Литературно-художественный альманах

Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.

"Слово к читателю" Выпуск первый, 2005г.


 

 Выпуск седьмой

 Цветы усопшим

Все мы слишком быстро забываем о том, о чём, как нам казалось, мы никогда не забудем.

Дидьен Джоан

Александр Лейфер

ДВА ОЧЕРКА

Страница 2 из 3

[ 1 ] [ 2 ] [ 3 ]

И дальше идёт узловое, главное рассуждение автора этой далеко выходящей за изначальные рамки литературно-краеведческой рубрики статьи:

«Я читаю это стихотворение как размышление о свободе – духовной и творческой. Меня глубоко ранит этот “смутительный свет”, равно открывающий надрезанный стебель и полёт ангела, поровну освещающий село и город, кувшинку и настольную лампу.

И вот я думаю о том, что, благодаря молодому поэту, я не теряю то счастье, которое, казалось бы, у меня отняли, – любить всё сразу и всех сразу, мучаясь вечным и одним-единственным вопросом: кому сегодня подчиниться прежде – земле или небу, деревенской избе или городскому камню, хотя хочется, как Науменко, – всем сразу».

Почему мы отксеривали и взахлёб читали эту статью? Видимо, ещё и потому, что, объевшись высоколобых размышлений и бесконечной и бесполезной политической трескотни, устав от картонных страстей постмодерняги, как по чёрному хлебу, соскучились по простым вещам, о которых прямо говорил Анатолий Иванович:

«Я по сей день не могу избыть того чувства, которое ведёт меня от одной книжки к другой, – того ощущения, из которого следует, что всякий пишущий – это мой брат, всякая сочинительница – моя сестричка: и они живут словом и из-за слова, и я».

Диалог – единственное наше спасение, панацея от всех бед, лекарство от всех непоняток.

«Для диалога многое уже есть: Пушкин, боль за порушенную деревню, тревога за уходящий город, элементарное счастье писать».

Счастье писать… Этими словами и заканчивается статья.

 

В ноябре 2002 года под Новосибирском состоялся IV Съезд писателей Сибири. Я на него не ездил, но коллеги – Галина Кудрявская и Александр Сафронов – привет от Анатолия мне оттуда привезли.

На следующий год в «Сибирских огнях» появились «Воспоминания о Круглом столе поэтов, имевшем место состояться в конце ноября 2002 г. на IV Съезде писателей Сибири» (№ 7). Судя по этим «Воспоминаниям» (автор – Станислав Золотцев), Кобенков вёл себя на этой «тусовке» резко и нервно. Чувствуется, что он устал:

«Кобенков (с усталым вздохом): – Да не по сердцу мне сегодня читать стихи свои. Поймите, мне (да и многим из нас, только не все в этом могут признаться) стихи – свои собственные – не то чтобы надоели, но неинтересно стало загонять свою душу в ямб, хорей и анапест. Твоя, Стась, теория о натурфилософской лирике как о предмете зрелости тут не годится. Наша зрелость – иная. Лет 30 назад я не умел писать стихи, они были беспомощными, но в них звучала моя живая боль, звучала моя радость – звучала! Вот главное. Музыка в них жила!..»

И дальше:

«…сейчас, как ни страдаем, как ни стараемся, получается больше литература, а не музыка. Слова, слова… Меня уже раздражает умение, и своё, и чужое. Мы пишем прежним языком, а он уже не годится для того, чтобы выразить себя нынешних. А нового языка найти не можем. И потому нас не слышат, нет у нас читателя. Хотя состояние – полная свобода от всех. Только ненадолго, а что будет завтра? послезавтра? так и будем без языка, без музыки и без читателя?»

С. Золотцев называет тогдашнее кобенковское красноречие «отчаянным». Что ж, сегодня можно предположить: вполне возможно, уже тогда у Анатолия вызревало решение сменить обстановку, начать новую страницу – уехать из Сибири.

Усталость видна и в реплике, брошенной им в ответ на приглашение принять участие в критическом споре:

«– Не хочу и не буду, это мне не по душе, получится полемика, спор, перестрелка снова, а мы все уже налаялись за минувшие годы, я лично настрадался, мне по душе писать о любимом, о заветном…».

 

Выше уже упоминался итоговый, двенадцатый по счёту, сборник – «Строка, уставшая от странствий… (Стихи разных лет)» (Иркутск, 2003). Он достаточно велик по объёму (почти 10 усл. печ. листов) и, по сути дела, представляет из себя избранное поэта. Поэтому писать о нём подробно в моём очерке вряд ли нужно – ведь я и так уже в меру своих сил, пусть пунктирно и отрывочно, но всё же попытался показать литературный путь своего товарища – от омского альманаха «Ветер» (1975) до сборника «Осень: ласточка напела» (Иркутск, 2000). Анализировать «Строку…» – значит, в какой-то степени повторяться, ибо все или почти все уже цитировавшиеся в очерке стихотворения в неё тоже включены.

Примечательно, что составлял своё избранное автор не сам, а доверил это деликатное дело друзьям – уже знакомому нам Виталию Науменко и известному иркутскому издателю Геннадию Сапропову. Корпусу стихов предпослано предисловие составителей. Процитирую из него два места.

«Кобенкова, который был и остаётся больше лириком, чем эпиком, куда живее интересует, как смотрит на него любимая женщина, чем родственны ему бабочка и кузнечик, дождь или солнце придут в его город с утра, нежели то, какую медаль повесили на грудь очередному вождю или какая новомодная литературная эра провозглашается со страниц литературных журналов».

И ещё:

«От прозрачной по слову, по-детски беззащитной ранней лирики он перешёл в том числе и к высказываниям весьма жёстким, реминисценциям, бесстрашно вызывающим самые великие тени. В чём-то он столь же сентиментален, что и прежде, но это сентиментальность, поддержанная новым опытом, – опытом, жадно пропустившим через себя бездну информации, – той, что не объясняет мироздание, но настаивает на его многоэлементности».

