых деталях «продовольственной кампании» 1922-1923 гг. Некоторых её аспектов он касается лишь бегло, не раскрывая всей правды. Такова, например, информация о концлагерях для крестьян, не сумевших уплатить развёрстку или продналог в полном объёме. Составитель доклада упоминает только о концлагере в с. Каип в Славгородском уезде. Между тем, организация подобных концлагерей была одной из самых выразительных черт большевистской продовольственной политики начала 1920-х годов. Факты их существования, кроме с. Каип, только в одном Славгородском уезде документально установлены также в селах Хабары (современный Алтайский край), Чёрная Курья и Хорошее (ныне – Карасукский район Новосибирской области) и в уездном г. Славгороде. Так, в январе 1922 г. в Славгородский концлагерь было одновременно помещено более 600 крестьян, «осуждённых за продналог». Эту массу людей использовали на черновых работах по запросам различных уездных организаций. В то же время администрация лагеря сообщала, что «положение с арестованными создается катастрофическое за отсутствием продовольствия, так как лагерь снят с госснабжения».[1] В марте 1922 г. в этом же лагере содержалось более 1 тыс. чел., из которых более половины были заражены тифом и другими эпидемическими болезнями, а ежедневная смертность составляла 4-5 чел.[2]

Почему большевикам потребовались такие меры? Откуда такая жестокость в отношении крестьян, когда официальная политика уже не допускала подобных действий? Объяснение этого вопроса заключено в том, какую роль играла Сибирь в качестве поставщика продовольствия для России и как эту роль оценивали большевики. В дореволюционный период ежегодный вывоз зерна из Сибири не превышал 25-30 млн. пудов.[3] Это позволяло крестьянству постепенно расширять возможности своего хозяйства, накапливать ресурсы для последующего роста. Но с приходом коммунистов положение деревни резко изменилось. Уже по продразвёрстке 1920 года большевики изъяли 63 млн. пудов хлеба, практически уничтожив все крестьянские запасы предыдущих лет. В мае 1923 г. руководители Сибири – члены Сиббюро ЦК ВКП(б) и Сибревкома (Косиор, Лашевич, Брыков и Павлуновский) – докладывали в ЦК ВКП(б), что «натурналог 1921 г. в связи с необходимостью снабжения хлебом голодающего Поволжья, был проведён при сильном переобложении, а следующий налог 1922 г. по тяжести обложения превзошёл предыдущий год. По налогу 1921 г. взято хлеба и зернофуража 17% валовой продукции, тогда как в 1922 г. – 21,4%... Помимо того, для выполнения налога в 1922 г. население вынуждено было, за неимением хлеба, сдать до 450 тыс. голов скота (в переводе на крупный), что составляет 16% всего наличного крупного и мелкого скота».[4] Ясно, что систематическое изъятие крестьянской продукции не могло осуществляться без применения насилия. Меры принуждения стали для большевиков обычной практикой. Особенно суровый характер этих мер сказался в период продналоговой кампании 1922 года, когда собирать уже было нечего. Один из приказов Сибирского продовольственного комитета продработникам Славгородского уезда (№100) от 6 ноября 1922 г. отчётливо показывает, как распоряжения региональной власти спровоцировали волну насилия в отношении крестьян. В этом приказе низовым исполнителям ставилась задача:

«1. Немедленно произвести максимально жёсткий нажим на членов сельсоветов, волисполкомов, членов РКП(б) и добиться немедленного выполнения причитающегося с них налога.(…)

4. Для заключения арестованных организовать концентрационные лагеря, ввести в них строгий тюремный режим, тюремный паёк за счёт неплательщиков, запретить табак, всякие передачи, свидания. Организацию лагерей и их местонахождение возложить на упродком.

5. Арестованных из сёл направлять в места концентрации под конвоем, обязательно пешим порядком.

6. Одновременно проводить нажим на семьи арестованных, принуждая их к уплате налога полностью.(…)

8. Безоговорочно арестовывать районных членов сельсоветов, не выполнивших суточных заданий по выгонке подвод.

9. В месте нахождения штабов иметь сессию совнарсуда на предмет беспрерывного издания судебных приказов и исполнительных листов.(…)

13. В упорных сёлах до получения судебного приказа, в порядке меры пресечения, произвести опись имущества, наложив на него арест.(…)

15. Конфискованное имущество и скот проводить по целому ряду сёл соседних волостей».[5]

Помещаемый ниже доклад прокурора Омской губернии как раз и посвящён описанию фактов жестокости местных властей, которые были порождены изданием подобных приказов. Документ публикуется по первоисточнику, хранящемуся в Центре документации новейшей истории Омской области, в фонде 1, оп.4, д.78.

* * *

Секретарю [Омского] губкома тов. Баранову,

Предгубисполкома тов. Полюдову,

Губпрокурору тов. Мокееву

 

Зам. Губпрокурора и Председателя Особой Следственной Комиссии по делам о преступлениях, связанных с продналоговой кампанией по Славгородскому и Татарскому уездам[6]

Веселовского

от 1-го марта 1923 года

ДОКЛАД

В силу данного мне наказа и мандата от 8-го февраля 1923 г. Губкомом, Губисполкомом и Губпрокурором я выехал в качестве председателя Особой Следственной Комиссии, состоящей из пяти человек: меня, Беляева, Романова, Фишера и Михалаш для производства следствия о преступлениях, связанных с продкампанией по Славгородскому и Татарскому уездам.

При этом я должен оговориться, что один из важных представителей этой Комиссии тов. Беляев, как уполномоченный от Губкома, как выяснилось впоследствии, не выехал по болезни. Поскольку на тов. Беляева возлагалась одна из самых важных функций – политконтроль за работой Комиссии, который в данном случае осуществиться не мог – отсутствие тов. Беляева ставило меня в положение риска. Не зная ранее, что Комиссия из ответственных работников имела задание [применять] более осторожный подход к работе в районах уездов, чтобы не будировать население своим присутствием и только проводить работу по имеющимся у неё на руках материалами, я при выезде из Омска сразу же сообщил служебной запиской от 11-го февраля Губкому, а по прибытии в Славгород телеграфировал Губпрокурору. Не получив скорого ответа, я считал неудобным без дела находиться в уезде, поэтому договорился со Славгородским Укомом РКП[7] о выделении своего представителя, который хотя бы номинально заменил тов. Беляева. (…) После этого вся комиссия в полном составе, с представителем Укома, выехала в южный район (село Ключи).

По приезде в Ключи пришлось приступить к работе, надо признаться, при весьма тяжёлых условиях, так как население не вполне верило в искренность предпринимаемых губернией мер и, кроме того, боялось последствий. Но хуже всего – Комиссия не могла подойти к делу следствия так, как это можно было бы при самом обыкновенном преступлении. Вместе с тем, отсутствие тов. Беляева как уполномоченного Губкома заставляло быть в несколько раз более осторожным, чтобы не влипнуть в какую-нибудь каверзу. Поэтому каждый шаг приходилось, что называется, семь раз отмерить, а потом уже отрезать. И я не скрываю, что при таких условиях, несмотря на массу добытых ценных материалов по преступлениям, многое ещё является не добытым.

