| |
Наш альманах - тоже чтиво. Его цель - объединение творческих и сомыслящих людей, готовых поделиться с читателем своими самыми сокровенными мыслями, чаяниями и убеждениями.
Выпуск седьмой
Рецензиии
Радуйся любой статье о себе, если только она не в траурной рамке.
Брендан Бихан
Мария Шамова
ПОЭТИЧЕСКИЙ СБОРНИК АЛЕКСАНДРА РАЕВСКОГО «ЗАБУРАНЕННЫЙ РАЙ». ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ МИР ПОЭТА
Сборник «Забураненный рай» стал четвёртым в творческой судьбе сибирского поэта Александра Дмитриевича Раевского. В новую книгу вошли как новые стихотворения, так и хорошо известные, ставшие своеобразной визитной карточкой поэта, – «Детство», «Зимняя трава», «Железные цветы», «Прощальное», «Час придёт – тоскою смертной заболею».
Самые разные темы звучат в стихотворениях Раевского: это и родина, и деревня, и любовь, война, поэт и поэзия. Автор размышляет о современности, о вечных ценностях, о смысле человеческой жизни.
Особое место в поэзии Александра Раевского занимает тема родины, «шестая, седая часть суши» ли это, или Сибирь, или «деревенская ляга». Эта тема тонко переплетается с темой природы. Так рождаются удивительные образы. Перед глазами читателя возникают деревенские пейзажи, где «по канаве – лопухи, лопухи», где «пролетает востроглазая птица», где «дырявый чугунок на бугре» и «прокисло в сенцах молоко». И всё это становится родным сердцу читателя, и волнует, и зовёт прикоснуться к чудесному деревенскому миру.
Природа у Раевского одухотворена. В ней есть целостность, небесная гармония, божественное начало. Всё в природе и мило, и радостно.
Тема природы в творчестве поэта часто связана с философскими темами жизни и смерти, поиска смысла жизни, странничества. Это и «снегом брюхатая осень», и «тучи-пилигримы», и берёза – «символ отчизны», что не только радует своей красотою, но и призвана греть человека теплом своего догорающего тела.
Ты прости меня, символ отчизны,
Всё же это не худшая смерть –
Перед тем как бесследно исчезнуть
Напоследок кого-то согреть.
(«Чтобы в лютую зиму не мёрзнуть...»)
Жизнь берёзы, её гибель – это символ жизни и смерти человека, лирического героя. Поэт провозглашает великую ценность: отдать тепло кому-то – «кого-то согреть» – прежде чем покинуть этот мир.
Но человек, вторгаясь в гармонию природы, несёт ей гибель («Промзона»). Лирический герой негодует, ему больно видеть «дымы, как подземные тени», домны, мартены «на фоне кипящего шлака». Люди будто не ведают, что творят. Трубы, источающие дым, подобны сатанинским храмам. Возникает аллегория, в которой человека, «отлучившегося от жизни» на земле, где «серые задворки отчизны», «прокопченные одежды», не устрашит даже загробный ад. Урбанистическому мироощущению противопоставляются вечные ценности: «пронзительное небо», раздолье, друзья, мама.
Здесь же возникает смятение и боль за судьбу человека в прекрасном мире природы и недружелюбном мире людей. Так появляются гражданская и историческая темы. Поэт размышляет о человеке, о стране.
Судьба страны – непосильная, неисповедимая, противоречивая и тревожная. Здесь «условность в форму законов облекает всесильная ложь». Возникает ощущение не потерянных, не погибших, но несчастливых поколений в стране циничной и фальшивой, где «горизонт» «беспросветным враньём загрязнён», он «кровью пенится» «на вражде, на игле да на водке». Человек раздавлен, когда его превращают в функцию. И как оплот равнодушия страны – война, страдание, смерть. Война – великое зло. Простая, частная, человеческая жизнь не защищена. Жертвою войны становится молодость, жизнь – великие ценности – и эти жертвы бессмысленны («Печальный гарнизон», «Колосок»). И всё будто сжирается временем, самоуничтожается, превращается в обломки, в огрызки, в ничто («Загадка ХХ века»). И, может, поэтому «по кругу... стакан мутный и хмельной» становится прибежищем русского человека... и здесь нахлынет буйство и заиграет широта русской необузданной души:
Правда иногда взыграет что-то,
Может быть, плебея естество –
Поозоровать найдёт охота,
Только это злое озорство.
(«Раньше было проще и счастливей...»)