Много ещё верных и метких наблюдений в этом не таком уж и большом предисловии. В одном только ошиблись его авторы. «Неверно считать эту книгу итоговой, правильно – этапной», – написали они в заключение. К несчастью, состояться следующему этапу было не суждено. Поэтому так дороги мне дарственные строки на традиционном месте – титульном листе: «Александру Лейферу, сомученику и сосчастливцу на просторах литературной Сибири – сердечно – Толя. Март 2003, Иркутск».

Последний его подарок, последние адресованные мне строчки…

 

Пожалуй, стоит рассказать о том, как я попал на Толину могилу, т.к. есть в этой небольшой истории нечто символическое, во всяком случае – для меня.

В январе 2007 года я прилетал по делам в Москву. Дел этих, как и во всякий приезд в столицу, было много, но одно из них – особое: хотел побывать на могиле. Олег Хлебников в «Новой газете» писал о ней так: «В «Автоэпитафии» Толя всё предсказал – он похоронен на Переделкинском кладбище у колодца “к виску наискосок”, родника и дороги».

Вот эти строки из стихотворения «Автоэпитафия»:

Ничего не остаётся –

только камни да песок,

да соседство с тем колодцем,

что к виску наискосок.

Остановился я в переделкинском Доме творчества и в один из первых дней пришёл в музей Бориса Пастернака – просто «отметиться», т.к. и до этого бывал там не раз. Случайно услышал, как в ответ на вопрос одного из посетителей девушка-экскурсовод назвала своё имя – Татьяна Нешумова.

– А Вы знаете, – улучив момент, сказал я ей, – у нас в Сибири был такой поэт – Владимир Нешумов.

Оказалось, что это её родной дядя!

О том, что мы с В. Нешумовым оба состоим в редколлегии красноярского журнала «День и Ночь», я говорить не стал – ещё подумает, что хвастаюсь, а вот о том, что в Сибири до сих пор помнят и любят покойную супругу Нешумова – Лиру Абуллину, сказал. Оказалось, Татьяна знает и её, больше того – сама пишет стихи, выпустила два сборника.

Договорились встретиться и поговорить уже не на ходу.

На следующий день я пришёл в пастернаковский музей в удобное для Татьяны время, она усадила меня в соседней с экспозицией комнате за огромный старинный стол и начала поить чаем. Оказалось, что не в таком уж далёком прошлом за этим столом пила чай семья Пастернаков!..

Я листал подаренные мне Татьяной её сборнички – «Нептица» (М., 1997) и «Простейшее» (М., 2004), а потом решил заговорить о печальном – спросил, не знает ли она, в каком именно месте переделкинского кладбища похоронен поэт Анатолий Кобенков.

– Сама я точно не знаю, – сказала Татьяна, – где-то недалеко от моста через Сетунь. Сейчас позвоним моему приятелю, он хоронил Кобенкова. Знаете такого поэта Веденяпина?

И вот я сижу за столом Пастернака, держу возле уха Танин мобильник, и поэт Дмитрий Веденяпин, стихи которого я, конечно же, не раз читал в московских журналах, объясняет мне, как именно пройти к Толиной могиле… Ну, какова ситуация?..

Веденяпин навёл меня абсолютно точно: светлый лакированный крест, ещё не успевшие пожухнуть венки возле него были видны уже с дороги. Вот и забранный в трубу-колодец родник. И та же, что и на траурной полосе «Новой газеты», фотография – Толя в вельветовом пиджаке; только скадрировано по-другому – справа срезаны книжные полки, на фоне которых он снялся. Журчит внизу речушка Сетунь, шумят над головой деревья. Рядом – тоже недавняя могила умершего непонятной смертью известного журналиста и политика Юрия Щекочихина.

Хотел прямо с могилы позвонить в Омск Березовскому, но треклятая техника не сработала. Да и хорошо – это, пожалуй, был бы уже перебор.

В следующий раз мы пришли сюда с земляком – давно уже живущим в Москве моим другом Михаилом Сильвановичем, приехавшим в Переделкино ко мне в гости и прихватившим по моей просьбе фотоаппарат. Когда-то, в далёком 1975 году, он, редактор омской газеты «Молодой сибиряк», печатал в ней Толины стихи, в частности, и тот поэтический альманах «Ветер», о котором говорилось в начале этого очерка. И вот теперь, тридцать два года спустя, он, привычно меняя выдержки, фотографировал могилу своего давнего автора…

Не люблю Москву, не люблю стойкой, испуганной нелюбовью вечного провинциала. Верно написал про А. Кобенкова Евгений Евтушенко: «Москва не поверила и его слезам».

ДРУЗЬЯ МОИ ОТ ОМСКА ДО ЧИТЫ…

Этот очерк – единственный во всей книге – соответствует позаимствованному у Гоголя заголовку: он и в самом деле основан на переписке – переписке Романа Солнцева со мной, т.е. для полноты картины в текст очерка включены и мои письма. Сделано это, конечно же, не из самолюбования и излишнего «уважения» к собственному «эпистолярному наследию», а для того, чтобы на нашем, омском примере читатель яснее увидел, какое большое значение имело в недавние годы для провинциальных российских писателей сотрудничество с журналом «День и Ночь», какую реальную помощь оказывал его главный редактор нашей молодой, только ещё становящейся на ноги писательской организации. Ведь, должно быть, в подобном положении находились и многие другие местные, в частности, сибирские отделения Союза российских писателей.

Итак, наша переписка в основном касается дел журнала, приходится на 90-е годы и на начало нынешних, двухтысячных.

