| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск девятый
Цветы усопшим
Только смерть превращает жизнь человека в судьбу.
Л. Мальро
Жамиля Мухамеджанова
ПАМЯТИ ОТЦА
24 декабря 2008 года исполнилось бы 80 лет со дня рождения
моего отца Калтая Мухамеджанова. В Казахстане Калтай Мухамеджанов фигура
легендарная. Про него до сих пор рассказывают истории…
Мне трудно быть объективной,
писать об отце больно даже сегодня, спустя почти восемь лет после его ухода.
Естественно, для меня он был лучшим человеком на земле.
Для казахов он один из самых
уважаемых деятелей Культуры. Именно так, Культуры с большой буквы. Кроме того,
что он был наиприметнейшим комедиографом Казахстана и блестящим публицистом, он
был ещё одним из самых удивительных духовных деятелей нашей страны. И это вовсе
не преувеличение. Возможно, он не был Великим драматургом, но он был тем, кто
определяет высокий Дух культурного пространства. Он был Человеком огромного
масштаба и Богом одарён редким Даром – даром общения и доброты.
Энциклопедически образованный,
поглощающий книги так быстро и глубоко, что все только диву давались его
способности успевать читать все новые произведения, в том числе казахских
писателей и поэтов, а также критиков и публицистов. Он был очень внимателен к
любым проявлениям таланта. Всегда находил время, если ему понравилось
прочитанное, позвонить автору и похвалить его, и подробно обсудить
произведение. Причём, не имело значения, молод или стар автор, именит или вовсе
неизвестен. Это при том, что он всегда был очень занят. Писал и пьесы, и
сценарии, и публицистику. Работал он и чиновником, организовывал форумы и
конференции по проблемам национальной культуры. Его волновал духовный мир
народа, его каждодневная работа души.
Он прекрасно понимал, что с
развалом Советского Союза рухнула и советская идеология. Прекрасно осознавал,
что любому государству нужна своя идеология, своя национальная идея, которая
объединит, сплотит народ, сделает его единой нацией патриотов Казахстана.
Мой папа – великий сказочник.
Он был человеком многих знаний и многих талантов. Как никто, понимал и
чувствовал условность сказки и безусловность их истин. Отнюдь не случайно
перевёл на родной язык «Тысячу и одну ночь» – здесь сосредоточена вся мудрость
Востока, осмысление мироздания, колоссальный философский, политический и
религиозные аспекты, которые еще не в полной мере освоены человечеством. Когда
в Москве, в Институте Востока, узнали, что полный перевод этого памятника
мировой литературы с языка первоисточника в полном объеме сделал один
человек, там сказали следующее: «Вам надо памятник ему поставить; у нас этот
гигантский труд делали несколько научных отделов».
Калтай Мухамеджанов отдал
переводу «Тысячи и одной ночи» почти 15 лет жизни. Он сохранил в переводе всю
иносказательность этого памятника литературы и культуры, весь художественный и
философский подтекст, всю красочность и текучесть языка. И даже если бы он в
своей жизни больше ничего, кроме этого перевода, не сделал, только за этот
титанический труд он должен навечно войти в Историю Культуры Казахстана.
Он был одинаково доступен всем.
Когда через год после его смерти мы вместе с режиссером Александром Головинским
начали снимать фильм об отце, меня больше всего поразило количество людей,
которые хотели высказать слова любви и уважения. Это были не только великие
Давид Кугультинов, Кайсын Кулиев, Чингис Айтматов, Расул Гамзатов, но и простые
люди. О нём с восторгом и печалью, с любовью и трепетом, с нежностью и смехом,
с широчайшей палитрой самых добрых человеческих чувств, говорили земляки из
родного аула, рабочие из Темиртау, чабаны Сары Арки, учителя, врачи, водители
такси, торговцы на рынке. То есть все, кто, собственно, и составляют народ.