Если выезд самой Комиссии имел значение для фиксирования некоторых криминалов со стороны продработников, то на население она не произвела ожидаемого впечатления из-за отсутствия лиц совершивших преступления, так как мужичок всегда любит видеть прежде всего дело. И если бы мы захватили лиц учинивших то или иное преступление и арестовали их, крестьянство поняло бы, что губерния не на шутку взялась за выучку головотяпов. А раз этого не было, у крестьян сложилось такое впечатление, что-де «приехали, попишут-попишут, да тем и кончится дело».

За те 20 дней, которые Комиссия провела в районах уездов, она добыла ценный материал. Однако при обычном следствии, которое затянулось бы на пару месяцев, конечно, можно было бы получить материал гораздо полнее и ценнее – чем дальше в лес, тем больше дров. Так и тут: начинаешь следствие в отношении одной оригинальности преступления, так за этой вещью показывается другая. Поэтому приходилось ограничиваться, если можно так выразиться, натурой имеющихся материалов в распоряжении Комиссии, а всё остальное передавать на месте прокурору уезда. Нелишним считаю остановиться на таких случаях, которые подтверждают моё заявление.

При личном моём разговоре с помощником старшего инспектора Кулундинской заготконторы[8] тов. БРЕУСОМ, последний заявил: «Работа вашей Комиссии не установит много таких фактов, которые доказывали бы насколько [велика] была распущенность и головотяпство некоторых продработников. Например, – рассказывает он, – въезжаю я в село Вознесенку и вижу, что около одного дома собралась толпа человек 30. Подъехав ближе, спрашиваю:

– Что здесь за сборище?

Мне ответили:

– Сейчас начнём ломать дом.

– Почему и на каком основании? – спрашиваю опять.

Отвечают, что у этого крестьянина конфисковано всё движимое и недвижимое имущество, а поэтому дом должен быть сломан и вывезен в Кулундинскую Заготконтору.

Не успей я к этому времени, – говорит тов. БРЕУС, – дом был бы сломан и вывезен в Кулунду».

О ещё более оригинальных вещах рассказывал заведующий Кулундинской заготконторой гр-н ЛЬВОВ. «На территорию моей Заготконторы, – говорит он, – привозили всё, начиная с ломаных вилок, ложек, ножей, а также ломаные доски, битые горшки, разного рода чугуны, ящики, варёных кур, по два-три фунта древесного угля, по паре фунтов перьев и разного негодного тряпья, годный и негодный живой и мёртвый инвентарь». Одним словом, из разговоров с ним можно заключить, что Кулундинская Заготконтора в разгар продовольственной кампании была превращена в какую-то мусорную яму, куда сваливались всевозможные отбросы. И это происходило по непониманию советского законодательства или по глупости и сумасбродству продработников. На мой вопрос – неужели вы всё это принимали? – гр-н Львов вполне резонно заявил: «Как же не принимать, когда везут? И не только сдают, а просто бросают, говоря – бери, вот конфискованное – и всё!». На вопрос – составлялись ли какие-нибудь приёмочные акты? – он заявил, что таковых не составлялось. «Да и составлять было не с кем, так как нередко вещи привозились не тем лицом, у которого они конфисковались, а привозившие вообще не знали от кого и какие вещи были взяты. Причём какую-нибудь мелочь весом в несколько фунтов привозили на подводах и этим делали бесполезный разгон лошадей».

Из всего этого я вынес впечатление, что какова была сдача конфискованного имущества, таково и хранение его. Многие вещи были просто свалены в кучу; очевидно, их не будут совершенно разбирать и им суждено сгнить. В кучу свалена не только никому не нужная мелочь, но и такие ценные вещи как сельскохозяйственный инвентарь, брошенный под открытым небом и заваленный снегом. Если до весны его не уберут, то при таянии снега ему угрожает полное разрушение. Видя такое положение, я обратил внимание Славгородского Укома. Последний меня заверил, что этот вопрос будет поставлен 22 февраля с.г. в заседании Уисполкома, постановлением коего намечается передача всего сельхозинвентаря в волкреском[9] для использования в предстоящую посевную кампанию.

Я здесь сознательно уклоняюсь от прямой темы моего доклада и лишь с той целью, чтобы больше к этим частностям не возвращаться. А теперь перехожу к основной теме своего доклада, связанной с прямыми заданиями Комиссии.

Выше я уже указывал, что Комиссия выехала прежде всего в южный район. Несмотря на все трудности, приходится констатировать полную разнузданность и безответственность в действиях и поступках многих продработников – действиях, заключающих в себе массу признаков уголовных преступлений. Тут можно наблюдать всё, что хотите в смысле нарушения законов, и ничего – в смысле их исполнения. Строго говоря, в их действиях не было никакой законности, царил, если можно так выразиться, полный произвол. Вот те главные преступления, которые я отмечу по пунктам:

1) пьянство, 2) физическое насилие, 3) истязания, 4) изнасилования женщин, 5) превышение власти, 6) дискредитация власти, 7) насильственное заключение под арест в холодные амбары, 8) умышленное уничтожение скота (в Татарском уезде, Купинская волость), 9) вымогательство самогона у налогоплательщиков и т.д.

Чтобы не быть голословным, сделаю несколько персональных указаний по каждому выставленному мною пункту преступления.

По первому пункту. Продинспекторы ТИМЕН и КОВРИГИН в селе Нижняя Суетка, той же волости Славгородского уезда, в пьяном виде затеяли на улице драку с местным милиционером. Пока драка продолжалась, собралась масса людей и с удовольствием наслаждалась таким состязанием представителей власти. Там же инспектор Славгородского Упродкома в пьяном виде пытался изнасиловать двух женщин по фамилии Баклановы. Одной из них, которая сопротивлялась, нанёс удар по глазу, что удостоверено местным фельдшером. В посёлке Чикиринском Нижнесуетской волости продинспектор ТИМЕН напившись пьяным с милиционером РОЗЕН и гр-ном ЛЕЩЕНКО пытался изнасиловать в один и тот же вечер двух гражданок – Ничепуренко и Пироженко. И только потому, что на крики женщин собралась публика, ТИМЕНУ не удалось совершить преступление.

Пьянство было уделом немалого количества продработников. В Купинской волости Татарского уезда два уполномоченных Уопертройки[10] – КИРЮХИН и ПЕТЬКО – проделали то же самое, только с той разницей, что ещё вымогали самогон у налогоплательщиков.

По второму пункту. Эти же уполномоченные, КИРЮХИН и ПЕТЬКО, производили избиение налогоплательщиков (что установлено следственным материалом), не считаясь с тем кто попадал под руку – мужчина или женщина, старик, старуха или красноармеец.