Но познакомились мы с Солнцевым задолго до этого.

Если уж брать с самого начала, то я услыхал о нём ещё в 1962 году, когда поступил в Казанский университет, стал сотрудничать с местными газетами, интересоваться местной литературной жизнью. Солнцев в этом же году наш университет окончил, из Казани сразу же уехал, но помнили его в местных литературных кругах хорошо. Называли его местные молодые авторы и Романом Солнцевым, и настоящим именем – Ренат Суфиев.

В 1967 году я получил  диплом, вернулся в Омск, стал работать в «Омской правде». Начал посещать занятия литобъединения при Омской писательской организации. Тогда регулярно, раз в два года в Омске проводились семинары молодых авторов, руководить которыми приезжали профессиональные писатели из других городов. На один из таких семинаров приехал и Роман, тогда мы и познакомились. Почему-то получалось так, что встречать Солнцева в аэропорт всегда посылали меня. Он даже как-то сказал, когда мы ехали на такси из аэропорта в центр города:

– Как приземляюсь в Омске, так думаю: «Ага, сейчас Сашку увижу…»

Хорошо запомнил поэтический семинар 1971 года, который проходил в самом начале весны. Руководить им приезжали Ростислав Филиппов из Читы, Александр Плитченко, критик Виталий Коржев из Новосибирска и Роман. Один день семинара совпал с днём рождения жены Вильяма Озолина – Ирины, и тот пригласил на него Филиппова, Солнцева и нас с омским прозаиком, моим близким другом Михаилом Малиновским. Сидели до полночи.

 

<Осень 1974 г.>

«Милый Саша, здравствуй!

Прекрасно тебя понимаю и постараюсь что-нибудь сделать. Одно плохо – прислал ты такой мёртвый, слепой экземпляр, что, видимо, придётся отдать перепечатать – у нас тут народ обидчивый и такие слепые экз-ры не читает даже у нас, своих бандитов. Попробую.

Книгу тебе новую высылаю.

Можешь показать, если хочешь, каким-нибудь рецензентам. Можете написать о ней. Нашим издателям – маслом по сердцу.

Наверное, сам я буду проездом (по смутным личным делам – из-за “Сиб. огней” и избранного в Новосибирске) в Омске числа 15. Было бы чудно, если бы вы дали – если сможете, если понравятся стихи, конечно – в эти дни (1-10-12 ноября) – подборочку. Посылаю тебе кое-что. Но это – если получится. Даю новые. Заеду – мои экз-ры вернёте. Мне они нужны в Москве будут.

Что нового – вот стихи в “Москве” и “Новом мире” (№8, №9), статья обо мне в “Сиб. огнях” №10. Если у вас продают “Сиб. огни”, купи мне хотя бы экз-ра 3-4 – приеду – рассчитаюсь. Нынче Красноярск по вине торгующих орг. вообще (!) “Сиб. огней” не получает!!!

Ну, Саша, всё! Привет Витальке. Только что получил от Вильки письмо. Пересылаю бирку АВИА тебе. Это – как эстафета – будь весел и счастлив!

Обнимаю. До встречи!!!

(Да, гостиницу мне СП сможет сделать? Дам за 2-4 дня телеграмму).

Саша, подумал и посылаю две подборки: дай в “Молодой сибиряк” и в вашу парт. обл. газету. Это стихи из новой книги стихов – выходит в “Молодой гвардии” через несколько месяцев, название: ПТИЦЫ С ЯРКИМИ ГЛАЗАМИ. Стихи о КамАЗе, всё, что тебе покажется проще, – отдай в парт. газету (Старик Фёдор, Одному для счастья, Красноярские стихи, 22 июня, Борис Кольцов, Присела птица…), а перед этим всё – в молодёжную, эти интереснее.

Обнимаю.

Р. Солнцев».

 

У меня много книг Солнцева, главным образом – с дарственными надписями, но некоторые покупал я сам. Книга, о которой идёт речь в письме, – это, скорее всего, сборник повестей «Имя твоё единственное» (М., 1973).

Виталька, которому передаётся привет, – это наш общий друг – омский журналист, прозаик, отчасти поэт Виталий Попов.

Сборник «Птица с яркими глазами» вышел в 1975 году (по ней и датируется письмо). Стихи из него мы, помню, в «Молодом сибиряке» печатали.

…Листаю сегодня эти, выходившие тогда чуть ли не ежегодно стихотворные сборнички Романа Харисовича. На некоторых страничках лёгкие карандашные пометки: значит, эти стихи мы отбирали для литературных передач, звучавших по Омскому радио, в частности, для передачи «Сибирская литература: день сегодняшний», которую я вёл в течение нескольких лет. На страницах сборника «Та осень» (М., «Советский писатель», 1970) много поправок, сделанных самим автором, причём это отнюдь не исправления опечаток, а возвращение подлинного текста после того, как над ним «поработала» цензура. Например, у стихотворения «Всё так же во дворах играли дети…» было снято посвящение В. Шефнеру. Или в стихотворении «Был спор. Буфет. Ночной вокзал…» вместо строки «Приму ли пулю, под топор ли?..» в книге напечатано: «Приму ли пулю, мухомор ли?..»

Книжки Солнцева потрёпаны, их тогда то и дело брали у меня почитать, передавали из рук в руки. Нашумевшая «Необщая тетрадь» (Красноярск, 1968) с эпатажным однострочным стихотворением: «Ушла. Надкушенное яблоко чернеет…». «Вечные леса» (М., «Молодая гвардия», 1969). «Малиновая рубаха» (Красноярск, 1972).

Вот это стихотворение из «Вечных лесов» некоторые мои друзья знали наизусть, сегодня перечитываю его, и кажется, что написано оно не тридцать с лишним лет назад, а совсем недавно:

Большие перемены на Руси.