Но здесь же и надежда, и призыв:
Встань, родимая, с белых коленей,
Паразитов и пепел стряси,
Приголубь хоть одно поколенье,
Хоть одно поколенье спаси.
(«Голуби»)
Своеобразным проводником света в этот зыбкий проявленный мир является душа поэта. Он творец и глашатай, он носитель чистого, божественного духа. Поэт способен постигнуть некие истины и тайны, не доступные другим.
Стихи Раевского исполнены светлой
ностальгией, печалью о невозвратности детства, юности. Это тоска по маме,
бабушке, желание обрести былую радость, прикоснуться к родным и любимым душам.
Поэт представляет молодость и старость в ярких образах. Молодость – жизнь,
свежесть, красота; старость – увядание, печальная неизбежность. Их встреча
символична, она скрывает те законы жизни, которые не может одолеть простое
человеческое сознание. И такой нежной, трогательной печалью пронизаны эти
строки о невозвратности дней, о неумолимости времени («Встреча»).
В ностальгических строках о детстве, в размышлениях о молодости угадываются вечные вопросы. Так в поэзии Раевского появляется философская тема, мотивы жизни и смерти. Конечность жизни иногда пугает («Позднее прозрение»), иногда представляется шагом в иной, то ли неизведанный, то ли позабытый мир.
Я ещё ни к чему не готов –
Ни к мольбам, ни к бессмертью, ни к смерти.
(«Просьба»)
Или такие строки:
Пусть когда и шатнусь, но я жить не устал,
Это сердце в груди не готово разбиться!..
(«Свет вечерний высок. Еще нету семи...»)
Покидая мир, душа «в астрале зябнет обнажённая» и глядит на голубую планету завороженно, где «никому там счастья нету» и «всё мгновенное, напрасное». Лирический герой будто не вполне доверяет бессмертию, боится оторваться от родного, любимого, земного:
На земле душе нет
пристанища,
Ведь не вечный я,
лишь прохожий я.
Только как же здесь
ты останешься,
Уголок ты мой
неухоженный...
(«Стареющий двор»)
Необычайно символично стихотворение
«Чёрное и белое». Здесь скрыта философская мысль о дуалистичности мироздания.
Здесь жизнь и смерть, свет и тьма – вечно противостоящие и вечно единые. Они
всегда полярны, они всегда рядом и одно переходит в другое. Мысль эта вошла в
необыкновенные, таинственные образы: «чёрный камень с белой точкой», «белый
череп с чёрной точкой». И неодолимо влечение человеческое, что находится на
перепутии тёмного и светлого, познать эту страшную тайну перехода одного в
другое, уловить мгновение в вечности – мгновение столкновения двух начал.
Поскольку лирический герой Раевского – человек земной, не лишённый страстей, его душа бунтует, требует сопротивления злу без смирения. Ему будто не достаёт чего-то: радости ли, покоя, его томит жажда высокого, влечёт к дальнему, неземному, неизведанно-прекрасному:
Как много в судьбе алкоголя,
Как мало божественных снов.
(«Раба выжимаешь по капле»)
Мечта облачается в живые образы
летящих оленей, крылатых коней («Где-то на севере»). Так поэт возвращается к
исконному миру природы, к его божественно-мудрой истине, в которой лирический
герой может отыскать утраченное.
Тема любви в поэзии Раевского представлена сложно, многогранно. В первую очередь это высокая ценность, которая всегда рядом с молодостью, жизнью. С ней всё легче, проще, светлее. Автор обращается к простой, земной любви, к эросу. В ней соединение двух дыханий, двух жизней. Эта любовь находится под покровительством природы, благословлена языческим божеством:
Святый вечер, сладкий стон, катится колечко...
И славянский Купидон сам держал им свечку.
(«Храм любви»)
В стихотворении «Зодиакальная несовместимость» любовь представляется как дисгармония, противоречие, противостояние себе и ей. Такая любовь – наваждение, она способна даровать минутное счастье, но только взамен на мучительные страдания. Она – «любовь пропащая» – может быть неотвязным проклятьем, она же остаётся неразрешимой загадкой.
По-особому привлекательно звучат стихи, где любовная лирика сочетается с живым и простодушным юмором:
Так устал он актрису любить,
Полюбил из котельного цеха.
(«Любовь земная»)
Юмор, замечательный, свежий и чистый, наполняет многие стихотворения поэта с самой различной тематикой. Иногда в стихах Раевского появляется ирония («Преданный»), которая раскрывает его поэтический талант с новой стороны.