По третьему пункту. Следственным материалом установлено, что в Ключевской волости Славгородского уезда имелись случаи пиления обухом шашки шеи налогоплательщиков, а равно избиения их. Но персонально установить, кем это производилось, не удалось, так как эти проделки допускались красноармейцами кавалерийского эскадрона под командой командира ВОЛЖСКОГО. Установить отдельных лиц этого безобразия возможно только при очной ставке всего отряда с потерпевшими. Из следственного материала можно заключить, что производилась своего рода экзекуция. Например, сажали в холодный амбар. Это имело место как в Славгородском, так и в Татарском уездах. В Татарском уезде с посаженных в холодный амбар снимали верхнюю одежду и в таком виде держали по двое суток. Люди неимоверно замерзали. В Славгородском уезде из холодного амбара выводили несколько человек за деревню и производили гонку до тех пор, пока не пропотеют, а потом заставляли пить холодную воду. А в случае отказа – лили эту воду за ворот.

По четвёртому пункту. Кроме указанных [случаев], изнасилования производились в Нижнесуетской и Ключевской волостях Славгородского уезда. В концентрационном лагере (организован по секретному распоряжению Губпродкома в селе Каип) три армейца-ЧОНовца[11] – КНЯЗЕВ, АНШПУР и НЕХОТЕЕВ – по распоряжению начальника отряда комЧОН БЕРЕЖНЯКА взяли трёх заключённых женщин, находившихся в изоляции, и повели в штаб, где произвели изнасилование одной из них, а две другие женщины всячески сопротивлялись и потому избежали подобной участи. Причём акт самого изнасилования и попыток этого имели самый извращённый характер, что считаю неудобным занести в доклад, но что зафиксировано в материалах следствия. Такие же попытки изнасилования женщин – Марии Дерненковой и Марии Серяковой – имели место со стороны красноармейца Скрипкина, в отношении которого ведётся специальное следствие. При моём проезде через Купино следователь 2-го участка Татарского уезда Барбе заявил, что следствие закончено и будет составлено обвинительное заключение. Кроме того, имелась также попытка со стороны продинспектора ШУЛЬЦ изнасиловать двух дочерей Фёдора Калюжного, Марию и Дарью, из посёлка Весёлый Кут Купинской волости, Татарского уезда.

По пятому пункту о превышении власти. Если взглянуть в материалы имеющегося дела, картина будет ясна и никаких комментариев для этого не потребуется. В одном только Славгородском уезде было арестовано 5 тыс. с лишним налогоплательщиков и 179 должностных лиц. На всю эту массу арестованных было представлено утверждённых постановлений об аресте не более одной десятой, а остальные аресты производились без постановлений, а равно и невозможно было установить время и сроки этих арестов: они производились инспектурой самостоятельно, на основании постановления от 16/XI-1922 г. №20 Уопертройки.(…)

По шестому пункту. Все указанные обстоятельства правонарушений определённо подводит криминал, караемый 109 ст. Уголовного Кодекса. Поэтому стоит ли точно выражать, в чём заключается дискредитация Советской власти. Одни акты изнасилования при исполнении служебных обязанностей сами за себя говорят, что действия должностных лиц в этом направлении безусловно дискредитируют Советскую власть. Или случай драки двух продинспекторов с милиционером на улице, посреди деревни, где любоваться прелестью боксёрского состязания представителей власти собралась масса публики.

По пункту седьмому. Сажали в холодный амбар не только мужчин, но и женщин в последнем периоде беременности. Две из них по освобождении из холодного амбара, одна – Наталья Петренко и вторая – Незненкова из Купинской волости, разрешились через несколько часов. Первая из них мучилась в амбаре и появились даже краски. Надо сказать, что с одной из этих [женщин] в амбаре снималась верхняя одежда и, будучи в последнем периоде беременности, она неимоверно прозябла, что угрожало не только её здоровью, но и ожидаемому ребёнку. Говорить о мужчинах совершенно не приходится: их сажали целыми десятками, били, снимали верхнюю одежду и по двое суток не выпускали оправляться. Кушать давали хлеба не более 1/2 фунта и кружку воды.

По восьмому пункту. В посёлках Медяково, Весёлый Кут, Рождественка и Марьяновка Купинской волости КИРЮХИН и ПЕТЬКО под угрозами побоев принуждали крестьян, не считаясь с количеством у них скота, забивать последний в счёт продналога. Результаты работы КИРЮХИНА и ПЕТЬКО лучше всего характеризует составленный акт представителя ГубРКИ[12] тов. Романова (который при сём прилагается)[13], из которого видно, что в пос. Медяково осталось коров от одного года 40 голов, из числа коих дойных только 10. В уплату продналога забито 160 коров и 300 овец. Из этого же акта видно, что на весь посёлок в 100 дворов осталось 100 голов овец. Это положение подтверждается председателем сельсовета посёлка Весёлый Кут гр-ном Грищенко. В его показании от 17 декабря 1922 г. говорится, что в посёлке забито крупного и мелкого рогатого скота – 500 голов, из коих выброшено 500 единиц приплода. Многий скот находился в последнем периоде беременности и часть голов должна была через несколько дней принести приплод. Но этот скот забивался. Крестьяне с выброшенного приплода снимали шкуру и утилизовали на шапки и другие вещи. В известной степени такие поступки ещё можно объяснить бесхозяйственностью КИРЮХИНА и ПЕТЬКО. Однако по приезде в деревню они прежде всего требовали самогонки, или в другом случае – приехав в деревню Весёлый Кут, заявили: «Здесь хохлы ещё смеются, но вот через некоторое время начнётся стон, плач и скрежет зубов».

Надо сказать, что у ПЕТЬКО и КИРЮХИНА слова не расходились с делом. Около 10 часов вечера с 9 на 10 декабря 1922 г. они начали вызывать к себе в штаб налогоплательщиков и предлагать им к 7 часам утра уплатить все 100 процентов налога. Некоторых крестьян, заявлявших, что у них нет хлеба, избили; предлагали забивать скот в счёт продналога. Крестьяне недоумевали: «Имеется только одна корова, как же и эту последнюю забивать?» – Да, и эту последнюю забивать, – говорили они. Тех, кто заявлял о невозможности платить налог, угощали кулаками. Доставалось старикам и старухам. Например, гражданку Мицкевич из посёлка Медяково посадили в холодный амбар, сняли с неё верхнюю одежду. И как я уже указывал, в холодный амбар сажались без разбору вполне здоровые мужчины и старики, старухи, беременные женщины, а равно матери, у коих были грудные дети. Таких женщин держали в амбаре, не давая кормить своих детей, от этого дети голодали, а у матерей грубело молоко в грудях. А равно сажали в холодные амбары только что прибывших красноармейцев. Одним словом – всем горячо было.