В умах и закромах те измененья.

Сегодня каждый – подойди, спроси, –

имеет каждый собственное мненье.

Своё – о гордости и о прозренье.

О напечатанном произведенье.

И надо же – о форме управленья!

(Большие перемены на Руси.)

Ведь очень важно: собственное мненье

иметь, пусть не имея положенья,

пусть не имея сил для претворенья

тех мнений в жизнь, господь меня прости…

«14 января 1980 г.

Дорогой Александр,

С Новым (старым) годом!

Счастья тебе, здоровья,

новых (старых) друзей,

новых (новых) прекрасных книг!

Посылаю тебе № 1 “Енисея” с материалом о Драверте. Молчал, потому что не мог найти номера. Украл на радио – из шкафа.

Книгу твою прочитал – молодец. Человек он был прекрасный, и поэт отличный.

Насчёт Малютиной – она, брат, в Москве, что-то там пишет, живёт у родных. Увижу – скажу, что ты спрашивал. Книга наверняка не пропала, но, может быть, ждёт её дома.

Теперь – когда ваша “Омская зима”? С какого числа?

Дело в том, что я лечу на премьеру в Москву 25 января и вернусь числа 7-8, ну – не раньше 6. Черкни мне – как и что. Привет всем знакомым и друзьям.

Обнимаю!

Увидеться бы надо – давно не виделись!

Твой Роман Солнцев.

Вилька будет???»

 

В первом номере «Енисея» за 1979 год была напечатана подборка материалов о Петре Драверте – воспоминания о нём, его стихи. 1979 год был годом столетия со дня рождения учёного и поэта. Осенью наконец-то вышла моя книжка о нём – «Сибири не изменю!..» Я посылал её знакомым – Роману, литературоведу А.И. Малютиной из Лесосибирска.

На ежегодный литературный праздник «Омская зима» Солнцев приезжать любил, такие тусовки хороши прежде всего тем, что на них встречаешься с друзьями. Поэтому и вопрос: будет ли на празднике Вильям (к тому времени он давно уже жил в Чите).

 

Омские театры несколько раз ставили спектакли по пьесам Р. Солнцева. В мае 1981 года в Омском драмтеатре состоялась премьера по пьесе «Поверю и пойду», на которую приезжал автор. Журналист «Молодого сибиряка» В. Карнаухов взял у гостя интервью, некоторые его моменты, думаю, будет интересным прочитать и сейчас.

«Среди читающей публики Вы известны как автор поэтических и прозаических книг. Правда, несколько лет назад на одной из гастрольных афиш мелькнуло имя Романа Солнцева как автора пьесы “Моя бабушка Гулливер”. Но это, скорее, казалось случайностью. Теперь омский зритель знакомится с Солнцевым-драматургом. Ваша пьеса “Поверю и пойду” поставлена в нашем театре, она на московских афишах. Так что, расскажите, пожалуйста, историю Солнцева-драматурга.

– В 1965 году, когда в Чите принимали в члены Союза писателей двенадцать молодых поэтов и прозаиков, в том числе Александра Вампилова и меня, после торжества Саня вдруг начал читать пьесу. Мы знали рассказы Вампилова и недоумевали, зачем ему терять время на эти драматические упражнения. В театр мы не ходили и не понимали его, то было время поэзии, исповедальной прозы – всё было около стихов…

Но прошло немного времени, и мы почувствовали, что центр интереса к литературе, адрес читательского внимания сместился в сторону прозы. В те годы очень много поэтов ушло в прозу. И поскольку почти все мы были сельские ребята, попавшие в город, мы разбежались по деревням – поближе к людям, к жизни. У меня результатом этого стали семь прозаических книг, вышедших в Москве и Красноярске.

В 1972 году мы потеряли Вампилова. Если бы Саша был жив, мы бы не писали пьес – работать так истово, как он, никто из нас не умел. Размышляя о том, что сделано Вампиловым, я поразился его чутью…

…Всего за шесть лет написано двенадцать пьес. “Поверю и пойду” идёт в Московском театре имени Станиславского, “Ждём человека” – в театре имени Пушкина, “Возвращение” – в театре “Ромэн”. Репетируются две новые пьесы…» («Молодой сибиряк», 7 июня 1983).

 

Наступили перестроечные времена. Именно на них пришлись мои три попытки вступить в Союз писателей. Об этом я уже рассказывал в книге «Мой Вильям». Вначале меня с моим заявлением просто не допустили на общее собрание, ограничившись разговором (без моего присутствия) на бюро. Потом собрание всё-таки состоялось, но кандидатуру мою забаллотировали. Следующую попытку я предпринял в 1990 году, после выхода новой своей книжки. С перевесом в один голос прошёл, но… Но многоопытный Л.И. Иванов задал на собрании вопрос – как я отношусь в «письму 74-х»? (Под письмом стояли подписи и нескольких омских литераторов, см. «Литературная Россия», 2 марта 1990 г. В этом печально знаменитом письме, с которого, по сути дела, и начался непосредственный раскол российского Союза писателей, подписавшие его литераторы подробно жаловались в ЦК КПСС и Совет Министров СССР на засилье в литературной жизни представителей национальных меньшинств.) Я закусил удила и напомнил, что «Литературка» назвала данное письмо «нацистским документом». Вопрос и ответ были занесены в протокол собрания, который вместе с другими моими бумагами отправился в Москву, и, конечно же, там меня «отодвинули». К тому времени как писательская организация России раскололась, в Москве скопилось три таких омских дела – кроме меня «отодвинутыми» оказались прозаик Раиса Абубакирова и поэт Евгения Кордзахия.