Кстати, о рынке. Мама, вечно
обременённая домашними заботами нашего огромного семейства, терпеть не могла
ходить с отцом на Зелёный базар (теперь это Центральный рынок Алматы). Она
забегала на базар, покупала всё необходимое и бежала домой готовить обед. А вот
поход на базар с отцом затягивался на несколько часов. Я обожала такие походы!
Папа, безусловно, человек театрально одарённый, превращал обычную покупку
обычной снеди в настоящий спектакль. Его знали все торговцы на Зелёном. Тогда
на базаре ещё стояли деревянные ряды. Папа неторопливо обходил их все.
Приценивался, втягивал своим большим носом запах трав, пряностей, фруктов.
Останавливался часто у рядов торговцев сухофруктами, а это были по преимуществу
узбеки или узбекские таджики и по-узбекски или по-таджикски долго говорил с
ними о погоде и урожае, обсуждал их домашние заботы, отчаянно торговался. И не
потому, что считал цену высокой, а просто на восточном базаре надо торговаться,
а то какой интерес – это же Базар! При этом он объяснял продавцу, что его изюм
плохо просушен или не из правильного винограда, курага недостаточно большая или
недостаточно мясистая или ещё по какой-то причине она не может стоить таких
денег. Причём, как явно было заметно, торг нравился и продавцу, и покупателю, и
всем окружающим. Если продавец не уступал, папа театрально разводил руками, как
бы призывал весь ряд в свидетели, осуждающе покачивал головой и делал вид, что
уходит. Тут все продавцы наперебой начинали зазывать его к себе и предлагать
«Уважаемому совсем смешные цены». Отец с серьёзным лицом отпускал шутки, на
ходу придумывал коротенькие стишки об орехах или изюме (в зависимости от того,
чем торговали на этом прилавке). Так продолжалось долго, вокруг собиралась
толпа любопытствующих зевак, разговор то и дело прерывался взрывами хохота,
торговля оживлялась, продавцы и покупатели расставались довольные друг другом.
Как правило, продавцы насыпали нам горы орехов, кураги, изюма и других
вкусностей, папа и вправду платил «смешные» деньги за всё это великолепие, и мы
двигались за овощами. Та же картина повторялась и у рядов с мясом, и у рядов с
соленьями. Там всякими острыми приправами и салатами торговали корейцы, дунгане
и уйгуры. По-корейски отец не говорил, но со знанием дела обсуждал кимчи,
соевые соусы и виды приправ, о которых я понятия и тогда и теперь не имею.
Пробовал всё и причмокивал, и цокал языком, и хвалил. Мы набирали набор острых
приправ для дунганской лапши (лагман). Покупали рисовую лапшу для фунчезы и шли
к рядам, где солёными огурцами, помидорами и грибочками торговали русские и
украинцы. Там он тоже всё пробовал и хвалил. Подробно обсуждал разницу вкуса
солений бочковых и баночных, а также какие сорта помидор и огурцов для чего
больше подходят, и что лучше для квашения капусты – брусника или корни хрена и
т.д. и т.п. А выбор арбузов и дынь!!! Это была отдельная песня! Отец вырос
среди бахчей – в песчаной почве Приаралья ничто так хорошо не родилось, как
дыни и арбузы. Папа всегда говорил, что сушёные дыни спасли их семью от
голодной смерти. Он долго расспрашивал продавцов, откуда привезены дыни и арбузы.
Сжимал лоснящиеся бока арбузов – трещит - не трещит, и смотрел на «попку»:
девочка или мальчик. Считается, что девичья широкая вкуснее. А про дыни он,
кажется, знал всё! По запаху, форме и цвету он рассказывал самим продавцам,
откуда эти дыни, вовремя ли их сняли, сколько их можно хранить, как и с чем их
лучше есть, какие сорта сушить… Он любил базар и базар любил его. Большинство
торговцев и знать не знали, кто их покупатель, они просто любили и уважали его
за его любовь и уважение к ним. Он многих знал по именам, помнил, у кого
сколько детей и чей сын учится сейчас в Ташкенте или Москве. Он поздравлял с
замужеством дочери или появлением внуков. С седым аксакалом, торговавшим
шубатом и кумысом, отец мог долго беседовать о том, как тяжело прокормить скотину
в годы засухи. Ему были интересны люди, и он был им интересен.