Чтобы не быть голословным, укажу на некоторые случаи. Когда гражданка Денисенко Анастасия из посёлка Весёлый Кут сидела в амбаре, её грудной ребёнок оставался дома и его она не могла накормить. По заявлению зам. председателя сельсовета посёлка Медяково тов. Скрипко одним из арестованных был старик лет 60-ти, по фамилии Щербина. Просидев в амбаре, – говорит Скрипко, – старик простудился, заболел и через несколько дней умер. У оставшейся семьи из пяти детей (самому старшему было 12 лет) и слепой жены-старухи зарезали последнюю корову. Это было их единственное достояние, так как они больше никакого инвентаря – ни живого, ни мёртвого – не имели: что называется, бедняк в полном смысле. Для посева одной десятины он брал с весны семссуду и по снятию урожая сразу же таковую уплатил. Надо прямо сказать, отобрав последнюю корову, семью обрекли на верную смерть. Мне лично пришлось видеть его оставшуюся жену. Она пришла ко мне с жалобой одетая в разное отрепье и совершенно слепая, заливалась горькими слезами, говорила и просила нельзя ли как-то вернуть ей отнятую корову.

То же самое случилось и с другой вдовой того же посёлка – Лецкевич Акулиной, у которой зарезали последнюю корову и две овцы из трёх. Эту женщину посадили в холодный амбар, сняв с неё верхнюю одежду, а предварительно нанесли ей один удар. Также при помощи семссуды эта вдова засевала в 1922 г. всего две десятины и по снятию урожая сразу же выплатила ссуду.

Не менее кошмарный случай имел место и с третьей семьёй, такой же вдовы, у которой тоже отобрали последнюю корову. Вдова вскоре умерла, оставив пятерых детей, и теперь дети брошены на произвол судьбы.

Возмутительный случай произошёл и с гр-ном посёлка Весёлый Кут Фёдором Дрыгайло. Вместе со всей своей семьёй он лежал больной тифом. В это время к нему приходят два красноармейца совместно с председателем сельсовета Гриценко и предлагают выполнить 100% продналога. Лежащий больной говорит: «Как же я могу выполнить? Вы видите, что я не могу встать с постели. Если уж это так спешно, то – вон, на дворе стоит моя скотина, берите её и режьте». В эту же ночь из штаба были присланы люди, которые забили имевшихся у него четырёх коров и восемь овец. При этом забой производился неопытными людьми, в силу чего из четырёх коровьих туш (несмотря на то, что четыре раза мыли и возили в Купинскую заготконтору), две не приняли и они лежат у Дрыгайло. Надо сказать, что забой последней скотины имел не случайный, а массовый характер, что видно из акта представителя ГубРКИ тов. Романова (при сём прилагается).

Все случаи подобных безобразий фиксировать не могу по чисто техническим соображениям и если останавливаюсь на некоторых лицах и случаях, то только потому, чтобы не быть голословным. Поэтому ограничусь ещё парой случаев и перейду к объективной оценке условий продработы и чинимых безобразий со стороны продработников.

Подобно указанному выше был арестован некий Калюжный Фёдор, старик 70-ти лет из посёлка Весёлый Кут Купинской волости, который заявил, что у него ничего нет: ни коровы, ни лошади и вообще никакого живого или мёртвого инвентаря. «Ввиду такого положения, – рассказывал он, – я сделал засев в одну десятину, но мне почему-то объект обложения был записан по спискам посева 1921 года, т.е. три десятины, а в удвоенном виде объект обложения числился в шесть десятин. В таком случае с меня причиталось 22,5 пуда продналога, а моя десятина дала всего два пуда. Поэтому вполне естественно, что уплатить налог урожаем снятого с одной десятины за шесть я не мог и за это меня посадили в холодный амбар, а после перегнали в Купино, где я также сидел в холодном помещении совместно с другими, человек 20. В продолжение двух суток нас не выпускали для естественных надобностей». Количество посева у гр-на Калюжного и факт содержания последнего в холодном амбаре удостоверяет председатель сельсовета Гриценко и секретарь того же совета Выходцев. В холодный амбар сажали и только что вернувшегося из Красной Армии Андрея Бобыря; ему также были нанесены побои. Одним словом, пощады никому не было, в разнузданности и в издевательстве не было предела.

Я задавал вопрос председателю сельсовета Гриценко: почему он сам принимал участие в этих безобразиях? На это он заявил: «Как же не принимать, когда Кирюхин и Петько приказывали красноармейцам, если я не буду исполнять их требования, бить меня прикладом. При этом, вынув револьверы, говорили красноармейцам: “Действуйте по-красноармейски!”». Я спрашивал секретаря сельсовета тов. Выходцева: «Кто вам дал право определения объектов обложения не по фактическому [посеву], как предусмотрено декретом о едином натуральном налоге?». Он заявил: «Как нам волость предписала, таков и был порядок исчисления объекта обложения». А последняя действовала, как мне удалось установить, на основании постановления Татарской Уопертройки от 6 октября 1922 г.

В этой части своего доклада я преднамеренно остановился больше всего на безобразиях чинимых в Татарском уезде, чтобы в дальнейшем сосредоточить всё внимание исключительно на Славгородском уезде. А потому заканчиваю о Татарском уезде, или точнее, о четырёх посёлках Купинской волости, из которых особенно тяжёлое впечатление оставили у меня Медяково и Весёлый Кут. Невольно представляется, что здесь была не умелая рука хозяйственника, а просто какое-то «мамаево побоище». От этих посёлков исходит дух пустыря, сельское хозяйство возможно в них восстановить при максимальной поддержке государства. Прилагаемый акт представителя ГубРКИ тов. Романова ярко характеризует положение этих посёлков, а особенно это подтверждается председателем сельсовета пос. Весёлый Кут Гриценко в показаниях следователю выездной сессии ревтрибунала Покровскому от 17 декабря 1922 г. Из показаний видно, что под давлением КИРЮХИНА и ПЕТЬКО в их посёлке было забито 500 голов крупного и мелкого рогатого скота и выброшено из их утробы 500 штук приплода.

Из всего изложенного, но не всего описанного, что имеется в материалах следствия, можно ли представить себе более тяжёлую и кошмарную картину, которая явилась результатом продовольственной работы уполномоченных Татарского Упродкома КИРЮХИНА и ПЕТЬКО? И главное, всё это совершалось в тот момент, когда по Татарскому уезду уже было собрано 108% налога. Надо полагать, что их головотяпство добавило ничтожный процент, но само сельское хозяйство осталось трудно поправимым. Надо удивляться, как они не додумались выкинуть что-либо более кошмарное. Если в Вознесенке хотели ломать дом и вывезти в заготконтору, то тут оставалось просто поджечь дом, тогда картина безобразий была бы завершённой и эти два рьяных работника побили бы все рекорды.

Следует отметить, насколько разнузданно держали себя КИРЮХИН и ПЕТЬКО, когда арестовали Наталью Петренкову, стали сажать её в холодный амбар. Она заявляла, что находится в положении и скоро должна родить, но присутствовавшие здесь красноармейцы сказали: иди скорее родить в холодный амбар. И если бы не приехал из Купино её муж и не выручил её, она, наверное, разрешилась бы в амбаре, так как после освобождения из амбара она родила через 15 часов. После проделанной «работы» КИРЮХИН и ПЕТЬКО, выезжая из посёлка Медяково, со своими красноармейцами запели песню следующего содержания:

Сибирь наша хлебородна:

Хлеб отдала красным,

Сама сидит голодной.