А вскоре из газет я узнал об образовании Союза российских писателей, о том, что Р.Х. Солнцев – член его Правления. От Омска на Учредительный съезд СРП (1991 год) ездил критик Эдмунд Шик. Он и Михаил Малиновский отказались подписывать «письмо 74-х» и в знак протеста против него вообще демонстративно вышли из состава Омской писательской организации.

В тот смутный и беспокойный период Роман помогал нам своими советами.

<Начало 90-х гг.>

«Милый Саша!

Нас в Красноярске – членов СРП – человек 7. Но мы входим в одну Красноярскую писательскую организацию, помещение не делим, уживаемся. Ибо из-за политической смуты и страха перед будущим все тянутся друг к другу – не в пример москвичам.

Другое дело – Литфонд. Этот каверзный и опасный вопрос нынче нужно всё же доразрешить. Чтобы у нас были свои права. Как и у СПРФ.

Мой друг, член СРП – Миша Успенский, работает в газете “Свой голос”. Его дом. телефон …

Другой член СРП – Эдуард Ив. Русаков, тел. …

Мой телефон домашний – …

Позванивай!

Думаю – к лету соберём коорд. Совет и переизберём Правление.

Обнимаю!

Роман».

В 1992 году весь омский «интернационал» – Р. Абубакирову, Евг. Кордзахия и меня – приняли в СРП. И мы вместе с Э. Шиком и М. Малиновским начали организовывать местную «ячейку» нового, построенного на демократических началах писательского сообщества. Зарегистрировали наше отделение в июле 1993-го. В «актив» новой областной литературной организации вошли люди, имеющие за плечами книги, публикации в журналах, альманахах и коллективных сборниках, – Александр Лизунов, Георгий Бородянский, Александр Дегтярёв, Алексей Декельбаум, Игорь Егоров, Николай Кузнецов, Елена Миронова (Злотина), Сергей Поварцов, Владимир Чешегоров, Сергей Денисенко, Роберт Удалов, Сергей Лексутов, Елена Мурашова и другие. С тех пор в Омске существуют две параллельно работающие писательские организации.

(Кстати, красноярского «единения» тоже сейчас уже нет, просуществовало оно до начала нового века – насколько мне известно, – до того момента, когда целая группа тамошних писателей перешла из СПР в СРП.)

Итак, мы зарегистрировались и начали работать, начали думать о своём печатном органе. И тут, как на заказ, на литературном горизонте появился новый журнал, который за весьма короткий срок стал для всех нас родным – конечно же, в первую очередь благодаря Роману Харисовичу.

Литературный журнал для семейного чтения «День и Ночь» начал выходить в 1994 году в Красноярске. И состав редколлегии, члены которой жили не только в Красноярске и других сибирских городах, но и в обеих столицах, Пскове, Старом Осколе, Казани, Владимире, Латвии, и – главное – география проживания авторов, охватывающая не только всю Россию, но порой и ближнее и дальнее зарубежье, – всё это говорило о том, что «ДиН» – явление далеко не местное. Подкупал и курс на неполитизированность, выраженный в девизе-эпиграфе нового журнала:

Болящий дух врачует песнопенье.

Гармонии таинственная власть

Тяжёлое искупит заблужденье

И усмирит бунтующую страсть.

Е.А. Баратынский.

С самого начала коллеги избрали меня секретарём Омского отделения СРП (по-нынешнему – председателем). И, естественно, я воспринял журнал «ДиН», главным редактором которого был старый товарищ и единомышленник, как вполне реальную «площадку» для публикации наших произведений – как товарищей по СРП, так и, возможно, своих собственных. Ведь первый выпуск «Складчины» мы тогда ещё только начинали собирать, ещё не заглохнувший на тот момент омский альманах «Иртыш» был органом традиционной писательской организации, членов которой мы между собой в шутку называли «братья по разуму». «Сибирские огни» возродились позже. Прямая дорога была нам именно в «ДиН». Поэтому наша переписка с Романом Харисовичем в основном и посвящена делам журнальным.

Сохранились копии нескольких моих писем, которые были посланы Солнцеву ещё до того, как он пригласил меня в редколлегию. Ещё и не подозревая, что удостоюсь когда-нибудь такой чести, я, судя по этим письмам, посылал для журнала стихи Михаила Симонова и Евгения Серебренникова, рассказы Алисы Поникаровской, только что вышедшую книгу убитого киллером депутата Законодательного собрания Омской области, поэта Олега Чертова…

 

«Сборничек», о котором идёт речь в приводящемся ниже моём письме в Красноярске, вышел после семинара молодых авторов, проведённого нами в самом конце 1995 года, – «На первом дыхании. Стихи и проза молодых авторов», Омск, 1996. Это и вправду «сборничек» – тоненький, с невзрачным оформлением. Но для многих он стал стартовой площадкой в литературу, это прозаики Виктор Богданов, Алиса Поникаровская, Александр Сафронов, поэты Вероника Шелленберг, Михаил Симонов, Марина Кузнецова, детский поэт Нина Саранча…

Упоминающаяся в письме открытка от Вильяма Озолина из Барнаула оказалась последней – жить нашему общему с Романом другу оставалось меньше года. Я потом воспроизвёл эту новогоднюю открытку в своей книге «Мой Вильям».

А прекрасно изданную, красочную коллективную книгу «Пегас ворвался в класс. Стихи, рассказы, сочинения, сказки, афоризмы и рисунки школьников Красноярского края», составленную Р.Х. Солнцевым (Красноярск, 1996), я и сейчас нет-нет да и открываю – полюбоваться. Мои попытки «вдохновить» кого-нибудь в Омске на издание чего-либо аналогичного успехом не увенчались.

«Роман!

Вот выпустили прилагаемый сборничек. В связи с этим у меня к тебе вопрос, который я тебе уже задавал: нельзя ли подумать о подборке в “ДиН” “Молодые поэты Омска”? Полистай сборничек, полистай обе “Складчины” – там есть неплохие ребята.