Отец не был героем, какими мы
себе их рисуем. Он был лишён пафоса и позы. Судьба сына репрессированного муллы
навсегда отпечаталась в его характере. У большинства людей его поколения страх
за свою жизнь и жизнь близких въелся намертво. Он всю жизнь боролся с этим
страхом и «выдавливал из себя раба». Никогда с высоких трибун, на которых он
нередко стоял, он не громил и не критиковал товарищей по перу. Никогда, как
многие, он не критиковал ушедших с высокого поста или неугодных власти людей.
Для меня показательны его отношения с Динмухамедом Ахметовичем Кунаевым. В те
времена, когда Кунаев возглавлял Республику, папа не был обласкан властью.
Постоянно ябедничали на отца, его меткий и остроумный язык многим не давал
покоя. Несмотря на то, что большинство его произведений ставились во многих
театрах не только СССР, но и мира (переводы и инсценировки классиков русской и
зарубежной литератур пользовались огромным успехом), Калтая Мухамеджанова государственными
наградами отмечали нечасто. Почти все его пьесы в постановках театров
республики были удостоены каких-то премий, в том числе и Государственных.
Премий были удостоены режиссёры, актёры и даже художники и композиторы
спектаклей, но только не автор пьес. Он, конечно же, огорчался. Отец не делал
вид, что ему безразличны награды – любому художнику хочется и официального
признания. Но, видимо, «доброжелатели» старались не напрасно, из
государственных наград отец получил только орден Дружбы народов и несколько
медалей к разным республиканским датам, которые не вешали разве что на заборы.
Это сегодня вовсю превозносится вклад Кунаева в становление и развитие
республики. В этом восхвалении есть та же нарочитость и неискренность, как и
много лет назад. Почти те же люди, что сегодня поют дифирамбы, топтали
поверженного Хозяина. После известного съезда партии, на котором Кунаев был
смещён с поста Первого Секретаря Компартии Казахстана, некоторые известные
деятели выступили с гневными речами, упрекая теперь уже бывшего Хозяина в
грехах настоящих и надуманных. Когда старик после окончания экзекуции, а дело
было во дворце им. Ленина, в одиночестве шёл по огромному, гулкому и вдруг
опустевшему холлу, к нему подошёл мой отец, уважительно взял его под руку и завёл
разговор о чём-то, может быть, и несущественном. Это было не важно, важно было
оказать поддержку человеку, который несколько десятилетий стоял во главе
Казахстана и немало сделал для его процветания. Кунаев мог быть неправ во
многих вопросах, но он был личностью неординарной. Блестяще образованный,
сильный и умный, он выгодно отличался на фоне, в большинстве своём,
малограмотных первых секретарей огромной страны, именуемой Советским Союзом.
Отец очень его уважал. И когда его упрекали в том, что он демонстративно оказал
уважение изгою, он ответил: «На Востоке говорят – немного требуется геройства,
чтобы плевать в сторону мёртвого льва». А я хочу добавить – требуется немалое
мужество, чтобы публично, без громких слов и пафоса оказывать поддержку
человеку, отстраненному от власти… Он был в хороших отношениях с Заманбеком
Нуркадиловым. Зеке был человек талантливый и непростой. Вспыльчивый и чересчур
резкий, он не вписался в политический поворот и вылетел… После его отставки
папа часто встречался с ним, мы приглашали его в гости и родители ходили к
нему. На людях отец всегда оказывал ему подчёркнутые знаки внимания.