Я уже говорил выше, что описать всё, что имело место, невозможно и можно закончить о том, что в этом районе, а точнее – в четырёх посёлках, где работа проводилась под руководством КИРЮХИНА и ПЕТЬКО, отсутствовала всякая законность, а существовали личное право и произвол каждого. А так как всех, кто работал под их руководством установить очень трудно, самих КИРЮХИНА и ПЕТЬКО надлежит арестовать и содержать под стражей до суда, предъявив им обвинение по ст. ст. 106, 109, 114, 140, 157, 159, 160, 172, 194 и 197. Кроме того, надлежит немедленно арестовать и предать суду продинспектора Шмолинской волости Славгородского уезда ТИМЕНА, бывшего инструктора Славупродкома МИТРОФАНОВА, командира отряда КомЧОН БЕРЕЖНЯКА, красноармейцев этого отряда КНЯЗЕВА, АНШПУРА и НЕХОТЕЕВА за попытку изнасилования нескольких женщин, предъявив им обвинение по ст. 169 Уголовного Кодекса. (Необходимо оговориться, что МИТРОФАНОВ, ТИМЕН, милиционер РОЗЕН, уполномоченный Ключевского волисполкома ВАНЮТА и гр-н посёлка Чигиринского ЛЕЩЕНКО уже арестованы).

Кроме того, на основании ст. 15 и 16 Угол. Кодекса надлежит привлечь к ответственности по ст. 140, п.«а» ТИМЕНА и МИТРОФАНОВА, так как, являясь должностными лицами и покупая самогонку, способствовали рецидиву выгонки самогона. Поскольку эти действия совершались в момент исполнения служебных обязанностей, дискредитировали Советскую власть, а потому подлежат привлечению к ответственности и по ст. 109 УК.

Поскольку не удалось точно установить кем из армейцев кав. эскадрона командира ВОЛЖСКОГО производились истязания и лишение свободы крестьян, надлежит привлечь в порядке ст. 15 УК самого командира ВОЛЖСКОГО по ст. 109 и 159 УК. Кроме того, надлежит привлечь к ответственности по ст. 163 УК милиционера Нижнесуетской волости РОЗЕН, так как в момент попытки к изнасилованию продинспектором ТИМЕНОМ гр-нок села Чигиринского Нижнесуетской волости он оставил их в угрожающем для их жизни положении. Принимая во внимание его пьянство совместно с гр-ном ЛЕЩЕНКО из пос. Чигиринского и продинспектором ТИМЕНОМ, и что как должностное лицо он лично приобретал самогонку, этим поощрял винокурение, все трое на основании ст. 15 и 16 УК подлежат ответственности по ст. 140, п.«а» УК. Кроме того, милиционера РОЗЕН и продинспекторов Нижнесуетской волости КОВРИГИНА и ТИМЕНА за пьянство и учинение драки между собой на улице в селе Нижняя Суетка, как дискредитирующих власть, надлежит привлечь к ответственности по ст. 109 УК.

Продинспектора КОВРИГИНА надлежит привлечь к ответственности на основании ст. 15 и 16 УК по ст. 169 УК, так как в момент попытки продинспектором МИТРОФАНОВЫМ изнасилования двух гр-нок Баклановых из села Нижняя Суетка не предпринял никаких мер к ограждению этих гр-нок, что мог бы сделать, так как МИТРОФАНОВ находился у него на квартире, а аресты Баклановых были проведены за неуплату продналога и поэтому всецело находились в ведении КОВРИГИНА.

Кроме того, в момент нанесения МИТРОФАНОВЫМ удара прикладом одной из дочерей Баклановой присутствовавший при этом КОВРИГИН никаких мер не предпринял. При своевременных мерах со стороны КОВРИГИНА можно было бы не допустить к осуществлению МИТРОФАНОВЫМ своих вожделений, а равно и нанесения побоев гр-нке Баклановой и её дочери.

Надлежит привлечь также уполномоченного по продналогу Ключевского волисполкома гр-на ВАНЮТУ по ст. 186 УК за расхищение конфискованного имущества.

В целях получения кредита от крестьянства[14] для Советской власти необходимо всех могущих быть обнаруженных преступников немедленно арестовать и привлечь к ответственности.

Приступая к исследованию методов продовольственной работы по Славгородскому уезду, надо сказать, что если рассматривать вопрос с точки зрения правовых гарантий, придётся констатировать массу случаев уголовно-наказуемых деяний. Но поскольку это меньше всего касалось нашей Комиссии, постольку вопрос об определении виновности и привлечения к ответственности того или иного лица или целого органа предоставляю другим. Поэтому своим докладом я берусь фиксировать только факты нарушения законов Центра и количество тех или иных преступлений. Это обстоятельство до известной степени может меня реабилитировать как завзятого обвинителя и просто поставить в положение человека, входящего в оценку всего содеянного в момент продовольственной работы по Славгородскому и Татарскому уездам. При этом хочу оговориться, что каждое действие мы подводим под рамки законности, и в данном случае, как бы мы этого ни хотели, всё же придется констатировать наличие фактов, выходящих за пределы законности. А поскольку это так, то очевидно будем вынуждены каждого участника, учинившего то или другое нарушение закона, привлечь к надлежащей ответственности. Говоря таким языком, я надеюсь, что ни у кого не будет никаких поводов и права ругать меня за такую откровенность.(…)

Если мы остановимся на соблюдении законов, то постановление Славгородской Уопертройки от 7 ноября 1922 г. и на основании этого изданного приказа и предписание Славуопертройки командиру кавэскадрона ВОЛЖСКОМУ от 10 ноября 1922 г., нельзя признать законным, так как в указанном постановлении имеется прямое нарушение закона, выразившееся в том, что продработникам, в частности ВОЛЖСКОМУ, этими актами развязывались руки в его действиях.[15] Этим приказом определённо рекомендуется применить все меры вооружённого нажима к налогоплательщикам (кроме расстрела), обхват селений и собраний, набег ночью, военное положение, а также при въезде в село или поселок видеть перед собой врага, применять к нему все меры вооружённого нажима, взять его в ежовые рукавицы и навести панический ужас и т.д. и проч. Вся указанная терминология методов нажима никак не укладывается в понятия законов. Даже немыслимо допустить, чтобы заложенные меры в приказе можно было бы применить к мирным жителям деревни. Насколько известно, в горячую минуту военных действий при наступлении армии на неприятельскую местность не рекомендуется видеть в мирных жителях деревни своего врага и производить над ними каких-либо насилий. Говоря откровенно, настоящий приказ, разосланный 10 ноября 1922 г., в большой степени послужил безобразиям, которые имелись в Славгородском уезде. Мне пришлось говорить по этому поводу с помощником старшего инспектора Кулундинской заготконторы тов. БРЕУСОМ, как опытным военным человеком, бывшим в своё время командиром дивизиона в армии Будённого и командиром кавэскадрона на продфронте в Славгородском уезде 1921 года. Он заявил, что военный человек не мог иначе понять этот приказ как боевой, и командир кавэскадрона ВОЛЖСКИЙ действовал в пределах этого приказа, считая безусловным его исполнение. Тов. БРЕУС заявил также, что если бы этот приказ провести в жизнь в полной мере, то картина могла получиться ещё печальнее, и ни ВОЛЖСКИЙ, ни его солдаты за последствия не могли отвечать, а пришлось бы отнести последствия всецело к автору этого приказа.