“Складчину-3” составлять закончили. На этот раз ещё больше получилось – что-то под 40 листов. Твоя “Маша Х.” там. Издавать, правда, не на что пока, т.к. на этот раз “Инкомбанк” (наш основной спонсор), видимо, не поддержит – ему подавай более шумные проекты. Но мы не унываем – у кого-нибудь да выклянчим…

Слышал я, что съезд будет. Не знаешь – не определились со сроком?

От Вильяма получил хреновую весьма открытку – он серьёзно болеет, что-то с лёгкими.

За “Пегаса”, который ворвался в класс, спасибо! Он, конечно, впечатляет. Попытаюсь показать его нашему начальству; если вдохновится, – буду у тебя выспрашивать подробности процесса составления и издания – организационные и финансовые.

У меня, вроде бы, (тьфу х 3!) всё на мази с книжкой, которая будет называться “Вокруг Достоевского  и другие очерки”. К весне должна появиться.

Пока всё. Жду твоего решения относительно подборки.

Обнимаю!

А.Л.

Омск, 20 января 97 г

Ответ на это письмо я получил в феврале того же 1997 года, он был написан на бланке журнала «День и Ночь»:

«Дорогой Александр!

В первом же номере за этот год идёт подборка молодых поэтов Омска (ты же мне уже присылал этот сборничек – я взял оттуда).

Рад, что у тебя будет издана книга о Достоевском. Если что-то интересное предложишь в журнал (Сибирь + Достоевский), мы тут же рассмотрим.

Жму руку! Твой Роман».

Подборка молодых омских поэтов в «ДиН» № 1-2 за 1997 г. была нашим первым коллективным «десантом» на страницы журнала, она напечатана под заголовком «Письма из Омска»: Л. Телятникова, Н. Саранча, Катя Сычёва, В. Шелленберг, А. Колокольникова, А. Мысливцева, Лена Завьялова, М. Симонов и Д. Круглова. Потом такие «многофамильные» омские публикации появятся в «Дне и Ночи» ещё не раз.

Что же касается приглашения напечататься в журнале самому, то впервые это осуществится только через четыре года

 

<2-я половина 1997 г.>

«Милый Саша!

Рассказы вашей писательницы получил – но почему нет обратного адреса???

Во-вторых, М. Симонову передай этот листок – пусть ответит – и тоже с адресом!

И в-третьих – скажи Шелленберг и жене Серебренникова – надо на стихах, на каждой странице писать, чьи стихи. Мы с Астафьевым и Русаковым не можем держать в голове, где что лежало, – и начинаем уже путаться. Пусть, если хотят, повторят свои подборки. Надоела небрежность. Сил нет и времени тоже.

Обнимаю!

Твой Р.

Е. Серебренников идёт в № 1-2».

 

«Дорогой Александр!

Рассказ посылаю. Позвони или напиши. Привет коллегам по СРП.

Дела мы наладим (в СРП). Время тёмное.

Поникаровскую держим – нет денег. Журнал завис. Если у неё что-то есть новое, пусть подсылает.

С Новым (старым) годом!

Твой Роман С.

5.1.98.»

 

«Здравствуй, Роман!

Вчера получил “ДиН” № 5-6 за прошлый год. Один экз. А обычно присылали 2-3. Пожалуйста, распорядись, чтоб выслали ещё – ведь в этом № Вильям!

Рассказ твой (“Деревянная шляпа”) всем понравился. Пойдёт он в “Складчине-4”, которая в основном уже сформирована. Пожалуйста, не печатай этот рассказ нигде до выхода нашего ежегодника, а произойдёт это в конце 98-го или в самом начале 99-го года.

Приятно было увидеть в анонсе «ДиН» два омских имени (Симонов, Серебренников). Спасибо! Поникаровская высылает, как ты и писал, дополнительно несколько рассказов и новую повесть. Очень прошу отнестись к ней внимательно. В “Складчине-3” идёт её роман, а в “кассете” молодых нынче к лету выходит первая книжечка. Будем принимать в Союз.

Рад был увидеть в списке претендентов на большую Премию твоё имя. Желаю удачи!

Пожалуйста, – пошли телеграмму Михаилу. Тем более что когда-то (тоже примерно лет 30 назад) он жил в Норильске, работал там электриком и печатался в норильской городской газетке. А работал он на знаменитом Норильском комбинате и попал в аварию (взрыв детонатора в топке котельной), стал инвалидом по зрению. Телеграмму посылай на мой адрес.

Жму лапу!

Обнимаю – А.Л.

Омск, 31 янв. 98 г

 

«Ведь в этом № Вильям!» В этом номере «ДиН» фамилия Вильяма Озолина в списке членов редколлегии обведена траурной чертой: он скончался в Барнауле 16 августа 1997 года, не дожив день до своего 66-летия, от рака лёгких. В номере помещена подборка «Памяти Вильяма Озолина»: некролог, воспоминания его друга Роальда Добровенского, стихи. Некролог «Прощай, светлая душа!», подписанный «Редакция “ДиН”», наверняка писал сам Солнцев:

«Умер талантливый человек… И не просто талантливый – фантастически талантливый! Прекрасный поэт, дивный рассказчик, самобытный художник… Если не вся страна, то уж наверняка Сибирь наша с Магаданом и Сахалином содрогнётся, узнав о смерти Вильяма Озолина…»

Рассказ Романа Солнцева «Деревянная шляпа» в «Складчине-4», конечно же, помещён. Но я был наивен: вышел наш сборник не в конце 98-го и не в начале 99-го, а аж в 2004 году. И о том, как он выходил, можно целую повесть написать, одна только переписка с начальством и спонсорами займёт в этой повести страниц сто. Скажу только, что с одной стороны «Складчину-4» поддержал депутат Государственной думы «прокоммунист» О.Н. Смолин, а с другой – Фонд имени антикоммуниста №1 А.И. Солженицына. Ну чем не основа для остросюжетной литературной коллизии?