В силу занимаемой должности –
он был главным редактором созданной им же газеты «Туркестан», отец всегда тесно
общался с мэрами Алматы. Однажды Шалбай Кулмаханов, который сменил Нуркадилова
на посту мэра Алматы, с обидой сказал отцу: «Калеке, вы так хорошо отзываетесь
о Нуркадилове, а знаете, сколько нарушений у него было, он нанёс большой вред
городу». Папа рассмеялся: «Шалбай, я не знаю ничего о нарушениях мэра
Нуркадилова и дружу я с людьми, а не с их постами. Когда тебя снимут, ты
думаешь, я перестану с тобой здороваться и говорить о тебе хорошо?».
Когда через несколько лет
Кулмаханова сняли и папа при встрече также приветливо говорил с ним, Шалбай, наверное,
оценил слова, сказанные ему когда-то. У отца был один из самых ценных талантов
дарованных Богом людям – он умел дружить. Он любил людей умных, ярких,
талантливых. Причём, это не обязательно талант в искусстве или науке. Он уважал
мастеровых талантливых людей, людей одарённых особой человеческой душевностью.
Возраст и положение на социальной лестнице не имели никакого значения. Он был
одинаково доступен всем. Никогда не кичился своими поистине академическими
знаниями. Разговаривал на равных и президентами, и с шейхами, и с чабанами. Ему
был интересен человек и сам по себе, и то, что с человеком делает власть. Но
если он кого-то презирал и не уважал – возраст и положение тоже не имели
значение. Будучи человеком добродушным и не злобливым, папа становился
беспощадным, если сталкивался с невежественным, или хамским, или просто
неуважительным отношением к культуре, истории или религии у людей, которые,
казалось бы, были призваны нести свет в народ и заниматься просветительством.
Широко известен его конфликт с тогдашним Муфтием Казахстана Ратбеком. Отец, сын
муллы, блестящий знаток Корана, дискутирующий с ведущими мусульманскими
теологами, был недоволен поведением Муфтия. Несмотря на неоднократные угрозы,
папа выступал с его резкой критикой и на страницах республиканских изданий, и
на публичных мероприятиях, посвящённых вопросам духовности, культуры и религии.
Вскоре на пост Муфтия был избран достойный духовный лидер. Мне кажется, в этом
немалая заслуга моего отца.
Но ещё больший убойный эффект
имели папины остроумные, в прямом смысле уничтожающие, характеристики, которые
он давал подобным персонажам. Многие его выражения «ушли в народ» и стали
нарицательными.
О папе я могу говорить
бесконечно долго. На юбилейном вечере в Академическом театре им. Мухтара Ауэзова
атмосфера царила удивительная. Не было тягостного официоза. На сцену, после
краткого поздравления от государственных учреждений, поднимались писатели,
поэты, актёры и сатирики. Каждый из них рассказал свою историю о встречах с
Калтаем Мухамеджановым. Почти каждая история может служить юмористической или
лирической миниатюрой. Зал смеялся и ликовал, замирал от восхищения и печально
затихал. После официальной части и спектакля по прекрасной и уже легендарной
пьесе «Восхождение на Фудзияму», написанной в соавторстве с Чингисом
Айтматовым, состоялся фуршет. И люди вновь вставали и делились своими
мгновениями счастья общения с моим отцом. Не утихал смех и каждый торопился
рассказать о своём Калеке. Некоторые вспоминали, и таких тоже было немало, как
отец им помог, поддержал их в той или иной непростой ситуации (в том числе,
нередко, и материально).
Никто не хотел расходиться,
всем было комфортно и радостно снова прикоснуться к великому Дару доброты –
папа и здесь сумел объединить людей в самых добрых их проявлениях. И я в
очередной раз убедилась, что Калтай Мухамеджанов по праву носил гордое звание
Народного Писателя. И как написал о нём его друг Герольд Бельгер «Смерть – ещё
не конец».
22.01.2009 г.
|
|