Издание такого приказа не может рассматриваться иначе как превышение власти, и виновные должны бы караться по ст. 106 Уголовного Кодекса и на основании ст.16 УК, кои могут быть предъявлены командиру ВОЛЖСКОМУ за учинённые его отрядом насилия.

Необходимо указать также на неточность предоставляемых мер воздействия на налогоплательщиков пунктом 5 приказа зам. Предсибпродкома от 5 ноября 1922 г. В нём предписывается железной рукой карать всех уклоняющихся от выполнения продналога. Как далеко могла эта рука распространяться, из приказа ничего не видно. Мыслился ли тут предел железного нажима в существующих законах или предоставлялось каждому продработнику понять так, как это будет для него удобным? Поэтому, подходя к расследованию преступлений имевших место в связи с продкампанией в Славгородском уезде, трудно установить, откуда получилось начало этого зла и кто в первую очередь и больше всего должен за это отвечать.[16]

Чинимые солдатами кавэскадрона безобразия имели массовый характер, поэтому отдельных виновников установить не удалось. И достичь что-либо в этом направлении можно было только при условии очной ставки всех потерпевших с эскадроном.

Я указывал выше, что трудно установить главного виновника тех безобразий, кои имели место в Славгородском уезде, так как внушение о применении жестоких мер к налогоплательщикам не ограничивалось вышеуказанными приказами, а наоборот, уполномоченный Губисполкома и Губкома ЗВЕРЕВ своим приказом от 22 ноября 1922 г. предлагает ВОЛЖСКОМУ использовать все меры военного нажима так, чтобы от этого не получилось бесхлебье. Что оставалось делать командиру ВОЛЖСКОМУ как не приступить к исполнению этих предписаний и навести требуемый панический ужас.

Помимо указанных предписаний отдельным товарищам давались аналогичные мандаты. Для характеристики приведу несколько выдержек из мандата, выданного 21 ноября 1922 г. Славгородским упродкомом заведующему инспекторским п/отделом Славупродкома СЕРЕБРЯКОВУ, выезжавшему в качестве уполномоченного по продналоговым делам в Бурлинский район, и подписанный ЗВЕРЕВЫМ, СТУПАКОМ и АЛЁШИНЫМ. Мандат состоит из 14-ти пунктов и содержит в себе целый букет всевозможных неограниченных прав СЕРЕБРЯКОВУ.(…)

Принимались ли какие-либо меры со стороны СЕРЕБРЯКОВА в пределах данного мандата, кроме тех, кои указаны в его докладе, Комиссия не выясняла. По его заявлению видно, что им производились только аресты и давались указания. В своём докладе он говорит, что арестовал 120 крестьян, разбив их на две группы, предварительно отобрав хлеб, табак и спички, держал голодными по двое суток и гонял их то в Хорошее, то в Песчанское, на расстояние 18-ти вёрст. Кроме того, СЕРЕБРЯКОВ подтверждает ещё то обстоятельство, что в Хорошенской и Песчанской волостях была применена контрольная цифра по посеву 1921 года. Поэтому, когда крестьянин сеял одну-две десятины, налог с него причитался до 300 пудов.(…)

…Продинспектор ЕМЕЛЬЯНОВИЧ был для себя бог и чёрт и никаких приказов, кроме своих, для него, очевидно, не существовало. Своим приказом №34 продинспектор ЕМЕЛЬЯНОВИЧ пошёл гораздо дальше, чем циркуляр Уопертройки. Пункт 5 его приказа обязывает все многолавки[17] не принимать хлеб от крестьян в товарообмен, у коих не имеется удостоверения от сельсовета о выполнении всех 100% продналога. Такое распоряжение равносильно, с одной стороны, закрытию рынка и свободного товарообмена между крестьянством и государственными и кооперативными организациями, с другой – вынуждал крестьян сбывать хлеб на сторону в руки спекулянтов. Но ещё более решительно ЕМЕЛЬЯНОВИЧ предпринимал незаконные меры (п. 7 и 8 его приказа), когда предлагал удесятерить военный нажим так, чтобы налогоплательщики трепетали и в них видели бы определённого врага. Он предлагал создать в сёлах военный режим и тюремный порядок, превратить районы, сёла и кварталы в лагерь со всеми тяжёлыми последствиями. Одним словом, из этих пунктов пахнет осадным положением. В отношении арестованных ЕМЕЛЬЯНОВИЧ превзошёл всякие меры жестокости. Он приказывал заключённых держать под замком и выпускать по своим надобностям не более четырех раз в сутки, выдавать по 1/2 фунта хлеба в сутки и кружку холодной воды. Одним словом, его приказ состоит из элементов головотяпства, превышения власти и истязаний, что карается по ст. 106 и 107 Уголовного Кодекса.

Чем дальше следишь за ходом продработы в Славгородском уезде, тем больше отыскивается интересных вещей. И если они не носят уголовный характер, то всё же не исключены своеобразной оригинальности и говорят о том, насколько ответработники не считаются с нормами закона, в особенности – продработники.

Возьмём такой случай. Славгородская Уопертройка 20 и 23 октября 1922 г. постановляет изъять во временное пользование у всех частных торговцев Славгородского рынка весы, которые могут взвешивать до 40 пудов груза. Изъятие поручается произвести начальнику милиции и зав. коммун. отделом. После этого Уопертройка постановляет изъять ключи – каких и для чего в постановлении не говорится. Такому наказанию подвергаются волости: Ключевская, Троицкая, Златополинская и Каипская. Или вот приказ Славгородской Уопертройки от 22 октября 1922 г., коим предлагается продинспектуре (…) составлять протоколы и независимо ни от каких обстоятельств предавать суду. Или – постановление Славгородской Уопертройки от 18 октября 1922 г. подвергает аресту в административном порядке на 15 суток с отстранением от должности предволисполкомов Ключевского и Вознесенской волостей, при этом оговаривается, что заключить под арест со строгой изоляцией.