Упоминающийся в моём письме Михаил – это М.П. Малиновский.

О «большой Премии» стоит сказать особо. Тогда мы получили письмо от председателя Красноярской краевой писательской организации С.К. Задереева с просьбой поддержать книгу Р. Солнцева «Волшебные годы», выдвинутую Красноярской организацией на Государственную премию за 1997 год. «Вдруг, да в кои годы, – писал С.К. Задереев, – будет отмечена работа провинциала, много сделавшего для поэзии, для литературной жизни Сибири». Сообщалось также, что «Волшебные годы» заметили «Литературная газета», газета «Труд», журнал «Итоги», что выдвижение поддержали Союз российских писателей, а В.П. Астафьев обратился в Комиссию по премиям с личным письмом.

«Волшебные годы» были мне присланы, друзьям по писательской организации я их, конечно, показывал. Книга представляла из себя избранное за многие годы работы в поэзии. Она была хорошо исполнена полиграфически, остроумно (с использованием старых фото) оформлена.

Конечно же, мы послали письмо в поддержку выдвижения, но…

 

Весной 1998 года Роман пригласил меня стать членом редколлегии «Дня и Ночи». Разумеется, я счёл это предложение большой честью для себя. И после того, как моя скромная фамилия появилась в списке членов редколлегии рядом с такими именами, как Виктор Астафьев, Борис Стругацкий, Василий Аксёнов, Валентин Курбатов, Евгений Попов, Светлана Василенко, сотрудничество омских авторов с лучшим литературным журналом российской провинции стало ещё более активным. Я стал регулярней посылать в Красноярск письма. Печатал их на машинке, оставляя копию в специальной папке, на обложке которой выведено фломастером: «ДиН». Из неё я и вынимаю сейчас письма – Романа и копии своих – для этого документального повествования.

Как я уже рассказывал в предыдущем очерке, посвящённом Анатолию Кобенкову, осенью 1998 года меня пригласили в Красноярск на Астафьевские чтения.

Во время Чтений я впервые увидел изящные книжечки серии «Поэты свинцового века», выходящей при «ДиН». Редколлегия: В.П. Астафьев, С.Д. Кузнечихин, М.О. Саввиных и Р.Х. Солнцев. И короткое вступление к каждой из книжек:

«В отличие от золотого века и серебряного века русской поэзии наш трагический ХХ, наверное, можно назвать проще – веком свинцовым.

И если двух-трёх гениев нашего столетия, расстрелянных и умерщвлённых по лагерям, народ знает, то десятки блистательных, талантливейших мало кому известны. Их задавили нищета и водка, их сломил страх, они ушли в тень, и минуты не побывав на свету…

В силу своих возможностей мы хотели бы вернуть их – пусть не всех, не многих – современному читателю».

Во время наших встреч на Чтениях Роман Харисович сообщил, что в новой серии будет издана и книжка Вильяма Озолина. Я же в свою очередь рассказал ему об Аркадии Кутилове, покойном омском поэте-бомже, как о вполне возможном авторе этой серии, пообещал прислать его стихи.

Вернувшись в Омск, тотчас же встретился с другом и собирателем литературного наследия А. Кутилова – Геннадием Великосельским. Тот сразу же загорелся и вознамерился с ближайшей же оказией передать в Красноярск только что вышедшую большую книгу А. Кутилова «Скелет звезды» (Омск, 1998).

 

«Роман!

Скоро мы с Великосельским вышлем тебе “Скелет звезды”, и ты убедишься, что наш Кутилов прямо-таки в аккурат подходит в вашу серию “Поэты свинцового века”. Если ты с нами согласишься, то скажешь, как нам поступить дальше: подготовить текст и предисловие самим или доверить всё это вашей редколлегии. Мы согласны на любой вариант – как вам будет удобней.

Вышла ли книга Вильяма? Напоминаю тебе, что мне была обещана присылка такого количества экземпляров, с которым мы бы смогли тут организовать нечто вроде презентации.

Как здоровье “ДиН”?

Жму лапу – А.

Омск, 17 ноября 98 г

<24 декабря 1998 г.>

«Дорогой Саша!

Планирую на весну выход книжки Кутилова. Использую выдержки из предисловия Г. Великосельского (сохранив его подпись). Отобрал 45 стихотворений. Посмотрим объём – м.б., ещё добавим.

Спасибо!!!

Знал ли его Озолин? Напиши.

Твой Роман.

С Новым годом! Озолина выслал много – получишь на днях».

 

Из Красноярска пришла посылка с 80-ю книжечками В. Озолина. Сорок мы передали в городские библиотеки, остальное раздали людям, помнящим поэта. 18 февраля 1999 г. в Центральной городской библиотеке был проведён вечер, посвящённый выходу этой книжечки.

<Конец февраля 1999 г.>

«Дорогой Роман!

Вечер Вильяма прошёл весьма неплохо. Вёл его Поварцов, выступали – и с воспоминаниями, и молодёжь, впервые прочитавшая его стихи. Была довольно большая выставка. Звучали песни и стихи в авторском исполнении (сохранились на Ом. радио). Была видеоплёнка, сделанная примерно за полгода до смерти в Барнауле, куда ездила его дочь Ира (которая от Людмилы). Специально к вечеру прислала письмо вдова Мартынова. Два или три канала телевидения приезжали. Народу был полный зал. И вообще – атмосфера была хорошая.

Теперь о “ДиН”.