Необыкновенно богат и широк художественный мир поэта Александра Раевского. В его стихах можно отыскать много прекрасных, новых, но знакомых сердцу образов. Здесь «пугливы розовые снеги», «пылают главы облаков», «отяжелев от сумерек пахучих, мерцает росами трава». Такие живые, очеловеченные образы природы оказываются особенно привлекательными; они созвучны внутреннему состоянию лирического героя: печальные, тревожные и светлые, дарующие силы и обновление. Автор использует самые разные средства художественной выразительности, его строки метафорически ёмки, его речь богата яркими эпитетами и необыкновенными сравнениями. Поэзии Раевского свойственны есенинские откровенность, тревожность, порывистость, буйство и в то же время задумчивость и тихая печаль. Язык его стихотворений лёгок и прост, а ритмы их разнообразны и мелодичны.
Очень точно охарактеризовал творчество А.Д. Раевского рецензент его первого сборника Виктор Баянов: «В его стихах обыкновенная, привычная жизнь, здоровый дух чаще всего деревенского, сельского мира. Широко и добро вглядывается автор в этот мир, незаметно и властно вовлекая и нас, читателей, в круг своих привязанностей, мыслей и чувств. Стихи А. Раевского упрочнены, если можно так сказать, искренностью, ощущением несочинённости, подлинности происходящего».
Вышедшая в 2005 году книга Александра Раевского «Забураненный рай» – поэтический сборник, достойный самых высоких оценок за его динамичность и тонкость, искренность и простоту. Он открывает талант поэта во всей его широте и многогранности. Если говорить словами автора, то «талант он и в тайге талант» и это как нельзя лучше подходит к личности самого Раевского.
В заключение приведём несколько наиболее полюбившихся нам стихотворений этого автора:
Детство
По канаве – лопухи, лопухи...
За канавою ковром – лебеда.
Растеряли своих кур петухи,
Ни квохтанья, ни пера, ни следа.
От жары сухой плетень – серебром.
Хмель с козявками на том серебре;
Как рубахи, облака за бугром,
И дырявый чугунок на бугре...
В холодке лохматый псина с утра
Дразнит улицу большим языком.
В сенцах мамка звякнет дружкой ведра
–
Скоро летушку звенеть молоком.
И с какой-то погремушкой в руке,
Понимая этот пёстрый мирок,
Как на троне ты сидишь на горшке,
Раз-два летний деревенский царек.
Встреча
Молодость гуляла, бёдрами качала,
Старость наблюдала, сидя у дороги.
Молодость гуляла и не замечала,
Как туман цеплялся ей за босы ноги...
Выйду на дорогу, молодость решила,
Нарвала цветов я, что мне в поле
делать?
Старость на дороге тень свою сушила,
Из-под тёмной шали ласково глядела.
Молодость на старость глянула
брезгливо,
Ветхую черницу обходя надменно,
Старость улыбнулась: «Как же ты
красива!
Но тебя сгублю я, девка,
непременно...»
Встала и вдогонку рукавом махнула –
Зашумели в поле белые бураны,
В сердце ретивое холодом дохнуло...
Всё бы ничего бы, но зачем так рано?
Ну зачем так рано, ну зачем так
быстро
Пухом лебединым разлетелись годы,
Горькою морщинкой, прядью серебристой
Крепко зацепила злая непогода?..
...Молодость другая в голубую кружку
Ягоды сбирала, по цветку гадала...
Молодость былая седенькой старушкой,
Сидя у дороги девку поджидала.
Душа
Над бездной космоса – могила,
Крестом надёжно заземлённая...
Душа на землю приходила,
Ушла больная, изумлённая.
В коре оставив оболочку,
В астрале зябнет обнажённая...
На голубую эту точку
Глядит, глядит, заворожённая:
Лениво вертится планета,
Такая теплая, атласная;
А никому там счастья нету,
А всё мгновенное, напрасное...
Прощальное
Всё! Не вижу платья из-за зарева...
До свиданья, август, и прощай.
Только зря ты на себя не наговаривай
И печалей мне не завещай.
Завтра осень.
С ней тебе не справиться.
Так узнай же, прежде чем умрёшь:
Это я любимой разонравился,
Ты же был воистину хорош!
Час придёт – тоскою смертной заболею.
Растворюсь в невыносимо вечной
мгле...
Ни о чём таком как будто не жалею,
Жалко, Пушкина не встретил на земле.
Свечка выгорит – и время всё залижет.
Риск большой, но и надежда велика:
Вдруг его в полях заоблачных увижу,
Пусть случайно... сквозь туман... издалека.
|
|