Следует отметить и доклад от 29 декабря 1922 г. начальника военного отряда ФАДЕЕВА из села Знаменка. В докладе он указывает, что составленные им ударные группы ходят по дворам и отбирают в продналог последних коров. Уполномоченный губисполкома ЗВЕРЕВ не только не запретил ФАДЕЕВУ отбирать коров, но наоборот, наложил резолюцию, в которой предлагает безоговорочно выполнить налоговое задание во что бы то ни стало.(…)

Не лишена интереса и записка от 4 декабря 1922 г. ЗВЕРЕВА на имя командира эскадрона ВОЛЖСКОГО. В ней он пишет ВОЛЖСКОМУ, что вверенный последнему эскадрон кавалерии за неплатёж налога якобы разгоняет похоронные процессии и совершает извращённые поступки с телами умерших и что-то ещё в этом роде. А также топтанье лошадьми неплательщиков и т.д. и проч. Дальше говорится в этой записке: прекратите и предотвратите, в дальнейшем подробно доносите. На это отношение командир ВОЛЖСКИЙ отвечает, что его отряд отлично понимает государственную боевую задачу в выполнении 100% налога и которую с честью выполняет и что всё то, что отмечено в записке ЗВЕРЕВА, есть ни на чём не основанная ложь. И этим исчерпывается поднятый ЗВЕРЕВЫМ вопрос. Так как ЗВЕРЕВ не проверил каким-либо другим путём циркулирующие весьма серьёзные слухи, зная хорошо, что в случае, если бы подтвердилось, что похоронные процессии разгоняются отрядом и что издеваются над мёртвыми телами, виновные должны быть привлечены к ответственности по ст. 125 Уголовного Кодекса.

Тоже самое происходит и с перепиской ЗВЕРЕВА с ФАДЕЕВЫМ от 4 декабря 1922 г., в которой ФАДЕЕВУ указывается, что будто бы красноармейцы его отряда избивают налогоплательщиков и что он, ЗВЕРЕВ предлагает расследовать и принять нужные меры.(…)

После отмеченных сногсшибательных приказов ЗВЕРЕВ от себя продолжает сыпать как из рога изобилия. Он пишет от 15 ноября 1922 г. на имя пом. старшего налогового инспектора, что тот должен выехать в район: «Делайте решительный нажим таким образом, чтобы материалы [о неплательщиках] непрерывно готовились, налог выполнялся, а неплательщик в панике дрожал. Введите суровый режим, всех арестованных выдерживайте на голодной норме и не пускайте их ни на какие свидания с семьей».

Или вот другое отношение (тоже без даты) на имя командира каввзвода ИГНАТЬЕВА, в котором говорится: «В директиве ясно одно: какое бы средство не пришлось пустить в ход, налог полностью надо взять. Ни мольба, ни просьбы, ни что не служит поводом к сложению [налога]. Всякие ходатайства – пустой звук». Дальше он предлагает применять твёрдый, жёсткий нажим – обхват сёл, закрытие дорог, окружение целых собраний в форме оцепления во время боя; чем жёстче и грубее будут меры такого воздействия, тем меньше будут разорены через суд. Короче говоря, предлагается в средствах и методах не стеснять себя, действовать решительно, по-боевому. Порукой всему – директива ЦК нашей партии.(…)

Я полагаю, что достаточно остановился на распоряжениях ЗВЕРЕВА, и дальше о них говорить не буду, так как все они на один лад и об одном и том же говорят: «жать и жать», больше ничего.(…)

Отмечу ещё один документ. Это – [обращение] гр-на села Северского Ключевской волости САРАФАНОВА Никанора, который пишет в Славгородский отдел социального обеспечения: «Ввиду непосильного налога по урожаю 1921 года граждане выплатить не могут, за что их посчитали злостными неплательщиками, а ЕМЕЛЬЯНОВИЧ отдал распоряжение отобрать скот, безразлично какой бы то ни был, а также инвентарь, заколачивая дома и выгоняя из них семейства до малых детей. Дал распоряжение выгнанные семьи не пускать на квартиры. Скот угонялся в волость без всякого суда. Эти ужасы привели крестьян к катастрофическому состоянию».

Этот документ, если соответствует действительности, отражает какую-то инквизицию и, казалось бы, в данном случае надлежало бы проверить в порядке следствия. Но мы, в силу наказа, данного нашей Комиссии, этого сделать не могли, так как вся наша работа должна была ограничиться имеющимися у нас материалами, добытыми и изъятыми у органов дознания и следствия, а указанный документ был извлечён совершенно из других органов. Чтобы по нему вести следствие, требовалось согласие представителя Губкома, которого, к сожалению, в нашей Комиссии не было, почему этот документ может являться простым материалом, характеризующим положение на месте.(…)

Отмечу ещё характерный случай с телеграммой, составленной на имя Председателя ВЦИК тов. КАЛИНИНА гражданами села Утянка, той же волости, Славгородского уезда и подписанной гр-ном СОСНОВСКИМ, которая по каким-то роковым обстоятельствам не была принята на телеграфе. Зав. Политбюро[18] тов. БОЛОТНЫЙ в своих показаниях от 18 февраля 1923 г. говорит, что эту телеграмму получил от зав. отделом управления ШАРГОРОДСКОГО. Тот принёс её к нему и спрашивал как поступить. БОЛОТНЫЙ разъяснил, чтобы последний указал гр-ну СОСНОВСКОМУ об ответственности за действительность сведений, изложенных в телеграмме. Пока ШАРГОРОДСКИЙ был у меня, гражданин СОСНОВСКИЙ куда-то скрылся, поэтому телеграмма была передана мне, я передал своему заместителю ЕФРЕМЕНКО, а последним была передана пом. прокурора по Славгородскому уезду тов. ЕВМИНУ.(…)

Характерен также документ Ключевского волисполкома на имя Славгородского Уисполкома от 3 декабря 1922 г., в котором говорится: «Ключевской волисполком вынужден довести до вашего сведения, что в районе Ключевской волости осуждено крестьян судебными приказами и приговорами – 161 человек с конфискацией всего имущества. Судебные приговоры и приказы приведены в исполнение. Всё имущество конфисковано, крестьяне со своими семьями выдворены из домов, дома заколочены. С учётом конфискованного имущества налога ещё 100% не выполнено. Описано имуществ по волости около 250 крестьян за неуплату налога. Причитается налога 462 475 пудов без промсбора и семссуды и недоимки 1921 года, а выполнено по ордерам 252 669 пудов, не считая конфискованного имущества. Ещё конфисковано две коммуны «Заря» и «Карл Маркс». Первая – по судебному приказу, вторая – по приговору. Приказы с приговорами приведены в исполнение продорганами. Просьба дать от вас какое-либо распоряжение или указание, так как масса семей просит волисполком, чтобы их снабдили квартирами или разрешили зайти в свои отчуждённые дома».