1) Кое-кто из тех наших авторов, рукописи которых я тебе посылал для журнала, начинают меня спрашивать об их судьбе. Это Р. Удалов (детские рассказы), Декельбаум (юмор), Витя Богданов (рассказы), Поникаровская (повесть и рассказы), рассказ Маринкина. Что-то сам, помимо меня, посылал С. Лексутов (тоже проза). Стихов я, кажется, пока не посылал. Если есть про кого-то какая-то определённость (в ту или в другую сторону), – напиши, пожалуйста. Особенно это касается Роберта Удалова.

2) Уж извини, но корректорская культура «ДиН» оставляет желать лучшего. Когда это касалось чтения журнала вообще, – как-то проходило мимо, т.к. сейчас это повальный грех всего нашего книгоиздания. Но вот прочитали Кудрявскую… Там десятка два опечаток, и среди них: “силы” вместо “сны” и особенно – “огромный” вместо “скромный” (это про денежный вклад!). А ведь журнал-то наш читают по всем городам и весям… И даже за российскими пределами… А? Я не маленький и понимаю, во что в конце концов упирается хорошая профессиональная корректура, – в хорошую оплату за эту работу. Но тем не менее…

За присланные книги (Шкапская и особенно “Тайное общество”) большое спасибо!

Жму лапу!

Твой А.Л.»

<Март 1999 г.>

«Уважаемые члены редколлегии!

Мы получаем горестные письма от авторов – почему, дескать, в публикациях встречаются опечатки? Отвечаю: журнал издаётся на общественных началах, платить корректорам нет денег, последние номера я вычитывал сам, мне помогали жена, друзья… Ваши же областные администрации так и не поддержали журнал, несмотря на призыв Астафьевских чтений в сентябре 98 года. Поэтому просьба: присылайте подборки ваших авторов на дискете! Или: присылайте тексты на машинке ЧЁТКИЕ, 1-й экземпляр – перенабирать некому, мы сканируем, а сканер плохой, шрифт не видит…

И второе. На последней странице ВСЕХ нынешних журналов написано: рукописи не возвращаются и не рецензируются. Привыкните, что это, к сожалению, правда.

Итак, журнал авторский, держится на честном слове. Посему Вы, авторы и – тем более – члены редколлегии, должны помогать мне. Если, конечно, хотите. Ничто у нас не теряется, но идёт в печать то, что ярче соседних рукописей… или – было отложено в связи с тем, что слишком много авторов уже было из вашей области или города…

Не обижайтесь, я просто не успеваю. С уважением – гл. ред. Роман СОЛНЦЕВ».

 

«Дорогой Александр!

Посылаю тебе дискету с текстом “Деревянной шляпы” и новой своей пьесы “Дедушки и бабушки” – если будет бумага, отпечатай мелким шрифтом и передай в ваш драм. театр – я давно им обещал что-нибудь прислать… Но пишу тебе, стоя на одной ноге, – улетаю к родным, не отдыхал год ни минуты…

Серия “ПСВ” пока зависла. Во 2-м номере “ДиН” я напечатал огромную подборку Кутилова. Или она в 3-м идёт? Я уже от усталости путаюсь. Директор завода, наш спонсор, разбился весной… или его убили… И пока планы наши зыбкие.

Но как-нибудь.

Передай Серебренникову эту пару снимков, которые я сделал в Питере на конгрессе поэтов.

Обнимаю. Твой Роман Солнцев. 12 августа 1999, Красноярск».

 

«Дорогой Роман!

В этот предпоследний день месяца, года, века и тысячелетия позволь пожелать тебе – человеку, которого я с гордостью считаю своим старым другом, – здоровья и много новых счастливых страниц. Давай, старик, попытаемся отхватить от века 21-го кусочек потолще и поудобоваримей. Пожить, как это ни странно, ещё хочется…

….............................................

Недавно я был в столице на фестивале “Культурные герои XXI века”, наконец-то познакомился с Василенко, и знакомство это произвело на меня само благоприятное впечатление.

Всего доброго! Обнимаю. Твой А.Л.

Омск, 30 дек. 99 г

«Дорогой Саша!

С Новым, 2000-м годом, тебя и твоих близких, а также с Рождеством!

Писать подробно и времени нет, и душа не на месте – всё кажется, что вот-вот что-то наладится с журналом и серией “ПСВ”, но увы!.. Наш генерал в разъездах, а его помощники – пииты, члены СПРФ… я думаю, тебе всё понятно.

Идти к ним на поклон в свои 60 лет я не могу и не хочу, а они, видимо, и ждут, что сломаюсь. А В.П. Астафьев практически отстранился от наших забот – устал, 75 лет и пр.

Чего жду? На что надеюсь? Пару номеров как-нибудь выпущу, собирая по крохам деньги… а дальше? И я ведь устал. И ни одна писательская организация Сибири не помогла деньгами, только напоминают и торопят: а почему наших нет?.. Причём умудряются вырвать у своих губернаторов на СВОИ издания, как будто здесь ТОЖЕ САМО СОБОЙ должно длиться наше маленькое счастье. Прашкевич говорил, будто бы в Новосибирске кто-то (КТО?) объявил, что Сибирское соглашение решило помогать “Сиб. огням” и – будто бы! – “ДиН”. Но никто не пишет и не помогает! Ты там рядом с Полежаевым, а он – как бы начальник в СибСоглашении – так что они решили???

Единственная подвижка по серии – Астафьев в ночь на Новый год побожился, что хоть Кутилова да мы издадим. У кого он денег возьмёт? Пока молчит.

Что касается твоих авторов, то все они интересны. Кстати, ваша П-ская – тоже, но и мне такая проза не близка. Будем издавать – будем печатать. Но не романы. Вещи покороче.

Обнимаю! Привет коллегам! Твой Роман Солнцев.

7 января 2000 г.

Красноярск.

Поздравляю и с премией! У вас, я вижу, власть потеплее».