Другой документ Ключевского волисполкома в Славгородский Уисполком, основанный отчасти на отношении Петуховского сельсовета от 2/XII-22 г. и приказа ЕМЕЛЬЯНОВИЧА от 25 ноября 1922 г., в котором говорится: «По имеющимся сведениям от сельсоветов:

1) 2 декабря с/г прибыв в село Петухово инспектор ГРОМОВ за неуплату недоимки 1921 года посадил граждан в холодный амбар в ночь на 3 декабря с/г. Многие из них были бедняки, очень плохо одеты, в скверных кожаных сапогах. Была посажена также красноармейка с малым ребёнком на руках. Зам. предсовета Гусевым Митрофаном было предупреждено тов. ГРОМОВУ, что при Петуховском сельсовете есть отдельные тёплые помещения, но ГРОМОВ на это внимания не обратил.

2) 2 декабря с/г в село Покровку прибыл кавалерийский эскадрон под командой ВОЛЖСКОГО. Были созваны все граждане. Командир ВОЛЖСКИЙ вывел население на площадь, оцепив таковое, выставил пулемёт. Заложив ленту и обнажив шашки, подал команду: “Руби!”. Отряд врезался в толпу, получилась полная паника. После этого многие женщины перепугались и заболели.

3) Приказом пом. старшего инспектора ЕМЕЛЬЯНОВИЧА была дана пеня на волость в 92 000 пудов и предложено немедленно внести в заготконтору. Ввиду этого крестьяне продали массу скота за бесценок, дабы не пойти под суд, а впоследствии эта пеня была отменена. Но проданную скотину не воротить, о чём и доводится до сведения Славуисполкома».(…)»

Ещё пару слов отмечу о Славгородском уезде из показаний предуисполкома тов. СТУПАК от 21 февраля с/г. В них окончательно характеризуется обстановка продработы по Славгородскому уезду. Тов. СТУПАК между прочим говорит, что (…) все принятые репрессивные меры в изданных приказах, в частности, данных полномочий командиру кавэскадрона ВОЛЖСКОМУ, вызывались упорством самого крестьянства, так как без указанных мер воздействия, преподанных приказами и распоряжениями всем продработникам, Уопертройка считала невозможным выполнить все 100%.(…)

На вопрос – на каком основании волпродинспекторам Уопертройка предоставила право в административном порядке на аресты на 7 суток налогоплательщиков? – тов. СТУПАК говорит, что это сделано по телеграфному распоряжению Предгубисполкома и Губпродкомиссара за №305/03 и 309/03. (…) (Само постановление Уопертройки от 16 ноября 1922 г. говорит просто: «Предоставить право волпродинспекторам производить аресты неплательщиков до 7 суток»).(…)

Что же касается установления тюремного режима для арестованных, с лишением табака, спичек и т.д. и с выдачей 1/2 фунта хлеба в сутки вызывалось, как говорит СТУПАК, необходимостью воздействия.(…)

Далее тов. СТУПАК объясняет административные аресты в количестве 5 429 чел. налогоплательщиков и 719 человек должностных лиц, произведенные продработниками. Из них утверждена Упродкомом только часть арестов, а большая часть проходила без всякого утверждения постановлений и только потому, что продинспектура не сообщала о проводимых ею административных мерах.(…)

Заканчивая доклад, я должен сказать, что все обвинения выдвинутые против лиц, кои выставлены в докладе, являются доказанными следственными материалами, основаны на свидетельских показаниях и официальных документах. Не будет, однако, ошибкой сказать, что весь материал составляет лишь половину по количеству и по степени установленных преступлений.(…)

В начале продкампании мы кричали: «Прочь все формальности!» и считали, что каждый честный коммунист в основу своей работы не должен брать [формальности]. Теперь же обязанность каждого коммуниста, в том числе продовольственников, быть ближе к законности в своих действиях. Под словами «Долой формальности!» на местах поняли «Долой всякую законность», что и доказывается постановлениями Славгородской Уопертройки и Уполномоченного Губисполкома ЗВЕРЕВА.(…)

Я полагал бы, вместе с привлечением к ответственности некоторых лиц войти в рассмотрение вопроса о принятии мер к освобождению некоторых осуждённых, так как часть из них – очень старые, а у других осталось хозяйство на произвол судьбы. (…) Кроме того, для усиления сельского хозяйства необходимо было бы его снабжение, хотя бы на 50% выдаваемой семссуды безпроцентно, чем можно было бы заинтересовать крестьянство к расширению площади посева, а для некоторых бедняков сильно пострадавших от результатов продкампании, выдать отобранную скотину или соответствующим образом вознаградить за это и дать возможность приобрести таковую и заняться своим хозяйством.

Зам. Губпрокурора, председатель

Особой Следственной Комиссии  Веселовский  (подпись)

* * *

ВЕДОМОСТЬ

конфискованного имущества по Кулундинской и Славгородской заготконторам в кампании сбора продналога с 15 ноября 1922 г. по 20 февраля 1923 г.[19]

№ п/п	Наименование конфискованного имущества	Поступило	Из этого продано (или зарезано)
1 2 3 4 5 6 7   8 9 10 11 12 13 14 15 16 17   18 19 20 21 22 23 24 25	Животные Лошади Коровы Телята Овцы Козы Свиньи Домашняя птица С/х инвентарь Плуги Бороны Сани Брички и ходки Лобогрейки Веялки Молотилки Телеги Конные грабли Хомуты Домашние вещи Диваны Столы Скамейки и табуретки Швейные  машины Самовары Сепараторы Кровати Овчины	1144 237 4 339 2 25 165   187 29 61 151 64 26 14 31 43 97   2 15 9 16 16 3 1 1058	1048 195 – 313 – 24 62   35 2 36 41 11 5 1 1 5 43   1 6 8 5 9 1 – 6

 

Возможно, введение в доклад указанных актов представителя РКИ было бы не очень необходимым, но они требуются для того, чтобы составить [мнение] о тех скоплениях, кои получились в Кулундинской [и Славгородской] заготконторах и о том, что в Татарском уезде КИРЮХИНЫМ и ПЕТЬКО отобрана последняя скотина у некоторых граждан. Возможно, накопления этих заготконтор и состоят из тех крох, которые отняты у таких как слепая вдова Щедрина, оставшаяся с пятью детьми. Кроме того, эти акты очень хорошо характеризуют продовольственную тактику в смысле нажима по выполнению продналога. Чего только мы тут не видим, начиная от сельхозинвентаря и кончая костюмами, самоварами, швейными машинами и деревянными полками – всё конфисковывалось, ничему не было пощады, забиралось всё, что попадало под руку. Надо отметить, что эти накопления есть не меньшее преступление, как если бы в заготконторах оказалась недостача. Недостача объясняется хищением из государственного склада, а излишек нужно признать также хищением, но только у крестьянства. Поэтому, мне кажется, что заведующий заготконторой, имеющий такие накопления должен быть привлечен к ответственности.(…)

Зам. Губпрокурора, председатель

Особой Следственной Комиссии  Веселовский  (подпись)

   

 

 

Copyright © 2004 - 2014 3zvalve.ru
Коллектив авторов.
Все права на материалы данного сайта принадлежат авторам. При перепечатке ссылка на авторов обязательна.